ЭДЕМ-2160 - Григорий ПАНАСЕНКО

— Пройдите в двести четвертый кабинет и получите ваши подъемные, – она уже потеряла к посетителю всякий интерес.

Вежливо поблагодарив, Саймон вышел в коридор, радуясь, что избежал второй встречи со взглядом девушки. Вслед за ним в комнату зашел следующий волонтер. Поискав взглядом табличку с номером двести четыре, Саймон отправился вглубь по коридору.

В двести четвертом кабинете ему не глядя протянули электронную кредитную карту, где было что-то около трех тысяч. Серый клерк в невзрачном костюме посмотрел мимо Саймона и поинтересовался, долго ли тот еще будет занимать его рабочее время. Раньше подобное хамство вызвало бы у Саймона бурю гнева и клерку пришлось бы пожалеть обо всем сказанном, но сегодня ему было безразлично: клерк оставался здесь, а у него впереди цель. Он оправдает данный ему еще один шанс. Вся его оставшаяся жизнь будет искуплением за грехи. Клерку этого не понять.

Подъемных оказалось достаточно много даже для того, чтобы отослать часть денег Джулии и Питеру. Для этого надо было найти отделение банка и Саймон вышел на улицу. По асфальту частили пятнистые тени от крон огромных ильмов, росших по обочине. Ближайший банк оказался в двух кварталах, но Саймон так и не дошел до него. В небольшом переулочке, сохранившемся с незапамятных времен, он увидел невысокий шпиль и дубовые ворота монастыря. Старая каменная кладка стен была похожа на те, что рисовали в иллюстрациях на тему римского владычества на берегах Альбиона. Седой мох, чудом уцелевший в сердце огромного мегаполиса, неровными космами свисал из щелей между известняковыми глыбами.

Ворота оказались приоткрыты и Саймон вошел в монастырский двор. В храме шла служба, на обедню собрались почти все монахи и немногие прихожане. Над темным шпилем золотился крест и рука Саймона сама вспомнила знакомое еще с детства движение: осенив себя крестом, он вошел под свод. Переход из яркого солнечного дня в полумрак сырого здания заставил Саймона прислониться к стене. Чуть погодя, когда глаза привыкли к скудному освещению, создаваемому десятками свечей, он прошел вглубь и остановился у прохода в боковой неф. Служба судя по всему началась уже давно и сейчас подходила к концу. Прихожане по одному выходили, растворяясь в ярком проеме двери.

И только здесь и сейчас Саймон понял, что его искупление пришло, он нашел свой путь, тот, который ему подсказал Бог внутри.

Когда служба окончилась, Саймон приблизился к настоятелю монастыря, и тот обратил на него внимание:

— Вы что-то хотели спросить?

— Да, отец-настоятель, – Саймон не испытывал ни тени сомнения.

— Я понял это еще во время службы, – ответил аббат, широким жестом приглашая его за собой.

— Я хотел бы стать послушником, – пояснил Саймон свою настойчивость, когда они уже сидели в рабочем кабинете.

Аббат удивленно поднял брови:

— Вы уверены в своем решении? Это очень серьезный шаг.

— Да, я абсолютно уверен.

Саймон приготовился защищать свое решение, но аббат лишь спросил:

— Кем вы были раньше?

Саймон заметил, что вопрос был задан так, как будто ему дали добро.

— Я руководил евгеническим центром.

Аббат понимающе кивнул:

— Я так полагаю, вам уже отпустили грехи. Но вы жаждете большего. Вам нужно искупление.

Саймону стало немного неудобно под всепроникающим взглядом настоятеля, но он пересилил себя и ответил утвердительно.

— Искупление дается не всем и не всегда при жизни. Но, я приветствую ваш шаг, – аббат достал большую тетрадь в кожаном переплете и взял ручку.

Не отрываясь от письма, он спросил:

— И все же, зачем это вам именно сейчас? Ведь люди идут к подобному годами.

— Видимо я тоже неосознанно долгие годы шел именно к этому решению, – ответил ему Саймон и добавил. – Через неделю я отправляюсь на Ригель-III.

Аббат оторвался от своего занятия и с удивлением посмотрел на собеседника:

— Этот день воистину счастливый, и Господь услышал мои молитвы. Вы посланы провидением. Отец Маккензи отправляется с миссией туда же, но нам крайне необходимы умные люди. Подождите, я попрошу его зайти к нам. Позже мы все обсудим.

Аббат вызвал по селектору послушника и отправил его с поручением. Через четверть часа, когда Саймон и настоятель распивали по второй чашке чая, в кабинет вошел уже немолодой, худощавый мужчина, вежливо поприветствовавший присутствовавших.

— Знакомьтесь. Наш будущий послушник и ваш первый помощник брат Мерфи, – на словах помощник и брат аббат сделал ударение.

Маккензи внимательно посмотрел на Саймона и протянул руку.

— Брат Мерфи врач и бывший евгенист.

— Теперь я вспомнил, где я вас видел, – голос отца Маккензи оказался на удивление приятным и успокаивающим.

— Так вот, – аббат протянул запечатанный конверт второму священнику, – сегодня, здесь он примет пострижение. А на Ригеле-III вы особым распоряжением Церкви, кстати, оно в конверте, возведете его в сан. Нам нужны образованные люди так далеко от нашего престола. Пусть брат Саймон станет вашей правой рукой. А сейчас помогите ему с обрядом.

Хотя это был сон, но Саймон чувствовал, как острые камни и длинные шипы впиваются в его тело. Раздирая спутанные заросли, он шел на шум далекой реки. Он не знал зачем, но упрямо пробирался вперед. Деревья норовили хлестнуть по глазам веткой или подставить узловатый корень, несколько раз Саймон спотыкался, разбив в кровь колени. И хотя в лесу был полумрак, он чувствовал на затылке палящий зной солнца.

На одной из лесных прогалин мелькнула каменная чаша, и Саймон бросился к ней в надежде утолить жажду, но в ужасе отшатнулся, увидев свежую кровь: она двумя широкими струями изливалась в каменное чрево из пастей двух обвивших чашу змей. Саймон бросился бежать. Леденящее шипение змей придало ему силы.

Неожиданно деревья расступились, обнажая каменный скелет склона. Далеко внизу весело шумела горная река, и он, стеная и прихрамывая, стал спускаться к воде. У самой реки было людно, восходя на последний гребень перед потоком, он увидел Иоанна Крестителя и фигуру в белом, стоящую к нему спиной. Но не смотря на это, Саймон узнал в незнакомце Спасителя. Тот входил в воду. Люди радостно шумели, приветствуя его.

Саймон прибавил шагу и с размаху влетел в терновый куст. От неожиданности и боли он отпрянул, оставляя обрывки одежды на кусту: между ним и рекой непреодолимой преградой встали заросли терна. Огромные черные шипы торчали наружу, листья почти не скрывали их. Саймон, размазывая кровь и слезы по лицу, пополз вдоль гребня, ища выход.

Спаситель с головой погрузился в бурный поток. С другого берега на него смотрел Николай Угодник с лицом человека, бывшего попутчиком в поезде Петербург-Рязань.