ОНО - Стивен Кинг

— Нет, а что с ним?

— Убили прошлой осенью. Какой-то парень убил его. Вырвал руку — прямо как вырывают крылышко у мухи.

— Боже мой!

— Билл — он обычно несильно заикался. Сейчас ужасно. Ты заметил, что он заикается?

— Да… немного.

— Но его мозг не заикается — понимаешь, что я имей в виду?

— Да.

— Ну в общем я тебе это рассказал, потому что ты хочешь, чтобы Билл был твоим другом, а с ним лучше не заговаривать о его маленьком братишке. Не задавай ему вопросов. Он от этого весь съеживается.

— Господи, еще бы, — сказал Бен. Он теперь, смутно вспомнил о маленьком мальчике, которого убили прошлой осенью. Интересно, думала ли мать о Джордже Денбро, когда давала ему часы, которые он теперь носил, или о более ранних убийствах. — Это случилось сразу после большого наводнения?

— Да.

Они дошли до угла Канзас и Джексон, где должны были разойтись. Тут и там бегали ребята, играя в салки и в бейсбол. Один смешной маленький паренек в больших белых шортах шел с сознанием собственной значимости за Беном и Эдди, катил хула-хуп и кричал: «Эгегей!»

Мальчишки посмотрели на него, удивленные, потом Эдди сказал:

— Ну, я должен идти.

— Подожди секунду, — сказал Бен. — У меня есть идея, если ты действительно не хочешь идти в травмопункт.

— Да? — Эдди посмотрел на Бена в сомнении, но с надеждой.

— У тебя есть пятицентовик?

— У меня есть десятицентовик. А что?

Бен рассматривал высыхающие темно-бордовые пятна на рубашке Эдди.

— Зайди в магазин и купи шоколадное молоко. Пролей примерно половину себе на рубашку. А когда придешь домой, скажи маме, что ты все его пролил.

Глаза Эдди прояснились. За четыре года, с момента смерти отца, зрение матери значительно ухудшилось. Из-за самолюбия (и потому, что она не умела водить машину) она отказалась от консультаций с окулистом и не хотела носить очки. Высохшие пятна крови и пятна от шоколадного молока выглядели почти одинаково. Может быть…

— Это может сработать, — сказал он.

— Только не говори, что это моя идея, если все раскроется.

— Не скажу, — сказал Эдди. — Пока, аллигатор.

— О'кей.

— Нет, — сказал Эдди — когда я говорю так, ты должен ответить: «До скорого, крокодил».

— До скорого, крокодил.

— Понял. — Эдди улыбнулся.

— Ты что-нибудь имеешь в виду? — сказал Бен. — Вы на самом деле парни хладнокровные?

Эдди выглядел более чем смущенно, он явно нервничал.

— Билл хладнокровный, — сказал он и ушел.

Бен смотрел, как он шел до Джексон-стрит и затем повернул к дому.

Через три квартала он увидел три хорошо знакомые фигуры, стоящие на автобусной остановке на углу Джексон и Мейн. Ему здорово повезло, они стояли к нему спиной. Бен нырнул за забор, сердце у него отчаянно билось. Через пять минут междугородный автобус Дерри — Ньюпорт — Хейвен остановился, Генри и его дружки вынесли свои зады с остановки и прыгнули внутрь.

Бен подождал, пока автобус не скрылся из поля зрения, и поспешил домой.

Той ночью с Биллом Денбро случилась ужасная вещь. Она случилась второй раз.

Его мама и папа были внизу и смотрели телевизор, почти не разговаривая друг с другом, сидя на разных концах кушетки, как столбики-подставки для книг. Было когда-то время, когда комната, где стоял телевизор, открывающаяся на кухню, полна была разговоров и смеха, и того и другого было так много, что порой невозможно было слушать телевизор.

— Замолчи, Джордж! — кричал обычно Билл.

— А ты прекрати жрать воздушную кукурузу, — отвечал обычно Джордж.

— Ма, заставь Билла дать мне воздушную кукурузу.

— Билл, дай ему воздушную кукурузу. Джордж, не называй меня Ма. Ма — это похоже на блеянье овцы.

Или отец шутил, и они все смеялись, даже мама. Билл знал, что Джордж не всегда понимал эти шутки, но он тоже смеялся, потому что все смеялись.

В те дни мама и папа также были подставками для книг на кушетке, а он и Джордж были книгами. Уже после смерти брата Билл тоже старался быть книгой между ними, когда они смотрели телевизор, но это была холодная и неблагодарная работа. С двух сторон он ощущал холод, а дефростер Билла был слишком невелик, чтобы справиться с ним. И он должен был уходить, потому что этот холод замораживал его щеки, и от него у мальчика слезились глаза.

— Ххотите ппослушать шутку, которую я ссслышал сегодня в шшшколе? — попытался он расшевелить их однажды, несколько месяцев назад.

Молчание. По телевизору преступник просил брата-священника спрятать его.

Отец Билла оторвался от журнала, который смотрел, и взглянул на Билла с мягким удивлением. Потом снова обратился к журналу. Там, на картинке, был изображен охотник, уставившийся из сугроба на огромного ревущего полярного медведя. «Искалечен убийцей из Белых Пустынь» — так называлась статья. Билл подумал: «я знаю, где находятся белые пустыни, — между папой и мамой на этой кушетке».

Мама совсем не подняла головы.

— Это насчет того, сколько нужно французов, чтобы ввернуть лампочку, — начал Билл. Он почувствовал мелкую испарину на лбу, как бывало в школе, когда он знал, что учительница игнорировала его, пока могла, но скоро должна его вызвать. Он сказал это слишком громко, но казалось, не может понизить голос. Слова эхом отдавались в его голове, как сумасшедший перезвон, сжимаясь и изливаясь опять.

— Ттты знаешь, сссколько?

— Один — чтобы держать лампочку, и четверо — чтобы повернуть дом, — равнодушно сказал Зак Денбро и перевернул страницу журнала.

— Ты что-то сказал, дорогой? — спросила мама, а в Театре Четырех звезд брат, который был священником, уговаривал брата, который был бандитом, признать свой грех и молиться о прощении.

Билл сидел, истекающий потом, но холодный — такой холодный! Было холодно, потому что на самом деле он не был единственной книгой между ними двумя: Джордж все еще находился там, только теперь это был Джордж, которого он не мог видеть, Джордж, который никогда не просил воздушной кукурузы и не вопил, что Билл его обижает. Этот новый вариант Джорджа никогда не вырезал чертиков. Это был однорукий Джордж, бесцветно, задумчиво молчаливый в призрачном бело-синем мерцании «Моторолы», и, возможно, не от родителей, а от Джорджа исходит этот жуткий холод; возможно, это Джордж был настоящим убийцей с Белых Пустынь. В конце концов Билл убежал от холодного, невидимого брата к себе в комнату, где он лег лицом в постель и плакал в подушку.

Комната Джорджа оставалась такой же, какой была в день его смерти. Недели через две после похорон Зак положил игрушки Джорджа в картонную коробку, имея в виду отдать их то ли Доброй Воле, то ли Армии Спасения, то ли еще кому-то в этом роде, как считал Билл. Но, когда Шерон Денбро увидела, что он выходит с коробкой в руках, ее руки, как испуганные белые птицы, взвились к голове, зарылись в волосы и там замкнулись в кулаки. Билл при виде этого повалился на стену — сила вышла из него, ноги не держали. Его мать выглядела сумасшедшей, как Эльза Ланкастер в «Невесте франкенштейна».