Линдгрен А. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 2: Суперсыщик Калле Блумквист [ Суперсыщик Калле Блумквист; Суперсыщик Калле Блумквист рискует жизнью; Калле Блумквист и Расмус; Расмус, Понтус и Глупыш] - Астрид Линдгрен

— Мы не можем пойти к папе сейчас, — в отчаянии произносит Ева Лотта. — Нам надо попытаться найти Калле и Андерса, иначе я не знаю, что с нами будет.

Она пробивалась сквозь черничник, а Расмус следовал за ней, скуля, точно маленький щенок.

— Хочу есть, — говорил он. — И еще хочу мои лодочки из коры.

Ева Лотта не отвечала, она словно набрала в рот воды. И тут она услыхала за спиной горький плач. Она оглянулась и увидела в черничнике жалкую маленькую фигурку с дрожащими губками и глазками, полными слез.

— О, Расмус, не плачь, — умоляла мальчика Ева Лотта, хотя ей самой больше всего на свете хотелось плакать. — Не плачь! Милый маленький Расмус, из-за чего ты плачешь?

— Я плачу из-за того, что… — икнул Расмус, — я плачу из-за того, что… из-за того, что мама лежит в больнице!

Даже тот, кто собирается стать рыцарем Белой Розы, наверное, имеет право плакать, когда мама лежит в больнице.

— Да, но она ведь скоро выйдет оттуда, — стала утешать Расмуса Ева Лотта, — ты ведь сам говорил.

— И все равно я плачу из-за нее! — упрямо кричал Расмус. — Потому что я забыл поплакать раньше… глупая Ева Лотта!

Дождь припустил. Холодный и немилосердный, он вскоре просочился сквозь их легкую одежду. Вместе с тем вокруг все больше и больше темнело. Глубокие тени залегли меж деревьев. Вскоре они в двух шагах от себя уже ничего не увидят. Спотыкаясь, они шли вперед — мокрые, голодные, утратившие всякую надежду, отчаявшиеся.

— Не хочу быть в лесу, когда темно! — закричал Расмус. — Представь себе, не хочу!..

Ева Лотта отерла дождевые капли с лица. Возможно, там было и несколько слезинок. Остановившись, она прижала Расмуса к себе и дрожащим голосом сказала:

— Расмус, рыцарь Белой Розы должен быть храбрым. А теперь мы с тобой оба — Белые Розы и сейчас сделаем что-то по-настоящему хорошее.

— А что? — спросил Расмус.

— Мы заберемся под ель и будем спать там до утра.

Будущий рыцарь Белой Розы взвыл так, словно в него всадили нож.

— Не хочу оставаться в лесу, когда темно! — кричал он. — Слышишь ты, глупая Ева Лотта, не хочу… не хочу!

— Зато в наш шалаш ты, наверное, хочешь?

Эти слова произнес Калле, надежный, спокойный Калле. «Его голос прекраснее всех голосов на свете», — подумала Ева Лотта… И вот он подошел к ним в темноте с карманным фонариком в руках. Слезы выступили на глазах у Евы Лотты. Но теперь можно было и поплакать.

— Калле, это ты… это в самом деле ты, — всхлипывая, говорила она.

— Как ты попала сюда? — спросил Калле. — Вы бежали?

— Как попали! — сказала Ева Лотта. — Целый день спасались бегством.

— Да, мы убежали только для того, чтобы я смог стать Белой Розой, — заверил Расмус.

— Андерс, — крикнул Калле. — Андерс, иди сюда, и ты увидишь чудо из чудес! Здесь Ева Лотта и Расмус!

Они сидели на еловых ветках в шалаше и были очень счастливы. По-прежнему лил дождь, темнота в лесу сгустилась еще сильнее, чем прежде, но что с того? В шалаше было сухо и тепло, они переоделись в сухое платье, жизнь больше не казалась горькой и отвратительной, как еще совсем недавно. Маленький голубой огонек спиртовки Калле весело плясал под кастрюлькой с горячим какао, а Андерс нарезал большие ломти хлеба.

— Это так здорово, что просто не верится, — с радостным вздохом сказала Ева Лотта. — Мне сухо, тепло, а когда я съем к тому же три-четыре-пять бутербродов, я буду уже и сыта.

— А мне бы чуть побольше свинины, — сказал Расмус, — и чуть побольше какао!

Он протянул свою кружку, и ему налили еще какао. И он с наслаждением большими глотками пил горячее какао, пролив всего лишь несколько капель на тренировочный костюм, который ему одолжил Калле. Костюм был ему так велик, что Расмус почти исчез в его прекрасном пушистом тепле.

Довольный, он втянул и пальчики под костюм, чтобы ни одна самая маленькая частица его тела не осталась бы снаружи и не мерзла. О, все было прекрасно, и этот шалаш, и костюм, и бутерброды с ветчиной, и все-все-все!

— Теперь, Калле, я почти Белая Роза, — умоляюще произнес Расмус, жуя бутерброд.

— Да, ждать тебе осталось недолго, — заверил его Калле.

Он и сам был в этот миг так доволен и счастлив, как только может быть доволен и счастлив человек. Как замечательно все получилось! Расмус спасен, бумаги профессора спасены, и скоро весь этот кошмарный сон кончится.

— Завтра рано утром мы берем лодку и гребем на материк с Расмусом, — сказал он. — А потом звоним дяде Бьёрку, чтобы явилась полиция и спасла профессора, профессор получит назад свои бумаги…

— Когда же Алые услышат обо всем об этом, у них глаза на лоб полезут, — размечтался Андерс.

— Где же эти бумаги? — полюбопытствовала Ева Лотта.

— Я спрятал их, — ответил Калле, — и не собираюсь говорить куда.

— Почему?

— Пусть лучше только один человек знает об этом, — сказал Калле. — Мы еще не в полной безопасности. И пока мы здесь, я ничего не скажу.

— Правильно, — согласился Андерс. — Завтра мы все узнаем. Подумать только, завтра мы снова будем дома! Вот будет здорово! Верно?

Расмус придерживался другого мнения.

— Гораздо лучше в шалаше, — возразил он. — Я хотел бы остаться тут навсегда-навсегда-навсегда. Но мы можем побыть здесь хотя бы несколько дней.

— Нет уж, спасибо, — отозвалась Ева Лотта, содрогаясь при воспоминании о страшных минутах в лесу, пережитых из-за Никке и Блума.

Необходимо было, как только рассветет, убраться с острова. Сейчас они были под защитой темноты, но днем за ними снова будут охотиться. Ведь Никке сказал, что он обыщет каждый кустик на острове. И у Евы Лотты не было ни малейшего желания дожидаться, пока Никке их поймает.

Незаметно дождь прекратился, и маленький клочок неба, видневшийся сквозь входное отверстие в шалаше, усеяли точки звезд.

— Мне надо немного подышать свежим воздухом перед сном, — заявил Андерс и выбрался из шалаша. Вскоре он тихонько позвал остальных. — Выходите, кое-что увидите!

— Что же ты видишь в темноте? — спросила Ева Лотта.

— Я вижу звезды, — сказал Андерс.

Ева Лотта и Калле взглянули друг на друга.

— Неужели он стал таким сентиментальным? — забеспокоился Калле. — Надо нам выйти к нему.

Друг за другом они выползли через узкое входное отверстие. Расмус чуточку заколебался. В шалаше было так светло: Калле и Андерс подвесили свои карманные фонарики к потолку. Здесь было светло и тепло, а в лесу — темно, темноты же он хлебнул досыта.

Но потом он перестал колебаться. Там, где будут Ева Лотта и Калле, там нужно быть и ему. Похожий на маленького зверька, который осторожно высовывает мордочку из норки, он выполз на четвереньках через входное отверстие.

Они стояли молча, тесно прижавшись друг к дружке. А наверху, на иссиня-черном, как сажа, небе горели звезды. У ребят не было желания говорить, и они только стояли, вслушиваясь в темноту. Никогда прежде не доводилось им слышать громкого ночного шелеста леса, по крайней мере они никогда не прислушивались к нему так, как сегодня. А ночной шелест леса напоминал глухую и необычную мелодию, от которой щемило сердце.

Расмус взял Еву Лотту за руку. Все это так непохоже на то, что ему случалось переживать раньше, и поэтому он и радовался, и одновременно боялся. И потому хотел чувствовать чью-нибудь руку в своей. Но вдруг он понял, что все это ему нравится. Деревья так чудно шелестели, и лес, несмотря на темноту, нравился ему. Нравились Расмусу и маленькие добрые волны, которые издавали такой красивый плеск, когда бились о скалы; а больше всего ему нравились звезды. Они так ярко светились, и одна из них дружелюбно подмигнула ему. Запрокинув голову назад, он смотрел прямо на эту дружелюбную звездочку и, сжав руку Евы Лотты, мечтательно сказал:

— Подумать только, как должно быть красиво в самом небе, если так красиво на его изнанке.

Никто не ответил ему. Никто не произнес ни единого слова. Но в конце концов Ева Лотта наклонилась и обняла его.

— Ну, Расмус, пора спать, — произнесла она. — Ты будешь спать в шалаше, в лесу. Это здорово, не правда ли?

— Да-а, — уверенно ответил Расмус.

Он забрался в спальный мешок рядом с Евой Лоттой и лежал там, размышляя о том, как он близок к тому, чтобы стать Белой Розой. Спрятав носик в руку Евы Лотты, он вздохнул с чувством глубокого удовлетворения и почувствовал, что хочет спать. Он непременно расскажет папе, как прекрасно спать ночью в шалаше. В шалаше было темно, Калле погасил фонарик, но Ева Лотта находилась так близко от него, а дружелюбная звездочка по-прежнему мерцала на небе.

— Сколько свободного места было бы в этом спальном мешке, если бы ты здесь не толкался, — сказал Андерс, неодобрительно пиная Калле.

Калле ответил ему таким же пинком.