Поджигатели (Книга 2) - Николай Шпанов

- Тут не о чем спорить, - примиряюще сказал патер Август, - именно так и должен держать себя начальник, который отвечает за исполнение приказа старших начальников. - Он сделал паузу и состроил загадочную мину. - Весь вопрос только в том, чтобы там, среди этих старших офицеров, не... не оказалось предателей.

Ярош вскочил с койки. Его губы вздрагивали от негодования.

- Кто дал вам право так думать? Там, наверху, сидят чехи.

- А вы думаете, среди чехов не может быть предателей?

- Когда речь идет о родине...

- Люди суть люди, господин Купка. Разве полгода назад любой чех не счел бы меня сумасшедшим, если бы я сказал, что не верю в честность французов или англичан?

- Франции и Англии или французов и англичан? - запальчиво крикнул Даррак.

- А это не одно и то же? - насмешливо спросил священник.

- Да, мы, побывавшие в Испании, научились отличать правительство Англии от ее народа, - сказал Даррак.

- Ах, вот как! И вы побывали там? И тоже, может быть, в качестве "защитника республики"?

- Иначе я постыдился бы об этом упоминать.

- Браво, Луи! - воскликнул Цихауэр. - Ты научился разговаривать по-настоящему.

- А вы знаете, что это очень сильно смахивает на пропаганду русских большевиков? - насупившись, сказал патер Август. - Тех самых большевиков, что отступились сейчас от своих обязательств защищать Чехословацкую республику от Гитлера.

- Это ложь! - с возмущением крикнул Цихауэр. - Мы знаем, что происходит в действительности: Советы заявили о своей готовности выступить в защиту Чехословакии.

- Это Годжа и Сыровы не пожелали, чтобы за нас заступился Советский Союз, - сказал Ярош. - Сами побоялись, или же не позволил английский дядюшка.

- И правильно сделали, - попробовал вставить Август. - Приди сюда русские, вся Чехия стала бы красной.

Но Цихауэр перебил его:

- Да, министры побоялись заключить трехсторонний договор и ограничились отдельными договорами с Францией и СССР, обусловив советскую помощь выступлением французов.

- Кто же знал, что наши министры окажутся такими подлецами, - заметил Даррак.

- Опять за старое! - недовольно проговорил каптенармус Погорак. Он достал из-под койки банку консервов и большую флягу. - Благословите, отец!

Но прежде чем Август успел сделать движение простертою рукой, в глубине потерны вспыхнул яркий свет ручного фонаря и послышалось звонкое эхо торопливых шагов. Все замерли с вилками в руках. В каземат вошел Гарро.

- Садитесь с нами... - начал было каптенармус, но запнулся, увидев взволнованное лицо француза.

- Чемберлен, Даладье и Муссолини прилетели к Гитлеру в Мюнхен, - быстро проговорил Гарро. - Они открыли конференцию, на которой решают судьбу Чехословакии без участия чехословацких представителей.

- Этого не может быть, - тихо проговорил Даррак. - Они не посмеют... не посмеют!

Гарро опустился на край его койки. Молчание нарушил Август.

- Пансион для нервных барышень! - Он придвинул к себе консервы, отвинтил крышку фляжки и бережно налил ее до краев. Прежде чем выпить, насмешливо оглядел остальных.

Следующим налил себе Каске. Он заметно волновался, но старался делать все, как священник. Глядя на них, ткнул вилкой в банку и каптенармус. Когда Ярош потянулся к фляжке, она была уже наполовину пуста. Он сделал глоток и передал ее телефонисту.

- Может быть, вы и правы, - сказал Гарро. - Иначе действительно тут можно повеситься, пока эти господа заседают в Мюнхене.

Но на его долю во фляжке уже ничего не осталось.

- Жаль, - сказал он. - У тебя, Ярош, ничего нет?

- Нет...

Каске полез в свой ранец и, достав две бутылки коньяку, с торжествующим видом поднял их над головой.

21

Гарро взглянул на часы.

- Странно, должны бы уже быть какие-нибудь известия.

Все, словно сговорившись, поглядели на телефон.

Гарро потянул к себе лежавшую на постели Даррака раскрытую книгу. Пробежав глазами с полстраницы, он сказал с усмешкой:

- Если бы старик знал, что ему придется принять участие в обороне и этих фортов, тоже предаваемых французскими министрами!..

- В этом и сила Гюго, - сказал Луи: - сказанное им сохраняет смысл на долгое время.

Он взял книгу из рук Гарро и прочел вслух:

- "Вы, потомки тевтонских рыцарей, вы будете вести позорную войну, вы истребите множество людей и идей, в которых нуждается мир. Вы покажете миру, что немцы превратились в вандалов, что вы варвары, истребляющие цивилизацию". - Луи торжественно простер руку. - "Вас ждет возмездие, тевтоны. История произнесет свой приговор..."

- И привести его в исполнение суждено нам! - крикнул Ярош. Он был возбужден, его глаза блестели.

- Если бы форт мог передвигаться, подобно танку, он перешел бы сейчас в атаку, - насмешливо проговорил Август.

- Неужели еще ничего неизвестно?

Гарро вопросительно посмотрел на телефониста. Тот, нахмурившись, постучал рычагом, подул в трубку, осмотрел аппарат, проводку, недоуменно пожал плечами и несколько раз крикнул:

- Алло!.. Алло!..

Центральный пост не отзывался.

Гарро провел ладонью по вспотевшему лбу.

- Это не может быть...

Август злорадно ухмыльнулся:

- Все, все может быть там, где люди не знают своего долга.

- Отец мой, вы прекрасно сделаете, если пройдете в другое помещение, резко сказал Гарро.

Ему только сейчас пришло в голову, что не следует оставлять в каземате ни этого попа, о котором давно ходят слухи, не располагающие в его пользу, ни подозрительного Каске, чьи пронацистские симпатии были известны всему заводу.

Гарро отрывисто бросил:

- Рядовой Каске! - В голосе его звучали нотки, заставившие механика вскочить и вытянуть руки по швам. - Вы пойдете со мной. - И пока Каске брал винтовку и надевал шлем, Гарро пояснил Ярошу: - Мы дойдем до центрального поста, узнаем, в чем там дело. Оттуда я позвоню сюда.

Август молча поднялся и последовал за ними. Скоро их шаги смолкли в черном провале бетонного тоннеля, и в каземате снова не стало слышно ничего, кроме звонкого падения капель. Четверо солдат, как зачарованные, глядели на молчащий телефон; пятый - каптенармус, - отяжелев от коньяка и еды, клевал носом, сидя на койке, потом приткнулся к изголовью и заснул.

Ярошу казалось, что там, на земле, поверх многометровой толщи брони, изрытой норами казематов и ходами потерн, уже произошло что-то, что решило их судьбу, судьбу страны, народа, может быть всей Европы. Ему ни на минуту не приходило в голову, что молчание телефона могло быть простой случайностью. Маленький аппарат представлялся ему злобным обманщиком, злорадно скрывавшим от них, заточенных тут, важную, может быть роковую, тайну мирового значения...

Цихауэр то и дело подносил к уху карманные часы, словно движение секундной стрелки было недостаточным доказательством того, что они идут.

Прошло с четверть часа. Гарро давно должен был достичь центрального поста. Луи переводил взгляд с телефона на часы Цихауэра и обратно.

Телефонист несколько раз в нетерпении снимал трубку и дул в нее.

Ярош настороженно следил за действиями телефониста. Когда тот в отчаянии бросил немую трубку на рычаг, Ярош спросил Цихауэра:

- Ты думаешь, что уже началось?

Цихауэр сердито повел плечами.

- Если война начинается с того, что в фортах перестает работать связь, то...

- Ну?.. Что ты хочешь сказать? - нетерпеливо спрашивал его Луи.

- ...поздравить нас не с чем.

- А как ты думаешь, Руди, - спросил телефонист, - они действительно такие негодяи или просто дураки?

- Ты о ком?

- Мюнхенские продавцы.

- Мне кажется, что Чемберлен - старый подлец. У него простой расчет: заткнуть Гитлеру глотку за счет Франции.

- А французы! Дураки или предатели?

- А французы?.. Одни из тех, кто согласился на Мюнхен, - дураки, другие чистой воды предатели, - не задумываясь, сказал Цихауэр.

- Господи боже мой! - в отчаянии воскликнул телефонист. - И всегда-то одно и то же: чем больше у людей денег, тем меньше у них совести. Словно золото, как ржавчина, ест человеческую душу.

- Пожалуй, ты не так уж далек от истины, дорогой философ, - сказал Ярош.

- Да, жизнь частенько оказывается неплохим учителем. Какая книга может так открыть глаза на правду, как жизнь? - спросил Цихауэр.

- Тому, кто хочет видеть.

- Таким, как мы, незачем ходить по земле с завязанными глазами, сказал телефонист.

- А именно этого-то и хотели бы те - "хозяева" жизни, - сказал Цихауэр.

- Это верно, - согласился телефонист. - Если бы мы могли на них работать без глаз, они ослепляли бы нас при самом рождении.

- Договорились, - неприязненно бросил проснувшийся каптенармус. - Тебя послушать, выходит, что ежели у человека завелось несколько тысчонок, так он уже вроде зверя.

- А разве не так? Разве все эти типы, там, наверху, не хуже зверей?! Разве они знают, что такое честь, патриотизм, честность?! - гневно воскликнул Ярош. - Разве для них отечество не там, где деньги? Не готовы ли они продать Чехословакию любому, кто обеспечит им барыш? - Ярош кивкам указал на телефониста: - Он верно сказал: всюду одно и то же. Все толстобрюхие заодно с этой шайкой - в Англии, в Германии, у нас. Всюду фабрикант - фабрикант, всюду помещик - помещик. Кровь для них - деньги. Честь - барыш. Наши чешские ничем не хуже остальных.