Затвори за собой поднебесье - Хаим Калин

Хаим Калин

ЗАТВОРИ ЗА СОБОЙ ПОДНЕБЕСЬЕ

От автора

Сюжет произведения – производное голого авторского вымысла. Любые совпадения с реальными лицами, событиями и структурами – не более чем прием для подстегивания читательского интереса.

Глава 1

Настроение было скверным, но Олег даже не понимал, почему: «Что тут, что там – идиллия, ровная колея…» Меж тем буквально днями его покинула Лариса, юная модель из Днепропетровска, – ощущал он звон той «оплеухи» ныне или нет…

Подружку сосватал Джерри, чистокровный американец, друг и совладелец их сети бензоколонок на юге Калифорнии. Олег так и не выпытал, откуда девуля свалилась на голову Джерри, умудрившись просочиться через миграционное сито США. Забылось и выяснить, как Лариса и Джерри целый месяц общались, – в ее английском сиротливо ютилось лишь слово «model».

Лариса объявилась вчера, около полуночи, позвонив с мобильного, подаренного Олегом еще в первые дни их интрижки-сожительства. Сообщила, что перебралась на атлантическое побережье и о возвращении даже не помышляет. Взахлеб расточалась, что ее дела вот-вот пойдут в гору, язвительно заметив, что у него, падкого на девушек подиума, явный пробел со связями. Тотчас добавила, что ее новый друг, не чета ему, настоящий мужчина и сделал для ее карьеры за день-два больше, чем Олег за несколько месяцев. Целью же звонка было вытребовать ее пробные фото, забытые впопыхах. Хотя Олег не представлял, где их искать в своем многоярусном жилье, небрежно бросил «хорошо» и вскоре нажал на кнопку отбоя, уже порядком раздраженный то ли органичным коварством, то ли южным говором беглянки. Чуть позже его слегка позабавила мысль, что в просьбе выслать снимки не прозвучал ни ориентир для поиска, ни даже адрес, куда отправить, что так вязалось с этим невинно-порочным, вконец избалованным мужчинами созданием…

Олег сидел у бассейна элитного клуба «Crazy Savannah», очень популярного среди толстосумов Лос-Анджелеса, и вяло размышлял, как разогнать тоску. Определившись, извлек из мини-бара любимый «Чивас», как он говаривал, примиряющий с изъянами мира, рождением навязанного ему. После нескольких больших глотков интерьер клуба, столь безрадостный полчаса назад, уже ласкал изяществом дизайна. Размочив хандру, Олег не спеша разделся, бултыхнулся в кристально чистую воду и поплыл к противоположному бортику. Накручивая баттерфляем и во всю фыркая, он умудрялся смаковать овсяно-сладкие на вкус пары напитка.

В клуб, членом которого он уже был много лет, Олега привел телефонный звонок, сегодня утром зарегистрированный его секретаршей. Некто из «Crazy Savannah» приглашал посетить особое мероприятие. Олег спросил Мэрион, что имелось в виду. «Не уточнили», – прозвучал ответ.

Проходя через лобби клуба, Олег немало подивился пробелу в графе «Основное мероприятие», но не стал наводить справки, посчитав, что электронное табло неисправно. Чуть позже чернокожий привратник, вечно начитывающий рэп, обходя все помещения, оповестил, что основное мероприятие начнется в 21.00 в кинозале.

Искупавшись и растерев начавшее брюзгнуть мускулистое тело, Олег вновь щедро хлебнул и потянулся к журналу «Sports Illustrated», специально приготовленному для него обслуживающим персоналом. До основного мероприятия – четверть часа, и он механически листал американские разделы журнала, норовя скорее добраться до страниц о европейском футболе. Краем глаза пронаблюдал за привлекательной массажисткой, поспешно покидавшей сауну с взбудораженным лицом, – то ли от постсексуального возбуждения, то ли от омерзения, – Олег так и не успел разобрать. Ничего не найдя о «Манчестер Юнайтед», за который болел последние двадцать лет, он отложил журнал в сторону и стал одеваться.

В скором времени Олег уже спешил в кинозал, который располагался в другом крыле комплекса. По дороге ему встречались многочисленные посетители, члены клуба, съехавшиеся чуть ли не со всей Калифорнии. В большинстве своем разгоряченные: кто алкоголем, а кто игрой в гольф или сквош. Все, как и он, торопились в кинозал, стекаясь на кольцевую дорожку из арен и салонов досуга. Кого-то он знал лично, лица некоторых казались ему лишь знакомыми, но где-то треть попутчиков он встречал впервые. Впрочем, не диво: в большой стране – большие перемены. Сегодня ты в блейзере с эмблемой-пропуском в Эдем, завтра же – судебные приставы, дав под зад, разбирают твое именье на брусы очередной рухнувшей пирамиды… Между тем он каждого вежливо приветствовал и такие же учтивые приветствия получал в ответ. Со всех сторон слышалась громкая речь, столь характерная для этой страны. В основном, говорили по-английски, иногда по-испански и по-польски, а у самого входа в кинозал он даже услышал иврит, знакомый ему по трем годам жизни в Израиле, где оказался, покинув в конце семидесятых Советский Союз.

Войдя в зал, Олег рассеяно водил головой, пытаясь вспомнить ряд, где за ним закреплено маркированное именной табличкой кресло. Но утруждать себя не стал и обратился к клерку-информатору с планшетом. Забравшись в кресло и утонув в поролоновом раю, он непроизвольно вздремнул. Когда же приподнял веки, то увидел мельтешащие линии-зигзаги в узком формате экрана, столь непривычного для современного кино. Рябь взъерошила воспоминания о детстве с его черно-белыми, многократно заплатанными фильмами – единственном источнике грез в душном периметре провинциального советского городка, где он родился и прожил свои первые семнадцать лет. Сознание уже изготовилось к титрам на кириллице, когда замелькали непонятно откуда взявшиеся иероглифы.

Появился вид строения, мало узнаваемого из-за «качества» черно-белой пленки. Позже камера совершила несколько непрофессиональных маневров и, наконец, зафиксировала более или менее стройный план. Первое, что Олег распознал, были сторожевые вышки и часовые азиатской наружности. Далее расстелился огромный плац; на нем, у дальней стены, застыла шеренга вооруженных автоматами солдат с массивными кокардами в околышах. На их лицах читалась решимость исполнить свой долг, но, казалось, она диктуется скорее страхом, нежели убеждением. Тут перед Олегом приоткрылось: лента снята в китайской тюрьме, причем скрытно, из-под полы, судя по зигзагам и неровностям съемки.

Камера выхватила тщедушного офицеришку, семенившего вдоль шеренги и раздававшего указания. Лики чинопочитания, вспыхивавшие то тут то там, подсказывали, что он здесь главный. Синхронно возникло ощущение: на плацу замышляется нечто недоброе, но что – оставалось за кадром.

Офицер поднес ко рту воки-токи и, поворачиваясь налево, к решетчатому проему на противоположной стене, нечто отрывисто сказал. Через минуту дверь-решетка распахнулась, выпуская необычную партию: скованный наручниками, обритый на лысо заключенный, два охранника и врач в белом халате. Олега кольнуло дурное предчувствие, он заерзал в кресле, не отрывая глаз от экрана.

Тем временем группа двигалась по плацу, и, по мере ее приближения, над ней все явственнее вырисовывался нимб мученичества и знак неминуемой беды. Вдруг Олег обомлел, увидев, что ведут не заключенного, а заключенную. Первоначальный же обман зрения возник, как он понял несколько позже, из-за бритой головы. С трудом верилось, что в третьем тысячелетии можно так по-иезуитски надругаться над обликом женщины, одев ее вдобавок в изорванную арестантскую робу.

Олег уже различал лицо заключенной и особенности ее конституции – ничем не примечательной китаянки с мало что говорящими глазами. Казалось, ее заботит немногое: не оступиться на неровном брусчатом плацу из-за сковывающих руки наручников.

Один из охранников обошел узницу и дулом автомата, указал новое направление движения. Свернув налево, группа двинулась на шеренгу солдат. Несколько бойцов расступились, создавая проход для узницы и эскорта.

Открылось небольшое засыпанное песком пространство, формой и размерами напоминавшее детскую песочницу. Этот неожиданный, совершенно мирный план, должно быть, расслабил Олега – он откинулся на спинку стула, словно стряхивая напряжение.

Камера чуть переместилась, высвечивая новую, прежде укрытую за спинами солдат фигуру в гражданском. Штатский сидел за небольшим столом, установленным рядом с «песочницей». Большую часть его поверхности занимали пластиковые, аккуратно сложенные в стопку папки и канцелярские принадлежности.

Охранники и заключенная остановились перед квадратом песка, а врач направился к столу. Поздоровался со штатским и уселся на свободный стул рядом.

Малообъяснимый страх вновь овладел Олегом, стремительно сбиваясь в тошнотворный, рождающий животные предчувствия ком.

Чуть чеканя шаг, к столу подошел офицер-распорядитель. За ним устремился боец, вооруженный лишь пистолетом в кобуре. Офицер оживленно посовещался со штатским, после чего они по очереди посмотрели на часы. Вскоре командир отдал конвоирам какую-то команду.