Собрание сочинений - Карлос Кастанеда

— Ты видишь где-нибудь стул? — спросила она.

Я туманно различал нагромождение из трех мешков, которое могло бы служить в качестве стола или высокой скамьи. Она спрыгнула с кровати, подошла к нему и обнаружила там нашу одежду, аккуратно сложенную так, как она обычно это делала. Она подала мне мою; одежда была в самом деле моей, но не той, в которой я был в номере Кэрол в гостинице «Реджис».

— Это не моя одежда, — прошепелявила она. — А может быть, и моя. Как странно!

Мы оделись молча. Я хотел сказать ей, что вот-вот взорвусь от беспокойства. Я также хотел высказаться о том, как быстро мы переместились в этот мир, но, когда я начал одеваться, вдруг обнаружил, что мои мысли о нашем путешествии стали очень туманными. Я едва ли мог помнить, где мы находились до того, как проснулись в этой комнате. Было так, будто комната в гостинице приснилась мне. Я делал отчаянные попытки вспомнить, преодолевая туман, который начал окутывать меня. Мне удалось разогнать дымку в памяти, но это истощило всю мою энергию. Мои старания привели к тому, что я стал задыхаться и покрылся испариной.

— Что-то чуть-чуть было не одолело меня, — сказала Кэрол.

Я взглянул на нее. У нее на теле, как и у меня, выступил пот.

— Тебя оно тоже едва не одолело. Что ты об этом думаешь?

— Все зависит от позиции точки сборки, — сказал я с абсолютной уверенностью. Она не возражала.

— Это неорганические существа одерживают над нами верх, — сказала она, дрожа. — Нагваль предупреждал, что это будет ужасно, но я никогда не могла подумать, что будет настолько ужасно.

Я был с ней полностью согласен — мы попали в отвратительную переделку, но я не мог понять, откуда взялся весь ужас нашей ситуации. Ни я, ни Кэрол не были уже новичками; мы участвовали во множестве экспериментов, среди которых были совершенно невыносимые. Но в этой комнате, где мы находились в сновидении, было что-то для меня невероятно страшное.

— Мы в сновидении, правда? — спросила Кэрол.

Я подтвердил это как нечто несомненное, хотя отдал бы все, чтобы здесь оказался дон Хуан и убедил в этом меня самого.

— Почему я так испугалась? — спросила она меня так, будто я мог ей это рационально объяснить.

Прежде чем я смог подумать об этом, она сама ответила на свой вопрос. Она сказала, что в действительности ее испугала невозможность ощущать что-либо еще, кроме доступного органам чувств. Так бывает, когда точка сборки не может переместиться из положения, в котором она находится в этот момент. Она напомнила мне, что дон Хуан говорил нам о власти над нами обыденного мира как результате того, что точка сборки неподвижно пребывает в своей обычной позиции. Именно эта ее неподвижность делает наше восприятие мира настолько самодостаточным и могущественным, что мы не можем выйти за его пределы. Кэрол также напомнила мне еще об одной вещи, о которой ей говорил Нагваль: если мы хотим преодолеть эту всеохватывающую силу, мы должны рассеять туман, то есть сместить точку сборки, намеревая изменить ее местоположение.

На самом деле я никогда не понимал, что имел в виду дон Хуан, произнося эти слова, — до момента, когда был вынужден сдвинуть свою точку сборки в другое положение, чтобы рассеять туман мира, который уже начал было поглощать меня.

Кэрол и я, не говоря друг другу больше ни слова, подошли к окну и выглянули. Мы были в сельской местности. Лунный свет озарял какие-то низкие и темные очертания жилых сооружений. Судя по всему, мы были в подсобном помещении или кладовой большого сельского дома.

— Ты помнишь, как мы здесь ложились в кровать? — спросила Кэрол.

— Почти помню, — сказал я, имея в виду именно это.

Я объяснил ей, как вынужден был прилагать усилия, чтобы сохранить в уме образ ее гостиничного номера как точку отсчета.

— Мне пришлось делать то же самое, — сказала она испуганным шепотом. — Я знаю, что, если мы, оставаясь здесь, потеряем память, — нам конец.

Затем она спросила меня, хочу ли я выйти из этого сарая и посмотреть, что снаружи. Я отказался. Мое предчувствие чего-то плохого было таким сильным, что я был не в состоянии произнести ни слова. Я только покачал головой в ответ.

— Ты очень даже прав, когда не хочешь выходить отсюда, — сказала она. — Я предчувствую, что, если мы выйдем из этой лачуги, мы никогда не вернемся назад.

Я хотел было открыть дверь и только выглянуть наружу, но она остановила меня.

— Не делай этого, — сказала она. — Ты можешь впустить сюда что-то снаружи.

В это время перед моим мысленным взором появился образ ветхой клетки, в которой мы с Кэрол находились. Все что угодно — например, открытая дверь — могло нарушить неустойчивое равновесие этой клетки.

В тот момент, когда я подумал об этом, у нас одновременно появилось одно и то же стремление. Мы так быстро сняли с себя одежду, как будто от этого зависела наша жизнь; затем мы запрыгнули на высокую кровать, не пользуясь для этого двумя мешками, стоящими там в качестве лестницы. Но в следующее мгновение мы были вынуждены спрыгнуть обратно вниз.

Было очевидно, что мы с Кэрол одновременно поняли одно и то же. Она подтвердила мою догадку, сказав:

— Используя что-нибудь, принадлежащее этому миру, мы только ослабляем себя. Когда я стою здесь раздетая, вдали от кровати и вдали от окна, я без затруднений вспоминаю о том, откуда пришла. Но если я лежу на кровати, надеваю на себя эту одежду или выглядываю в окно, я ощущаю на себе воздействие этого мира.

Мы долго стояли в центре комнаты, прижавшись друг к другу. Зловещее подозрение начало терзать мой ум.

— Как мы будем возвращаться в наш мир? — спросил я в надежде, что она знает.

— Возврат в наш мир произойдет сам по себе, если мы не затеряемся в местном тумане, — сказала она с чувством несокрушимой убежденности, которое всегда было ей свойственно.

И она была права. Через некоторое время мы с Кэрол одновременно проснулись в ее постели в номере гостиницы «Реджис». Было настолько очевидно, что мы снова находимся в нашем обычном мире, что мы не задавали вопросов и не сомневались в этом. Солнечный свет