Право на легенду - Юрий Васильев

На этот раз вид у него был ничего. Даже щеки чуть выправились, глаза посвежели. Горин выдвинул ящик стола и достал темный щербатый ролик.

— Помните, вы как-то сказали: в Эрмитаже два мужика карниз держат? Так вот у них, должен вам заметить, плевая работа по сравнению с тем, что приходится выдерживать этим роликам от скруббера. Что такое скруббер — знаете? Если говорить просто, то большая дырявая бочка, в которой на промприборах моют золото. Получается, таким образом, что на этих роликах держится вся наша золотодобывающая промышленность. Вы вникаете в суть дела?

— Я вникаю, — сказал Жернаков. — И сдается мне, Валентин Ильич, что вы от меня что-то хотите?

— Хочу. Только сам еще не знаю чего… Понимаете, какая сложилась ситуация: надо срочно расточить партию роликов для прииска. Скруббер из строя вышел. Главный инженер был только что у меня и убедительно просил не подвести. А срок нам дан четыре дня.

— Да я вам за четыре дня вагон этих роликов наточу и еще маленькую тележку, — рассмеялся Жернаков. — Вот удивили!

Горин молча протянул ему ролик. Несколько раз подкинул его Жернаков на ладони, потом достал из кармана резец — у него в карманах спецовки всегда был чуть ли не целый набор резцов, — чиркнул раз-другой сталью о сталь и озадаченно хмыкнул.

— Поняли?

— Понял… Инженера жалко. Как ни старайся, а за четыре дня ему сам господь бог не сделает. Крепкой закалки сталь, отпускать надо, обжиг ей требуется. Дней за десять, конечно, управимся.

— Нельзя за десять, — сказал Горин. — Никак нельзя. Придется нам без обжига обойтись, будем резать в натуральном, как говорится, виде.

— А кто же, извините, будет резать? — вдруг рассердился Жернаков. Конечно, Горин — головастый мужик, а все-таки технологию уважать надо. — Какой резец пойдет по термической обработке? Я таких резцов что-то не знаю.

— Вот этот пойдет, — спокойно сказал Горин и протянул Жернакову резец, при виде которого у того глаза на лоб полезли. Если это не насмешка, то это еще чего-нибудь похуже. У всех резцов, как известно, кромка острая: так и должно быть по самой сути резания — а тут резец словно бы вывернули наизнанку. Угол у него тупой, или, как говорят, отрицательный. Конечно, если дрова обухом колоть, а хлеб обратной стороной ножа резать, тогда, может, и эта штуковина сгодится. Нет уж, пусть дураков на стороне поищет.

Жернаков повертел резец в руках, молча положил его на стол и демонстративно отвернулся к окну, за которым уже давно было темным-темно.

— Петр Семенович, — нарушил молчание Горин. — Вот вы две машины, можно сказать, оживили. А вам не кажется странным, что никто этого не сделал раньше?

— Чего тут странного? — пожал плечами Жернаков. — Руки не доходили, вот и все.

— Нет, не руки… Тут другое. Тут вот какая вырисовывается картина. Поршни у нас на заводе делать нельзя. Не тот, понимаете ли, профиль. Это все знали, кроме вас, потому что вы не механик, не специалист. И вот потому именно, что вы этого не знали, вы и сделали. А? Разве я не прав?

Такой оборот разговора Жернакова несколько удивил.

— Есть очень странный и очень мудрый закон, — продолжал Горин. — Его впервые сформулировал Эйнштейн, знаменитый физик, может быть, вы о нем слышали. Так вот, он как-то сказал, что все открытия, даже не очень большие, делают в основном люди, которые еще не знают, что этих открытий сделать нельзя. Понимаете? Назовем это инерцией мысли или назовем это преклонением перед авторитетами — как хотите, суть от этого не изменится. Вы только что подумали, должно быть, что я либо умом тронулся, либо шучу не очень остроумно. Так ведь? Кто же таким резцом режет? Никто. Потому что этого делать нельзя. А? Нельзя ведь, правда?.

— Да вроде…

— Вот! Нельзя, и баста! А вы откуда знаете? Из опыта? Лобачевский тоже знал, что параллельные линии не пересекаются, а они, изволите ли видеть, пересекаются. И когда он это, вопреки опыту, понял и доказал, он создал новую, принципиально новую геометрию, которая, если бы уж на то пошло, стала новым математическим мировоззрением! Опыт…

Горин вдруг помолодел лет на десять. Что-то спортивное, пружинистое обрисовалось в его неимоверно худущем облике, глаза стали холодно-настороженными, пальцы нервно забарабанили по столу.

— Ну? Вы согласны попробовать? Этот резец, который, кстати, изобрел не я, а совсем другой человек, режет цементированную сталь, как масло. Или почти, как масло. Вы согласны, Петр Семенович? Или вам некогда? Или вы просто-напросто не хотите в эту сомнительную авантюру ввязываться? Так вам ничего не грозит, мы же не плановое задание в стружку переводить будем, мы сперва на чем-нибудь другом попробуем. Ну? Или вам надо подумать?

— Валентин Ильич, — сказал Жернаков. — Ну, зачем вы так? Грозит, не грозит… Конечно, будем пробовать. Даже интересно. Только я что-то не понял про параллельные линии, разве они могут пересекаться?

— Параллельные? — переспросил Горин. — Откровенно говоря, я сам очень туманно себе это представляю, но математика утверждает. Неэвклидова геометрия Лобачевского… — Он смешно поморщился, лицо снова сделалось прежним, усталым и добродушно-интеллигентным. — У меня, Петр Семенович, два высших образования, и оба технические. Но есть вещи, в которых я по-прежнему чувствую себя неуверенно. Говорят, что, когда Эйнштейн опубликовал свою теорию относительности, в мире нашлось всего несколько человек, которые смогли разобраться в его работе. А мы давайте, по мере отпущенных нам сил и возможностей, следовать совету Эйнштейна на своем, так сказать, уровне.

Они быстро допили чай и пошли в цех. Жернаков закрепил резец, взял у Горина ролик — это был старый, бракованный ролик, трижды точеный-переточеный, зажал его в патроне и вопросительно посмотрел на Горина.

— Какую подачу дадим? Начнем на самой малой?

— Минуточку, Петр Семенович. — Горин мягко, но решительно отстранил его от станка. — Вы уж меня извините, я сам начну. Как-то, знаете, надежней.

В другое время Жернаков бы обиделся. Он вообще-то не очень верил в то, что инженер — будь он хоть трижды академик — может делать их токарную работу по всей форме: так, покрасоваться разве у станка, показать, что сами, мол, с усами, а дай ему настоящий заказ…

Но сейчас он об этом не думал, потому что все, что делал Горин, было именно то самое, что делал бы и он, и сверх того Горин делал то, чего Жернаков еще никогда не делал.

Горин поставил на обработку сверхпрочной детали подачу, на которой обычно обрабатывали мягкую или, в лучшем случае, среднюю сталь, включил станок и стал осторожно подводить резец к ролику. Жернакову хотелось зажмуриться, потому что весь его опыт говорил: сейчас эта тупорылая железяка коснется металла, вспыхнет синий, как от папиросы дым, резец, повизгивая от натуги, пойдет буро-фиолетовыми разводами и сломается, а деталь останется такой же, как и была.

Но зажмуриться он не успел. Резец спокойно вошел в металл и стал снимать с ролика стружку. Горин выключил станок, увеличил подачу вдвое и снова пустил. Резец по-прежнему шел легко и плавно, как будто ролик был из цинка или алюминия.

Через пять минут Горин держал еще горячую деталь в руках и улыбался.

— Ну, — сказал он, — убедились, Фома неверующий? Теперь становитесь к станку. Будем работать.

К середине ночи, когда вся партия роликов была аккуратно уложена в ящик, укрыта промасленной бумагой, Горин быстро посчитал что-то в тетрадке, и оказалось, что скорость обработки с применением нового резца возросла в шесть раз.

— Вчера бы я в это не поверил, — сказал Жернаков. — Да и сейчас как-то не очень верю. Это что же получается? Резец такой сделать, как я понимаю, дело нехитрое. Так? Значит, можно всю токарную службу завода на скоростное резание перевести?

— Резец — дело нехитрое… — рассеянно повторил Горин, снова что-то черкая у себя в блокноте. — Как вы сказали? Нехитрое? Как раз в резце, Петр Семенович, все и кроется. Да вот, давайте глянем. Я уже насмотрелся, к сожалению.

Горин взял заготовку обыкновенной втулки, зажал ее в патрон, включил станок, но стружка, вместо того чтобы ломаться, шла непрерывной лентой и тут же наматывалась на деталь. Станок пришлось остановить уже через полминуты.

— Да! — удивился Жернаков. — Чего это она артачится?

— А я и сам не знаю. Геометрия, должно быть, подводит. Для каждого режима нужно отыскать свой угол затачивания кромки. В режиме твердых сплавов я уже нашел, как видите, но основная наша продукция — не сплавы. Так что рано еще обо всем заводе говорить. Искать нужно, Петр Семенович. Как вы на это дело смотрите?

…Так началась или, вернее, так закончилась первая из очень многих бессонных ночей, которые они провели с Гориным.

Через несколько месяцев, когда резец для «нормального» металла был, наконец, найден; во время дневной смены Горин и Жернаков устроили нечто вроде показательного сеанса скоростной обработки деталей. Включили два станка: на одном был их резец, на другом — стандартный. Народу собралось уйма, потому что слухи по заводу ходили самые разноречивые, вплоть до того, что они искусственные алмазы под это дело приспособили. Когда прошел отмеренный начальником цеха срок, в одном ящике лежало десять деталей, в другом — шестьдесят.