ОНО - Стивен Кинг

Понемногу, по мере вступления весны в свои права, он овладел управлением Сильвера. За это время никто из родителей не заметил, что он играл со смертью, катаясь на велосипеде. Он думал, что спустя несколько дней после покупки они вообще перестали лицезреть его велик — для них он был просто реликвией с облупившейся краской, которая в дождливые дни прислонялась к стенке гаража.

Хотя на самом деле Сильвер был больше, чем пыльная старая реликвия. Он не очень смотрелся, но он летал, как ветер. Друг Билла — его единственный настоящий друг по имени Эдди Каспбрак — разбирался в механике. Он показал Биллу, как привести Сильвера в форму, — какие болты подтягивать и регулярно проверять, где смазывать цепные колеса, как подтягивать цепь, как наложить пластырь, когда шина спустилась от прокола.

«Тебе нужно его покрасить», — вспомнил он слова Эдди, но Билл не хотел красить Сильвера. Он даже себе не мог объяснить причину, но ему хотелось, чтобы его «Швинн» оставался таким, как есть. Он смотрелся как настоящая колымага, которую беззаботный ребенок регулярно оставлял на улице в дождь, которая трещит и скрипит. Он выглядел как колымага, но летал как ветер. Он…

— Он побеждал дьявола, — говорит Билл вслух и смеется. Его попутчик внимательно приглядывается к нему; у смеха — та же воющая оболочка, от которой у Одры побежали мурашки.

Да, Сильвер смотрелся не лучшим образом, с его облупившейся краской и старомодным багажником над задним колесом и рожком с черным резиновым пузырем; этот рожок постоянно прикрепляли к рулю ржавым болтом размером с детский кулак. Не лучшим образом.

Но как Сильвер ехал! Боже!

Это была, черт возьми, здоровская штука, потому что Сильвер спас жизнь Биллу Денбро на четвертой неделе июня 1958 года — через неделю после того, как он встретил Бена Хэнскома в первый раз, через неделю после того, как он, и Бен, и Эдди построили запруду, на той неделе, когда Бен, и Ричи Тозиер, и Беверли Марш объявились в Барренсе после субботнего утренника. Ричи ехал позади него, на багажнике Сильвера, в тот день, когда Сильвер спас жизнь Билла… так что можно считать, что жизнь Ричи тоже. И он помнил дом, из которого они убегали, да. Он помнил его отлично. Тот проклятый дом на Нейболт-стрит.

В тот день он мчался на огромной скорости, чтобы обвести вокруг пальца дьявола; о да, конечно, разве вы не знаете. Дьявола с глазами блестящими, как старые монеты. Старого волосатого дьявола с полным ртом окровавленных зубов. Но все это пришло потом. Если Сильвер спас жизнь Ричи и его собственную в тот день, тогда, возможно, он спас и жизнь Эдди Каспбрака в другой день, когда Билл и Эдди встретили Бена около раскуроченных остатков их запруды в Барренсе. Генри Бауэрc, выглядевший так, как будто он вырвался из дурдома, разбил нос Эдди, а затем у Эдди разыгралась астма, а его аспиратор оказался пустым. И в тот день тоже Сильвер пришел на помощь.

Билл Денбро, почти семнадцать лет не садившийся на велосипед, выглядывает из окна самолета; нет, в 1958 году он бы ему не доверился. «Пошел, Сильвер, ДАВААААЙ!» — думает он, вынужденный закрыть глаза, чтобы сдержать ручеек слез.

Что случилось с Сильвером? Он не может вспомнить. Та часть декорации еще в затемнении; тот прожектор еще не включен.

Возможно, это милосердие.

Пошел.

Пошел, Сильвер.

Пошел, Сильвер…

…ДАВААААЙ! — закричал он. Ветер разрывал слова над его плечом, как развевающуюся креповую ленту. Они казались большими и сильными, те слова, они казались триумфальным ревом. И были единственными.

Он нажимал на педали на Канзас-стрит, направляясь в сторону города и медленно набирая скорость. Сильвер катился, как только его приводили в движение, но привести его в движение было двойной работой. Набирая скорость, серый вел был подобен большому самолету, катящемуся по взлетно-посадочной полосе. Сначала вы не верите, что такая огромная ковыляющая штуковина сможет когда-нибудь оторваться от земли, — абсурд! Но затем вы видите ее тень внизу и не успеваете удивиться — не мираж ли это? Когда тень вытягивается, самолет уже вверху, он прорезает себе путь сквозь воздух, холеный и грациозный: мечта в удовлетворенном мозгу.

Сильвер был похож на самолет.

Билл ехал под гору и все сильнее нажимал на педали, его ноги работали вверх-вниз, в то время как он стоял на велосипедной вилке. Пару раз разбившись из-за этой вилки самым болезненным для мальчика местом, он теперь старался как можно выше задрать трусы перед тем, как сесть на Сильвера. Позднее, тем же летом, наблюдая за этим процессом, Ричи говорил: «Билл делает это потому, что ему когда-нибудь захочется иметь нескольких детишек, которые будут похожи на его жену, верно?»

Они с Эдди до предела опустили сиденье, и теперь, когда он стоя работал педалями, оно ударялось о его поясницу и натирало ее. Какая-то женщина, вырывавшая сорняки в своем саду, прикрыв глаза рукой, посмотрела как он гонит. И слегка улыбнулась. Мальчик на огромном велосипеде напомнил ей обезьяну, которую она однажды видела катающейся на одноколесном велосипеде в цирке «Барнум и Бейли». «Однако ведь он может убиться, — подумала она, принимаясь за работу. — Этот велосипед для него слишком большой. Впрочем, это не ее проблемы».

Билл был не так глуп, чтобы вступать в спор с большими парнями, когда они пробились из кустов, похожие на охотников в дурном расположении духа, которые идут по следу зверя, успевшего покалечить одного из них. Однако Эдди необдуманно открыл свой рот, и Генри Бауэрc обрушился на него.

Билл, конечно, знал, кто они: Генри, Белч и Виктор были худшие из худших в школе. Они пару раз зверски избили Ричи Тозиера, с которым Билл немного дружил. Билл считал, что Ричи сам отчасти был виноват. Не зря его называли Затычка.

Однажды в апреле Ричи проехался по поводу их воротников, когда они трое проходили мимо него по школьному двору. Воротники у всех троих были подняты, как у Вика Морроу в «Школьных джунглях». Билл, который оказался рядом и апатично бросал стеклянные шарики, ничего толком не понял. Не понял и Генри, и его друзья… но и того, что они услышали, было достаточно, чтобы повернуться в сторону Ричи. Билл подумал, что Ричи хотел это сказать потихоньку, но беда в том, что он не умел говорить тихим голосом.

— Что ты сказал, четырехглазый подонок? — спросил Виктор Крисс.

— Я ничего не сказал, — возразил Ричи, и этими его словами в сочетании с естественно испуганным лицом, возможно, все бы и ограничилось. Но рот Ричи был как наполовину укрощенная лошадь, в любой момент готовая понести. И этот рот добавил: