Райская птичка - Трейси Гузман

Она лишь на пару недель опоздала на Журавлиный фестиваль. Как соблазнительно оказаться всего в нескольких часах пути от «Леса апачей»[47] и Рио-Гранде[48]. Элис представила, как лежит на животе, наведя бинокль на канадских журавлей и белых гусей на зимовье, и с изумлением наблюдает за массовыми утренними отлетами и вечерними прилетами. Это была давняя мечта, и даже теперь, несмотря на очевидную невыполнимость, она терзала Элис: мир как один гигантский птичник, который она жаждала увидеть, со всеми его пернатыми обитателями в естественной среде. В тысячу раз лучше внимать их крикам, приглушенным зелеными зарослями или отраженным от стен каньонов, чем слушать глупую машину, выплевывающую краденые обрывки их песен. Несравнимо легче было грезить обо всем этом, чем думать о дочери, становившейся ближе с каждым поворотом путей, с каждым мильным столбом, мимо которого проскакивал поезд.

В Лэми проводник снял ее чемоданы с полки, помог сойти и указал, в какой стороне находится автобусная остановка. Лэми показался Элис городом-призраком, и, хотя воздух был свежим, а небо чистым и светло-голубым, она вздохнула с облегчением, когда к остановке подъехал автобус. Элис оказалась единственным пассажиром, и молодая женщина-водитель принялась дружелюбно расспрашивать ее о планах, давая советы по поводу ресторанов и галерей, которые стоит посетить.

– Вас интересует искусство коренных жителей Америки? Современное латиноамериканское? Фотография? Американский модерн?

Она протараторила еще несколько вариантов, но Элис потеряла нить разговора и смотрела, как земля убегает от затененных окон автобуса, как мимо проскакивают ручейки, призрачные остовы осин среди сосен, горы Сангре-де‑Кристо. На девушке была ковбойская рубашка с цветочным узором, а ее толстая коса из иссиня-черных волос прыгала по спине с каждым толчком автобуса. Прыжки. Толчки. Суставы Элис бунтовали, но голос девушки был полон энтузиазма и завораживал своим решительным жизнелюбием. Впервые с начала своего путешествия Элис подумала о Томасе и о том, как странно, что Агнета очутилась не где-нибудь, а именно здесь, в городе, где художественных галерей не меньше, чем ресторанов. У нее дрожали руки. С чего она взяла, что все это ей по силам?

– Я здесь ненадолго. Наверное, постараюсь увидеть всего по чуть-чуть.

– Хороший план, если вы здесь впервые. В любом случае сегодня лучше не бросаться с места в карьер, дать организму время привыкнуть к высоте. С непривычки может раскалываться голова. Кстати, – девушка выудила из-под пепельницы визитку и протянула ее Элис через плечо, – я делаю массаж, если вам интересно. Шиацу, тайский, горячими камнями. Краниосакральная терапия. На любой вкус.

– Буду иметь в виду, – сказала Элис, незаметно опуская визитку в щель между сиденьем и спинкой.

В ее гостиничном номере пахло сосной пиньон. Глинобитные стены были серовато-коричневыми, мебель тоже отличали мрачноватые тона: кирпично-красный диван с подушками цвета какао, плед с орнаментом навахо и два кожаных кресла шоколадного оттенка. Все это успокаивало глаз после яркого солнечного света снаружи. На стенах висело несколько образцов искусства индейцев, а сводчатую нишу у двери занимал амулет – деревянная фигурка медведя. Когда носильщик ушел, предварительно объяснив, где льдогенератор и как включается газовый камин в углу, Элис, не снимая одежды, забралась на большую кровать и накинула на плечи одеяло из грубой шерсти. Обстановка была странной, и Элис не могла понять, в чем дело, пока еще раз не обвела комнату взглядом и не догадалась, чего не хватает: присутствия другого человека. Она была одна.

Элис не оставалась одна с тех пор, как они с сестрой переехали в Теннесси. Рядом всегда были Натали и Сейси, а потом Финей и часто Фрэнки. Большую часть жизни Элис проводила в обществе людей, которые о ней заботились. Какой бы самодостаточной ей ни хотелось быть, она во многом зависела от доброй воли других. Не могли бы вы это поднять? Откройте, пожалуйста. Будьте добры, придержите дверь, возьмите пальто, поднесите книги. Оказаться в полном одиночестве было так же странно, как посетить Северный полюс – холод и ясность, ослепительное сверкание тишины, отсутствие диалогов о помощи, к которым она привыкла.

Что из самого худшего может случиться? Элис мысленно перебрала части своего тела, признавая раздраженность тут, воспаление там, бетонную тяжесть здесь. На сей раз это была беспристрастная оценка, как будто она смотрела на себя с орбиты далекой планеты. Я могу умереть. Театрально и маловероятно, ведь она мило устроилась в уютном гостиничном номере с телефоном под рукой. Но облегчением было в кои-то веки подумать об этом и не почувствовать груза вины. Дома, каким бы вероломным ни было ее тело, казалось постыдным рассуждать о подобных вещах, когда столько людей суетилось вокруг, жертвовало своим временем, ежедневно устраивало ритуалы помощи в ее честь. Но здесь, в атмосфере мистики и древнего колдовства, размышлять о том, что однажды она может освободиться от пут, которые держат ее на земле, было не так тревожно.

Музыка, звучавшая из проигрывателя компакт-дисков на прикроватном столике, являла собой неземное сочетание свирели, диджериду[49], хорового пения и ударных, похожих на погремушки и трещотки. Все это баюкало Элис и навевало грезы о полете. Проваливаясь в сон, она как будто слышала за окном вой волка или койота и не могла разобрать, то ли она в Теннесси и видит сон о Нью-Мексико, то ли, наоборот, в Нью-Мексико видит сон о Теннесси. Единственным, что не казалось Элис чужим, была постель, и она ухватилась за уголок простыни, чтобы та никуда от нее не делась.

Элис проснулась в темной комнате. Сначала она не могла понять, где находится, и пыталась нащупать стакан с водой и часы. Она уже перебросила ноги через край кровати и стала искать тапочки. Только после того, как ее берцовая кость наткнулась на столик, она вспомнила и выставила перед собой руку, чтобы включить лампу. Девять часов. И она не позвонила Финею. Элис набрала его номер, благо разница во времени всего час. Голос Финея в телефонной трубке звучал неестественно, и, чем дольше они говорили, тем большим казалось расстояние между ними.

– Я уснула.

– Я звонил. У тебя был выключен телефон?

– Наверное.

– И табличка «Не беспокоить» на двери? Никто не хотел соединять меня с твоим номером.

Элис не помнила, чтобы она что-то вешала на дверь. Она вообще мало что помнила о своем приезде. В тусклом свете ночника комната казалась огромной и чужой, по стенам расползались странные тени, снизу доносилась музыка.