Сбывшееся ожидание - Федор Московцев

– А еще Заза Вахаев и Умар Радулов, – добавил Бабл.

– Хотим отомстить за наших братьев, – пояснил Шварцман.

У Босса прямо глаза разбежались. Однако, уяснив из последующего объяснения цель визита, он вскипел от негодования:

– Да как вы… вы явились сюда, в ресторан высокой польской кухни с такими непристойнейшими вещами?

– Вы покрываете преступников, Пшемыслав Гржимекович, – невозмутимо предъявил Шварцман. – Бандформирование Лечи Вайнаха совершило несколько терактов, повлекших за собой смерть людей, ряд заказных убийств, в том числе Исраэля Соркина, следствие располагает всеми уликами, но застопорилось из-за того, что вы сделали бандитам польское гражданство и переправили их в Польщу. А демократическая Польша конечно же их не выдаёт.

– И не выдаст, это демократия, а не тоталитарный беспредел, – вырвалось у Босса.

На самом деле никуда Лечи сотоварищи не выезжал, деза об их пребывании в Польше вброшена в МУР через своих оперов, и очень хорошо, что она дошла до пейсатых.

– То есть я хотел сказать, что Польша руководствуется христианскими принципами и живёт под флагом добра. – поправил себя Босс. – А вдруг вы захотите расправиться с Вайнахом, устроить самосуд!?

– Все мы живём по справедливости, только понимаем её по-разному, – примирительно произнёс Шаевич. – Сто тысяч долларов – по-моему это справедливо.

– Вы считаете меня какой-то продажной девкой, – оскорбился Босс.

– Хорошо, сто пятьдесят, – тяжело вздохнул Шаевич.

– Мы бы могли задействовать Моссад, разведчики-снайперы выследили бы преступников и уничтожили безо всяких юридических проволочек, вдруг они никуда из Москвы не выезжали, – скороговоркой проговорил Шварцман.

Вот он какой, Боссу он сразу не понравился.

– Но мы хотим обставить всё законно – публичный суд и приговор, чтобы российская и мировая общественность увидела торжество справедливости, – выступил Бабл. – Самосуд в темном переулке – это совсем не то, что мы хотим.

Шаевич сделал нужный акцент:

– Что нам надо сейчас… Возможно, через некоторое время мы пересмотрим приоритеты. Сегодня нам нужно, чтобы польская сторона выдала России преступников, находящихся здесь в федеральном розыске.

– Добро, – решился Босс и произнёс с видом человека, принявшего трудное, но справедливое решение. – Мне как совестливому неравнодушному человеку близки ваши чаяния…

Он оглядел своих собеседников, словно ощупывая внутренние карманы их лапсердаков – у кого финансы, кто будет расплачиваться.

– … и принимаю ваш гешефт, – Босс докончил фразу и почтительно склонил голову.

Держателем финансов оказался Бабл. По знаку Шаевича он расстегнул находившуюся на коленях кожаную папку, и стал выкладывать оттуда на стол пачки стодолларовых купюр. Отсчитав пятнадцать, застегнул папку и воззрился на Босса. Его спутники смотрели туда же.

– Итак, мы договорились призвать преступника к ответу, значит, так победим, – резюмировал Босс. – Завтра буду в польском посольстве говорить с нашим дипломатом, мы сделаем необходимые звонки в Варшаву, и в кратчайшие сроки нелюдь выдадут российской стороне. Мои интересы, ваши интересы и важнейшие интересы всего человечества будут удовлетворены. Ведь никто кроме нас!

Шаевич уточнил время очередного созвона или встречи, высказал пожелание – минимум два раза в день контактировать, чтобы иметь свежую информацию о продвижении общего дела. На прощание Босс долго жал руки – всем троим, приговаривая: «Никто кроме нас! Так победим!»

Когда они ушли несолоно хлебавши, он сложил деньги в портфель и позвонил в колокольчик официанту, чтобы принёс обед – бараний бок с мятным соусом, с картофелем и сельдереем.

Босс принял Лечи Вайнаха за ужином – в том же самом кабинете. Усадив его напротив себя – на то место, где несколько часов назад сидел Зеев Бабл, Босс уселся в своё кресло, находящееся напротив входа. Ещё до еды, прямо, откровенно, не ослабляя огонь фактов, он изложил ситуацию: депутаты Госдумы бузят, Генпрокуратура требует устроить показательный суд, нужные политики теряют рейтинг. Поддельные паспорта, хоть и совсем настоящие, но там на фотографиях – лица, знакомые каждому оперативнику. Выход такой: сдаться, подготовить и провести суд со своими присяжными, которые оправдают по всем статьям. После чего жить открыто, не скрываясь, имея на руках официально выданную индульгенцию.

– Ты же говорил – с Генпрократурой порядок, следствие приостановлено, – удивился Лечи. – Мы заплатили сколько им было нужно.

– Ну так сегодня днём возобновили – им дали по рогам из Кремля. Насчет денег – ничего платить больше не нужно, сам всё организую, на свои, в смысле из зарплаты, что ты мне ежемесячно платишь. Месячишко на нарах – а потом на Канарах!

Услышав про нары, Лечи поперхнулся говяжьей зразой:

– Мне нельзя: врач прописал постельный домашний режим. Подчеркиваю: ДОМАШНИЙ!

Доверительно склонившись, Босс сказал:

– Я тут беседовал с… людьми из Генпрокуратуры, они требовали отдать вас троих… на время, следствие по-быстрому, суд. Я пообещал… вынужден был, иначе всем нам болт, но не сказал, что отдам всех. Сказал: милиция арестует требуемую вами преступность. Но я не говорил, что под суд пойдут Вайнах, Радулов, Вахаев. Думаю, одного получат, и хватит. В итоге мы ударили по рукам и расстались. По правилам… по нашим правилам они смогут обратиться с повторной просьбой не раньше чем… созреет ситуация… полгода минимум. А через полгода ты будешь в Польше.

Лечи сделал уточнение:

– В Англии.

– А как же Польша? Ты же так хотел посетить Варшаву, град мазовецких князей, побродить по ботаническому саду, насладиться видами Старувки.

– Доктор сказал: лондонский климат мне больше подходит.

Босс вынужденно согласился на дополнительные хлопоты – организовать Лечи выезд в Великобританию. Больше за едой о делах не разговаривали. Ближе к концу встречи, за чаем, Лечи назвал имя того, кто будет чалиться: Умар. Хотелось бы проучить провинившегося Зазу, но он совершенно не умеет вести себя в обществе, чего доброго пришьёт кого-нибудь из прокурорских. По заказу не может, а сымпровизировать – запросто. Поэтому – Умар.

Босс изложил своё видение данного проекта. Сейчас он займётся подготовкой, обговорит с прокуратурой все детали. Когда всё будет готово, он даст сигнал, и Умар явится с повинной. На допросах будет присутствовать адвокат, он будет контролировать, как бы следователи не присовокупили к протоколам чего-нибудь лишнее. Больше от подследственного ничего не требуется – отдыхать в люксовой камере, ходить на допросы, шалтай болтай. Суд присяжных большинством голосов оправдает Умара, а заодно и Лечи, которого будут судить заочно. Что касается Зазы – действительно, ему лучше пока не высовываться, потому что он уже заочно осуждён и решение заочного суда может конечно быть обжаловано, но это тема отдельной беседы.

– Сейчас сидите тихо и не высовывайтесь, – подытожил Босс. – Как только я дам сигнал – сразу же собрался в пять минут и приехал по нужному адресу к нужному человеку. Всё будет расписано по минутам, поэтому без опозданий.

Глава 52

Уже стало традицией – проводить с Таней ночь накануне дня рождения, с пятого на шестое ноября, и Андрей ни в коем случае не хотел бы ломать этот славный обычай. Таня бы не воспротивилась, если бы оставшиеся дни и ночи Андрея также принадлежали ей одной, однако, в данном временном отрезке, – осень 2003 года, – этому было много препятствий.

Именно о них, об этих препятствиях, заговорил Андрей, едва прибыв в ночной клуб «Пиранья» вместе с Таней вечером пятого ноября. Соединить судьбы – было самым естественным логическим поступком после поездки на Кипр, где все профильные греческие и киприотские боги встали на сторону влюбленных и пожелали счастья в совместной жизни. Но как всё организовать (?!), имея столь запутанную финансовую ситуацию и множество обязательств перед серьёзными людьми, и эти обязательства получили нехорошую тенденцию к увеличению.

– Вексельный проект завершится только к концу декабря, и то – это только начало, полученную продукцию надо умудриться быстро продать, чтобы расплатиться с джигитами, – объяснял Андрей, сидя за стойкой бара с бокалом шампанского.

Таня, как казалось ему, слишком спокойно принимала объяснения, она подозрительно быстро отошла от киприотской волшебной эйфории и погрузилась в повседневную жизнь. Андрей ревновал, часто звонил ей из Петербурга, а начиная со второй половины августа стал чаще летать в Волгоград – практически каждую неделю, по выходным. При этом, имея на руках билет, раздираемый ревностью, он никогда не называл точную дату приезда: «может приеду», «не знаю как получится», а по прибытию в Волгоград звонил Тане, уже стоя возле её подъезда или являлся к ней домой без предварительного звонка. Но ему никогда не удавалось её подловить, что наводило на новые сомнения: хорошо шифруется??