Иосип Броз Тито - Евгений Матонин

Эти инициативы вполне соответствовали планам Москвы, где считали, что югославы-эмигранты должны стать ударным отрядом для борьбы с режимом Тито. Вскоре в странах Восточной Европы начали действительно создаваться центры югославских политэмигрантов, а в Москве был создан координационный центр всей югославской эмиграции, главой которого назначили бывшего генерала ВВС Перо Попиводу. В СССР ему было присвоено звание генерал-майора советских ВВС. С мая 1949 года этот центр начал издавать газету «За социалистическую Югославию», в Праге выходила газета «Нова Борба», другие издания печатались в Румынии, Болгарии, Албании и нелегально переправлялись в Югославию. С июля 1949 года на Югославию начала вещать эмигрантская радиостанция «Свободная Югославия».

К концу 1949 года численность югославской «информбюровской» эмиграции составляла примерно пять тысяч человек. В Москве начала работу организация с длинным и очень патетическим названием — «Союз югославских патриотов за освобождение от фашистского ига клики Тито — Ранковича и империалистического рабства». Эмиграция, несмотря на свою малочисленность и напряженную работу югославских спецслужб, все-таки еще несколько лет подряд доставляла Тито немало хлопот.

Парадоксы культа

Почти всю вторую половину 1948 года в Югославии можно было наблюдать поистине сюрреалистические картины. На митингах против «клеветнической кампании» кричали «Да здравствует Сталин!», сторонников Информбюро уже сажали в тюрьмы, а на первых полосах газет рядом помещали портреты Сталина и Тито.

Тито еще несколько месяцев после принятия резолюции не вступал в открытую полемику с Москвой. Однако долго так продолжаться не могло. 6 ноября 1948 года Тито направил Сталину поздравление по случаю 31-й годовщины Октябрьской революции. Оно было гораздо более сдержанным, чем в прошлые годы: «Позвольте от имени народа и правительства ФНРЮ передать теплые поздравления по случаю 31-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Желаю народам Советского Союза больших успехов в строительстве коммунизма, в создании своего великого, счастливого и ничем не омраченного будущего»[377]. Но празднование годовщины Октябрьской революции прошло в Югославии помпезно. В общественных местах, как и раньше, вывесили портреты Сталина и Тито. Впрочем, из этих портретов вскоре останется только один — самого Тито. Его культ личности достиг своего апогея именно во время конфликта с Москвой.

Вскоре Тито уже сознательно противопоставляли Сталину — теперь маршал подавался народу как символ независимости страны и строитель антисталинского, альтернативного социализма. Именно тогда, в период конфликта с Москвой, начал формироваться тот несколько необычный имидж Тито, который позже будет известен всему миру, — антисталинист и «либеральный коммунист», но с очевидными сталинистскими повадками.

До сих пор в республиках бывшей Югославии идут дискуссии: отличался ли культ Тито от культов других диктаторов? Скорее всего, не отличался вообще. Он был продуктом той же самой системы, что и культы Сталина, Мао или, скажем, Энвера Ходжи, — системы государственного социализма. Точно так же раздувание и поддержание культа Тито стало одной из главных задач государства. Точно так же сам он доказывал, что сосредоточение власти в руках небольшой группы людей во главе с ним есть мера временная и вынужденная, поскольку в Югославии пока еще сильны проявления «предрассудков прошлого». «Мы не могли бы создать новое государство из-за старых пережитков, которые существуют еще в сознании наших людей и которых уже нет у людей на Западе, — сказал как-то Тито. — Поэтому мы должны были применить известные меры принуждения, чтобы направить развитие страны в демократическом направлении»[378].

Конечно, были и различия, но они не носили принципиального характера. Скажем, Тито, в отличие от того же Сталина, никогда не был аскетом, да и не стремился выглядеть им. Он не скрывал свои пристрастия — к комфорту, хорошей одежде, сигарам или автомобилям.

В 1949 году американский журнал «Лайф» опубликовал большой очерк о Тито с фотографиями. На них маршал был запечатлен во дворцах, с лошадьми, собаками и т. д. Джилас тогда сказал Тито, будто у него сложилось впечатление, что журнал рассказывает о каком-то латиноамериканском диктаторе. «Тито покраснел, — вспоминал Джилас, — и промолчал. Но ничего не изменилось, кроме того, что некоторое время он осторожно себя вел с западными фотографами»[379].

Джилас утверждал, что Тито лично — вместе с модельерами — придумывал и мундир маршала. Он был украшен золотом и золотым шитьем. Тито носил форму нескольких видов — цвета «хаки», голубую, темно-синюю, а позже иногда и ослепительно белую. На темно-синей форме, которую он в конце 1940-х — начале 1950-х надевал в более торжественных случаях, из чистого золота были выполнены маршальские погоны, околыш фуражки и кокарда на ней, пуговицы, массивный герб страны на ремне.

Джилас ехидно замечал, что золотой герб на ремне был таким массивным, что ремень на маршале все время немного «провисал». В отличие от советских генералов и маршалов, носивших в парадных случаях не менее богатые, но наглухо застегнутые до самого подбородка кители, Тито надевал под китель белую рубашку с черным галстуком. Одно время он носил сапоги, но позже окончательно перешел на модные дорогие ботинки — даже тогда, когда выезжал на военные маневры. Элегантный облик «вождя революции» дополняли неизменный перстень с бриллиантом, массивная авторучка с золотым пером, очки в золотой оправе, сигарета в длинном изогнутом мундштуке, а иногда и сигара. Как вспоминали его соратники, Тито нередко менял одежду по три-четыре раза в день — в зависимости от впечатления, которое он хотел произвести на тех, с кем встречался[380].

Все эти подробности приводились Джиласом после его конфликта с Тито. А в 1940-х годах именно он, как глава Агитпропа, был одним из главных разработчиков стратегии по созданию культа «любимого маршала». Джилас попытался «теоретически» объяснить феномен бурной любви югославов к Тито. Он писал, что в Югославии было много великих людей, но только в Тито народ впервые увидел человека, который одинаково велик для всех и одинаково любим всеми — сербами, хорватами, словенцами, черногорцами и македонцами. Тито, писал Джилас, в первый раз за всю историю смог объединить югославские народы во время кровопролитной войны. «В личности Тито, — отмечал он, — концентрируются вековые стремления наших народов к братству и единству, в ней соединяются все благородные мечты наших предков, но с Тито начинается и новая эпоха наших народов — эпоха совместной жизни в братстве и равноправии»[381].