Вынужденное знакомство - Татьяна Александровна Алюшина

эстетика и интересный творческий стиль, немного странноватый, но определенно сильный. Уже год строится дом по ее проекту для одного богатого заказчика, и она же делает там дизайн интерьера. Мне очень нравится то, что она делает, стильно получается. Так что мы не воюем, а занимаемся каждый своим делом.

– Понятно, – выдохнула Полина, поняв, что болезненную для него тему он закрыл.

– А вот скажи, Полин Пална, если бы не удерживало тебя в стране происшествие, случившееся с твоей невесткой, ты бы уехала? – спросил Ярыгин.

– Эм-м-м… – протянула задумчиво Полина. Помолчала, обдумывая его вопрос, и призналась: – Мне бы хотелось съездить куда-нибудь к морю на пару недель, отдохнуть, поплавать. Но уезжать надолго или насовсем по каким-то идейным соображениям или от страха, что в России все будет плохо, настанет полный трындец свободам и наступит сплошная диктатура… я этого не понимаю. Мне повезло, у меня была возможность часто и много ездить по Европе. Я люблю Европу, восхищаюсь ее искусством, картинами, музыкой, архитектурой, литературой, но жить там… Не знаю, – покрутила она с сомнением головой. – Я простой человек, очень далека и не разбираюсь в геополитике, что, безусловно, изобличает во мне человека ограниченного, – улыбнулась она Прохору. – Надо будет исправить этот недостаток, хотя бы потому, что сегодня все такие продвинутые в политике, и каждый берется судить и утверждать, надо или не надо было воевать, и как следует правильно воевать, и как будут развиваться события, и кто победит, и что Европа с Америкой ответят, и когда нам всем придет Ержин Попаданыч… Какую программу ни посмотри, какие новости ни почитай – сплошные специалисты, а «всякий суслик теперь у нас агроном» и «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Я совершенно ничегошеньки не понимаю в том, что происходит, и в тех причинах, из-за которых все началось, но у меня есть друг, который с четырнадцатого года находится там, на Донбассе, воюет вместе с ополченцами и рисует. Если бы ты видел его картины и портреты, Прохор Ильич, ты бы понял, что вот там, именно там сейчас настоящая жизнь. Настоящие, а не поддельные и придуманные страдания, боль, страх, ужас и погибшие дети. Не знаю, затеваются ли из-за этого войны и достаточно ли это веская причина, чтобы Россия начала СВО, но то, что в мирное время там, между прочим, в цивилизованной проевропейской стране, каждый день бомбили города и убивали детей – это чудовищно, это выговорить невозможно какая дикость.

Полина помолчала, задумавшись, и продолжила:

– Я никуда не поеду, по крайней мере пока. Я задумала и сделаю выставку работ Званного и других художников. Для начала в этом городе, а там посмотрим, как жить дальше. – И, решительно вдохнув-выдохнув, отбрасывая задумчивость, сообщила: – Поэтому дождусь сегодня Васю и завтра уеду в Москву.

– Если понадобится помощь, помогу с удовольствием, я в твоем распоряжении, обращайся, – предложил Прохор свои возможности и поддержку.

– Так и сделаю. Но думаю, что справлюсь самостоятельно. – И спросила: – Ну а у тебя какие планы?

– Тоже уеду, но уже сегодня и в Питер, – ответил он и пояснил: – Надо налаживать отношения с Евгенией и договариваться о мире. Марьяша очень переживает, что мы не ладим.

– Понятно, – кивнула Полина с преувеличенным спокойствием и встала из-за стола. – Ладно, мне надо домой. Спасибо тебе за все, Прохор Ильич, – поблагодарила она бодрым прощальным тоном. – За помощь, доброту и внимание. Ты меня просто спас, – выдохнула она и улыбнулась. – Пойду я. Надо Марину вызвать, полы отдраить, съездить к бабуле и в больницу к Насте, купить продукты, в общем…

– Полин Пална, ты чего? – удивился он столь резкому переходу от их плавно текущей беседы на неожиданное активное, деловое прощание.

– Мне просто действительно пора, Прохор Ильич, – пожала она беспечно плечами и поблагодарила еще раз: – Спасибо тебе за все, от души! – И отмахнулась, когда он поднялся из-за стола. – Не надо провожать, я побегу.

И убежала. Реально.

Вот так вдруг ни с того ни с сего подхватилась и убежала. Он стоял, смотрел с высокого крыльца веранды, как она, торопливо пробежав по тропинке, прошла на свой участок и закрыла за собой калитку, и откровенно недоумевал, с чего она вдруг подорвалась? И попрощалась словно насовсем, да еще таким тоном? Как будто все, что произошло между ними, было чем-то легким, пустым и незначимым – на самом деле просто вынужденной терапией, не более.

Да что такое-то? Расстроился Ярыгин ужасно, откровенно недоумевая, что могло случиться… И вдруг вспомнил – четко, почти дословно, что он ответил ей про мир и налаживание отношений с женой.

Ну да, ну да. Понятно.

А, собственно, чего он ожидал? Чего хотел?

«Ты сам-то определись, товарищ», – с досадой, от которой показался необычно горьким остывший кофе, выговорил Прохор себе.

Только оказавшись дома, Полина вспомнила про позабытое в спальне соседа нижнее белье. Ну и ладно, отмахнулась она, останется ему на память, хотя пусть лучше его выбросит или сожжет в печке, а то жена найдет, неприятно будет.

И отмахнулась, запретив себе плакать, – хватит! Наплакалась уже за эти месяцы на жизнь вперед. Всё! Он женат, у него прекрасная дочь Марьяна, а у Полины выставка – и вообще пора возвращаться в Москву и налаживать свою жизнь.

Всё!

И позвонила Марине, призывая верную домработницу на помощь.

На вечер следующего дня у Полины был билет до Москвы на поезд, свою машину она оставляла здесь Васе и Насте, а в Москве будет ездить на машине брата – все решено, договорено и продумано.

Утром спешным порядком – прямо из аэропорта после прилета из Пекина и на поезд – приехала мама. Настю с Саввушкой из больницы, после завершившихся обследований жены, привез Вася. Полина с Мариной и подключившаяся к ним сразу же, как только вошла в дом, Настя приготовили торжественный, праздничный обед по случаю благополучно закончившихся для их семьи неприятностей и бед.

Елизавета Егоровна долго обнималась и целовалась с невесткой, не в состоянии отпустить ее. Конечно, плакала, и смотреть на это равнодушно не было совершенно никакой возможности и сил. Вскоре все уже обнимались, целовались и плакали, даже маленький Саввушка, пока громогласная Марина не пророкотала сообщением, что горячее горит в духовке.

Посмеялись все над своей повальной слезливостью – господи боже мой! Как хорошо-то первый раз за столько месяцев, легко и свободно, без затаенной сердечной тяжести смеяться от радости долгожданной встречи и простого житейского счастья!

Выпили вина за окончание всех бед, обсуждали планы на ближайшие месяцы. Полина увлеченно рассказывала о