Собрание сочинений - Карлос Кастанеда

Тон его голоса и то, как он поднял брови, создавали впечатление, будто он подозревает, что я о чем-то умалчиваю. Казалось, он ищет случая разоблачить меня.

— Твоя настойчивость меня удивляет, — сказал я. — Мне кажется, что ты, а не я и есть тот, кто прячет что-то в своем рукаве.

— Кое-что в моем рукаве имеется, — согласился он и усмехнулся. — Но не в этом дело. Дело в том, что в этом городе есть нечто, что ждет тебя. И ты не до конца знаешь, что это, или знаешь, что это, но не осмеливаешься сказать мне, или ты вовсе ничего об этом не знаешь.

— Что же меня здесь ждет?

Вместо ответа дон Хуан возобновил прогулку, и мы продолжали ходить вокруг площади в полном молчании. Мы несколько раз обошли площадь, выискивая, где бы сесть. Вскоре несколько молодых женщин встали со скамьи и ушли.

— Я годами рассказывал тебе о заблуждениях магов Древней Мексики, — сказал дон Хуан, усевшись на скамью и жестом предлагая мне сесть рядом.

С горячностью человека, который рассказывает об этом впервые, он опять повторил мне то, о чем говорил много раз: что те маги, направляемые исключительно эгоистическими интересами, все свои усилия сосредоточили на совершенствовании методов, которые уводили все дальше и дальше от состояния трезвости и ментального равновесия, что они в конце концов были уничтожены, когда сложные конструкции их убеждений и методов стали настолько громоздкими, что они были просто не способны поддерживать их дальше.

— Конечно, маги древности жили и множились в этих местах, — сказал он, наблюдая за моей реакцией. — Здесь, в этом городе. Этот город на самом деле был построен на развалинах одного из их городов. Здесь, именно в этом месте, маги древности и совершали все свои деяния.

— Ты это знаешь как факт, дон Хуан?

— Да, и очень скоро ты будешь знать это так же точно.

Мое возросшее беспокойство заставило меня делать то, чего я не выносил — фокусироваться на себе. Дон Хуан, видя мое раздражение, подлил масла в огонь.

— Очень скоро мы узнаем, кто тебе больше нравится: древние маги или современные.

— Что за удовольствие пугать меня этими странными и зловещими разговорами, — запротестовал я.

Общение с доном Хуаном в течение тринадцати лет помимо всего прочего приучило меня рассматривать панику как фактор, обычно сопутствующий скорому возникновению какой-то очень важной ситуации.

Дон Хуан, казалось, колеблется. Я заметил, что он украдкой бросает взгляды на церковь. Он даже казался рассеянным. Когда я заговорил с ним, он как будто не услышал моих слов. Я повторил свой вопрос:

— Ты ждешь кого-нибудь?

— Да, — сказал он. — Можешь не сомневаться, жду. Ты поймал меня на сканировании окружающего пространства моим энергетическим телом.

— И что ты почувствовал, дон Хуан?

— Мое энергетическое тело чувствует, что все на своих местах. Пьеса начинается вечером. Ты — главный герой. Я характерный актер с маленькой незначительной ролью. Мой выход — в первом акте.

— Что ты имеешь в виду?

Он не ответил мне, улыбнувшись с видом человека, который знает, но не говорит.

— Я готовлю почву, — сказал он, — так сказать, разогреваю тебя, втолковывая идею о том, что современные маги получили тяжелый урок. Они поняли, что только в случае, если они будут полностью отрешенными, они смогут получить достаточно энергии, чтобы стать свободными. Это особый вид отрешенности, которая рождается не из страха или праздности, но из твердой уверенности.

Дон Хуан умолк и встал, вытянув руки перед собой в стороны, а затем за спину.

— Сделай то же самое, — посоветовал он мне. — Это снимает скованность, а тебе нужно быть очень собранным перед лицом того, что предстоит тебе вечером.

Он широко улыбнулся.

— Этим вечером к тебе придет или полная отрешенность, или абсолютное индульгирование. Это тот выбор, который должен сделать каждый Нагваль моей линии.

Он опять сел и сделал глубокий вдох. То, что он сказал, похоже, забрало всю его энергию.

— Я думаю, что способен понять отрешенность и индульгирование, — продолжал он, — потому что знал двух Нагвалей: моего бенефактора, Нагваля Хулиана, и его учителя, Нагваля Элиаса. Я видел различие между ними. Нагваль Элиас был отрешенным до такой степени, что мог отказаться от дара силы. Нагваль Хулиан тоже был отрешенным, но не настолько, чтобы отказаться от такого дара.

— Судя по тому, что ты говоришь, — заметил я, — я мог бы сказать, что сегодня вечером ты готовишь меня к какому-то испытанию. Это так?

— У меня нет власти подвергать тебя испытаниям какого бы то ни было рода, но у духа она есть. — Он сказал это с усмешкой, а затем добавил: — Я просто его проводник.

— Что дух собирается сделать для меня, дон Хуан?

— Я могу только сказать, что сегодня вечером ты получишь урок в сновидении, так, как это бывало обычно, но это будет урок не от меня. Кое-кто другой собирается быть твоим учителем и гидом этим вечером.

— И кто же это?

— Тот, кто может оказаться для тебя полной неожиданностью — или не будет неожиданностью вовсе.

— Какого рода урок я получу?

— Это урок о четвертых вратах сновидения. И он состоит из двух частей. Первую я тебе вскоре объясню. Вторую часть объяснить тебе не сможет никто, потому что это нечто, касающееся только тебя лично. Все Нагвали моей линии получали такой урок из двух частей. Но все эти уроки были разными: они всегда в точности соответствуют особенностям личности каждого Нагваля.

— Твое объяснение совершенно не помогает мне, дон Хуан. Я только еще больше нервничаю.

Мы долго молчали. Я был испуган, не мог успокоиться и не знал, что сказать, чтобы это не выглядело жалко.

— Как ты уже знаешь, способность современных Нагвалей непосредственно ощущать энергию — это дело личного достояния, — сказал дон Хуан. — Мы управляем точкой сборки посредством самодисциплины. Для древних магов перемещение точки сборки было следствием подчинения другим — их учителям, которые осуществляли эти перемещения темными способами и представляли их своим ученикам как дар силы.

— Сделать что-то для нас может только тот, кто обладает большей, чем у нас, энергией, — продолжал он. — Например, Нагваль Хулиан мог превращать меня по своему желанию