Поджигатели (Книга 2) - Николай Шпанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Эти укрепления были нужны нам не меньше, чем чехам. Недаром же французы называли их "южной линией Мажино". И если я решаюсь отдать их, при чем тут чехи? - Даладье высоко поднял толстые, словно набитые ватой, плечи. Он пошевелил в воздухе короткими волосатыми пальцами, как будто пытаясь ухватить ускользавший от него довод. - Разве мы не были правы тогда, в деле с Испанией, когда вас меньше всего интересовало мнение самих испанцев? - Он исподлобья посмотрел на Чемберлена, но, не дождавшись ответа, продолжал: Мы с вами до сих пор не были бы уверены, что испанский вопрос исчерпан, если бы стали слушать Альвареса дель Вайо и других... Не хотите же вы повторения такого спектакля и с этими... с чехами!.. Все складывается чрезвычайно удачно; дело можно, повидимому, закончить - трик, трак! - И он, как фокусник, прищелкнул пальцами: - Трик-грак!
- Прага может заупрямиться. Бенеш в отчаянии может броситься в объятия русских.
- К счастью, аграрии достаточно сильны, чтобы не допустить такого оборота дел.
Даладье встал и прошелся, без стеснения потягиваясь. Он остановился напротив британского премьера, расставил толстые ноги и, засунув одну руку сзади под пиджак и без церемонии почесывая поясницу, другою похлопал себя по губам, желая показать, как ему скучно от этих разговоров.
- Будем откровенны, - с развязностью проговорил он. - Важно, чтобы все было решено как можно быстрей, прежде чем чехи действительно успеют сговориться с русскими.
- Вы правы: главное - как можно быстрей, - согласился Чемберлен.
- Нужно отдать Гитлеру Судеты, прежде чем он придумает еще какие-нибудь требования, которым мы уже не сможем уступить. - И Даладье снова решительно рубанул воздух.
20
Капли падали с бетонного свода с угнетающей размеренностью, как будто где-то там, в многометровой железобетонной толще купола, был запрятан точный прибор, отмеривавший их секунда за секундой. Хотя от места, куда падала вода, до изголовья было сантиметров десять, Ярошу казалось, что капли ударяют ему в самое темя. Вообще ему было трудно привыкнуть к жизни в каземате форта. Легко ли летчику вместо свободного простора неба оказаться в подземелье, на глубине нескольких метров, вместо жизни птицы влачить существование крота! Пусть он пошел на это добровольно, пусть все они, кто сидит в этой норе, поклялись, что форт "Ц" достанется нацистам только с трупами его защитников, - все это не скрашивало неприглядности непривычного жилья. И, право, не будь около Яроша старых товарищей по испанской войне, он, наверно, не выдержал бы - ушел бы на поверхность, проситься обратно в воздух. Жаль, что с ним нет еще и Зинна, не вступившего в отборный гарнизон форта, чтобы не бросать своего передатчика.
Люди нервничали. Большая часть их сумрачно молчала, сбитая с толку поведением французов и англичан. Но кое-кто ворчал, Ярош - больше других.
- Что за идиотизм! - говорил он сквозь сжатые зубы. - Построить чудесные форты, набить их замечательными орудиями, снабдить самыми совершенными приборами - и забыть о людях, которым предстоит приводить все это в действие.
- Люди! - насмешливо проговорил телефонист, сидевший в дальнем углу каземата. - Цена солдату - десять граммов свинца. Тесно, сыро? Подумаешь! Солдат не барышня.
- Со всем этим я готов примириться, - сказал Ярош, - но вот эта проклятая капля... Я сойду с ума...
- Перестань, - остановил его Цихауэр. - Посмотри на Даррака.
И он кивком головы указал на скрипача, лежавшего на койке, закинув ногу на ногу, и сосредоточенно читавшего нотную тетрадь.
- Луи?! - воскликнул Ярош. - Ему хорошо. Вокруг него всегда тот мир, который он пожелает создать. Вон посмотри: воображает себя в волшебном лесу или, быть может, в хижине горного короля... А я не могу не думать о том, что, вероятно, сейчас мои товарищи на мною испытанных самолетах идут в воздух...
- Брось философствовать, - перебил Цихауэр. - Ты уже сказал себе, что ты простой пехотный солдат, - и баста.
- Да, - согласился Ярош, - это так... Если бы только не эта проклятая капля.
Луи оторвался от нот.
- Ты надоел мне со своею каплей. - Он размял отсыревшую сигарету. Капля - это в конце концов напоминание о том, что мир не кончается у нас над головою, что над нами есть еще что-то, кроме железа и бетона, пушек и пулеметов, мин и колючей проволоки... - Он привстал на койке и поймал в пригоршню несколько капель, упавших со свода. - Не суп, не водка, а самая честная вода. Оттуда, где под ногами пружинит засыпанная осенними листьями земля, где щебечут птицы... Одним словом, вода из того мира, который еще существует и который безусловно опять будет нашим. Может быть, там дождь шуршит сейчас по ветвям деревьев и ручьи звенят все громче...
- Или светит солнце, - мечтательно проговорил Цихауэр, - и высоко-высоко над вершинами кедров, так высоко, что невозможно изобразить кистью, висят легкие мазки облачков...
Он спустил ноги с койки и оглядел товарищей.
- Даже удивительно думать, что где-то голубеет небо и есть, наверно, люди, которые не думают о возможности войны.
- В Чехии таких нет, - раздраженно сказал Ярош. - Чехи хотят драться. Мы не хотим, чтобы нацистские свиньи пришли на нашу землю. Да, я буду драться за то, чтобы ни один кусочек моей земли не принадлежал коричневой сволочи.
- Все будет именно так, как ты хочешь, - уверенно проговорил Цихауэр. Не думаешь же ты, что все правительство покончит самоубийством?
- Я не знаю, капитулируют ли наши министры и генералы, - сказал Ярош, но народ будет драться.
Луи в сомнении покачал головою.
- Воевать без министров трудновато, а уж без генералов и вовсе нельзя.
- Если взамен выкинутых на помойку негодных не явятся такие, которые пойдут с народом и поведут его, - сказал Цихауэр.
Каптенармус, рыхлый человек с пушистыми черными усами, закрывавшими половину розовых щек, оторвался от губной гармоники, из которой неутомимо извлекал гнусавые звуки.
- Ну, нет, брат, - сердито сказал он, - ты такие разговоры брось. Делать революцию, когда враг у ворот, - за это мы оторвем голову.
- Дело не в революции, а в защите нашей страны от врагов, кто бы они ни были - немцы или свои, - проговорил телефонист.
- Верно, друг! - воскликнул Цихауэр. - Вооруженный народ сумеет отстоять от любого врага себя и свое государство, которое создаст на месте развалившейся гнилятины.
Несколько мгновений в каземате царило молчание, в котором были отчетливо слышны удары капель, падающих с бетонного свода.
- Не понимаю я таких политических тонкостей, - проворчал каптенармус. По мне государство - так оно и есть государство. Мне во всяком государстве хорошо... Только бы оно не было таким, о котором толкуют коммунисты.
- Вот что! - Телефонист протяжно свистнул. - Дрожишь за свою бакалейную лавку. - И сквозь зубы зло добавил: - Шкура!.. А впрочем... - задумчиво продолжал он, - я полагаю, что на этот раз не прав и Руди Цихауэр: если французы не помогут нам сдержать проклятых гитлеровцев - крышка! Всем нам крышка! И тем, что сидят на горе в Праге, и нашему брату - простому люду. Гитлер вымотает из нас кишки!
- Да что вы, в самом деле, заладили похоронные разговоры? - рассердился Даррак. - Французы одумаются, они заставят своих министров понять, что капитуляция перед Гитлером - смерть для них самих.
- Чорта с два! - огрызнулся телефонист. - Одумались они с Испанией?.. Капитулировали - и стригут себе купоны как ни в чем не бывало. Видели мы, как они "одумываются". Господа Даладье и Гамелены могут сдать Гитлеру и Париж.
- Никто не посмеет даже в мыслях пустить немцев к сердцу Франции! запальчиво воскликнул Луи. - Народ им не позволит!
Телефонист расхохотался:
- Уж не ты ли им помешаешь?
- Нас миллионы.
- Тошно тебя слушать. Прежде чем вы успеете сообразить, немцы будут маршировать под Триумфальной аркой.
- Молчи! Ты не смеешь об этом и думать.
- Бросьте ссориться, - вступился Цихауэр. - Каждый прав по-своему; настоящие французы не могут об этом даже думать, но сумеют ли они предупредить катастрофу, которая идет к ним из-за Рейна?
- Скажи откровенно, Руди, - спросил Луи, - ты презираешь французов?
- Я дрался рядом с батальоном Жореса.
- Почему же ты так говоришь?
- Я презираю ваше правительство.
- А говорят: каждый народ имеет то правительство, какого заслуживает, усмехнулся телефонист. - И не будут ли сами французы достойны презрения, если станут терпеть правительство, которое продает их на каждом шагу?
- Кому это? - спросил каптенармус.
- Тем же немцам... Хотел бы я знать, откуда у этих немцев столько денег? Еще недавно они были голы и босы, а теперь, глядите, покупают правительства налево и направо.
- Видно, у них нашелся дядюшка с деньгами, - сказал Луи. - Но нынче дядюшки даром ничего не дают.
- Ясно, что не даром... Может статься, Германия не единственная фигура в этой темной игре? - Телефонист хитро подмигнул.
- А кто же еще, по-твоему? - с недоверием спросил каптенармус.