Царство. 1955–1957 - Александр Струев

В основе Советского Союза лежал социализм. Социализм, как учила Коммунистическая партия, являлся самой передовой общественной формацией. Высшая его форма — коммунизм, — абсолютное светлое, как будущее, так и настоящее для каждого человека. При социализме только начинала разворачиваться битва за безоблачное счастье. Центральный Комитет декларировал неизбежный переход от социализма к коммунизму.

Секретарям ЦК союзных республик и обкомовским идеологам предписывалось усиливать пропаганду социалистического образа жизни, кое-где допускалось и приукрасить быт советского человека, усилить его. Страна двигалась, гудела. В городах и поселках стали освещать центральные улицы. Ток устремился в самые малодоступные уголки, и даже на краю земли вдруг вспыхивал свет! В далекую глухомань отправлялись врачи. Колхозы и совхозы оснащались тракторами, комбайнами. По дорогам необъятной страны курсировали артисты, ехали учителя и врачи, чтобы везде, даже там, где вчера выли волки, человек чувствовал заботу и любовь родной страны, чтобы в сердце рождалось чувство гордости за свою многонациональную Родину, но такие события, как в Грузии, перечеркивали любые успехи.

Никита Сергеевич несколько раз встречался, с товарищем Мжаванадзе, вместе думали, как после расстрела населения выровнять ситуацию.

— Надо каждый день разъяснять людям, что имела место провокация. Пустить слушок, что первыми начали стрелять из толпы, что убили двух солдат и офицера, — учил Хрущев.

Василий Павлович соглашался, он начал запускать в народ всяческие слухи-небылицы: что убили сироту-солдатика, чьи родители погибли в войну; что кто-то пырнул ножом пожилого старшину, который уговаривал собравшихся разойтись. Подобными историями потихоньку обрастал Тбилиси, соседние города, поселки и самые захудалые деревушки. В конце концов, люди окончательно запутались в информации, заблудились во множестве настоящих и вымышленных фактов. Поговаривали, что кто-то из бывших охранников ГУЛАГа украл пулемет, приволок его на площадь и открыл огонь. С этого, мол, все и началось, и что многих срочников поубивали именно из этого пулемета. Множество молодых солдат скосила предательская очередь, а они даже не были вооружены, не могли защититься, стояли лишь для проформы, изображая видимость порядка, и что погибли абсолютно невинные ребята, почти дети, в этом году призванные в армию. Теперь уже нельзя было точно утверждать, где правда, а где ложь.

— Успокаиваются горячие головы! — на третьей встрече с Хрущевым, похвастался грузинский секретарь.

Центральный Комитет включил бесперебойную агитационную машину: политинформации в школах, разъяснительные беседы на предприятиях, в «красных уголках» по месту жительства, где кучковались пенсионеры-активисты. Газеты, расклеенные на каждом углу, журналы, радио, телевидение выплескивали моря позитивной информации, отвлекая от недавней трагедии. Юморески и куплеты исполнялись на концертных площадках артистами многочисленных филармоний, силами местной самодеятельности ставились анекдотичные сценки. С эстрады отпускали шутки над буржуями-толстосумами, высмеивали сплетников-брехунов, лентяев-тунеядцев, превозносили рабочих и крестьян, иногда подшучивали над начальством, но в последнем случае по-доброму, без злобы.

— Скоро открываем стадион «Лужники», — говорил Хрущев. — По случаю открытия устроим грандиозный праздник. Думаю, стоит провести в этот день футбольный матч между командами Российской Федерации и Грузии. Такой матч будет хорошим поводом для сглаживания острых углов.

Хрущев знал, что накипь в душах грузин осталась великая.

— Ты, Василь Павлович, должен убедить футбольную команду Грузии приехать в Москву и играть с мирным настроением. Надо чтобы игра прошла гладко. Такая задача ставится. Как хочешь, Василь Павлович, но ее решай!

Мжаванадзе вывернулся наизнанку, но сделал, что требовалось. Он разговаривал лично чуть ли не с каждым спортсменом, помогал, чем мог: кому улучшил жилищные условия, кому выделил значительную материальную помощь, кого определил заочно учиться, кого принял в партию, капитану команды досталась новенькая «Победа». Грузинский секретарь твердо пообещал Хрущеву, что матч состоится. Как раз в это самое время стали отпускать арестованных, что Василий Павлович тоже приписал к собственным заслугам.

— Вы меня прям обрадовали, прям бальзам на душу! — Хрущев жал шелепинскую руку и тянулся к Семичастному. — Не подвели, не подвели!

Нежданно-негаданно советская сборная стала чемпионом Олимпийских игр по футболу.

— Футбол игра английская, а мы бац — и первые! — ликовал Никита Сергеевич. — Знай наших!

— И бегуны Олимпийское золото взяли. Куц победу вырвал! — хвастался Александр Николаевич.

— Ай да Куц!

— Бежит, как пуля! — поддакнул Семичастный. — Забавный случай с ним вышел, побежал в красной майке и белых трусах, а прибежал в белой майке и красных трусах.

— Что за чудеса?

— За десять километров так пропотел, что майка слиняла!

Никита Сергеевич расплылся в улыбке:

— Надо его отметить.

— И мы об этом подумали. Может квартирой?

— Не возражаю. Всех чемпионов надо отметить, чтобы боевой дух крепчал!

— И легкоатлеты впереди! — высказался Брежнев, которого Хрущев принимал часом раньше и не отпустил, когда подошли комсомольцы. — А почему все-таки такой фокус, взяли игры и остановили? — обратился он к Шелепину.

— Австралийцы плохо подготовились, так что в ноябре в Стокгольме продолжим.

— Неувязочка! — нахмурился Первый Секретарь. — Все эти разъезды-переезды — деньги! Так сколько, говоришь, у нас золотых медалей?

— Пока восемь. Больше, чем у американцев, — за Шелепина ответил Семичастный. — Из-за делегации Тайваня китайцы в Мельбурн не поехали, тогда б у капиталистов еще меньше медалей было!

— Вам, ребята, особая благодарность!

Комсомольцы сияли от счастья.

— И на целине комсомол тон задает, — снова заговорил Брежнев.

— Целина, целина! — протянул Никита Сергеевич. — А к фестивалю готовитесь? Фестиваль не за горами!

— Из восьмидесяти государств молодежь откликнулась, многие приехать хотят, но некоторым, особенно из Африки и Латинской Америки, хорошо бы с дорогой помочь, у трудовых людей с деньгами не густо, — робко проговорил Александр Николаевич. — Может, свой транспорт туда отправить?

— Продумаем этот вопрос. Наш фестиваль должен набатом звучать! Тут масштабный охват нужен. Раз взялись, будем делать с размахом!

— Гостиниц в Москве маловато, — заметил Леонид Ильич. — Казахи на совещание едут, так я Фурцевой звоню, селить людей негде.

— Да, здесь узкое место!

— Есть такой выход, гостей в школы селить, летом ученики на каникулах, учебные классы свободны Оборудуем их под общежития, — проговорил Шелепин.

— Весело получится, ребята с девчатами загудят! — радовался Леонид Ильич.

— Вы, хлопцы, дельную программу пишите, чтоб и веселились, и чтоб за социализм агитация была! Не забывайте, ради чего этот форум собираем.

— Мы идеологию в песни и пляски обернем, — с задором отвечал Семичастный. — Карнавальные шествия, фейерверки! Две недели праздника мира, да такого праздника, что душа будет в небо рваться!

— Во-во, правильно, Володя — праздник мира и дружбы! Это крылатое выражение нашим девизом станет: «За мир и дружбу!» Звучит! — оживился Хрущев. — Вы с Александром Николаевичем подробный план представьте и мне, и Фурцевой, чтобы Москва не подвела. Фестиваль откроем в Лужниках, на новом стадионе. Смотрите, не облажайтесь, а то похвалил вас, а вы уши развесили.

— Не подведем, Никита Сергеевич!

— Партия и государство комсомолу верит! — Хрущев вышел из-за стола и принялся расхаживать по кабинету. — Олимпиадой доволен, и с фестивалем — понимание есть. Но я еще вот что сказать хотел. Вы, ребята, часто деньги просите, и вообще, каждый приходит сюда и деньги требует, словно я министр финансов! Бюджет не резиновый, давая вам на Стокгольм, а туда дать придется, надо кому-то с деньгами отказать. А экономия, о которой мы на каждом шагу кричим, где экономия? — уставился на Шелепина Никита Сергеевич. — Нету экономии! Сколько у тебя в районном комитете комсомола сотрудников, знаешь?

— От десяти до двенадцати человек работает. Кое-где больше, смотря какой район, — ответил Шелепин.

— Надо сокращать, кончать с бюрократией. Комсомолу следует реальные дела делать, а не карандаши в кабинетах точить! Кстати и карандаш денег стоит, раздай на двадцать человек по карандашу, сколько за год будет? А райкомов сколько? Уйма! Оставляй двух, в исключительном случае трех работников на райком, остальные путь на общественных началах приходят, заодно и проверим, кто по-настоящему с комсомолом. Вам, ребята, надо на свои денежки жить, а не в государственный карман лазать, сумеете так жить, будет вам честь и хвала! Режьте штат, не мешкайте! Что в комсомольце главное, разве кабинет? Задор, главное, огонек! Огонек в груди есть — идет дело, а нет огонька, сколько не плати — воз и ныне там. Пожилые люди сжились с былым, их трудно переделать, а молодость, она сверкает, глаза — как звезды! Что отличает комсомольца? Какие его характерные черты? Пунктуальность, собранность, задор, непримиримость! И это в нашей молодежи бурлит! — с восторгом вещал Хрущев.