Загадка XIV века - Барбара Такман

Увидев свой шанс, де Куси и Хоквуд перегруппировались и устремились в атаку на Джан-Галеаццо. Спешившегося молодого человека, без шлема и с выбитым из руки копьем, спасли храбрецы из миланского войска: они прикрыли отступление Галеаццо с поля боя, но потерпели поражение, прежде чем наемники успели собраться. Поражение противника было неожиданным: более слабая папская армия одержала победу и, празднуя успех, унесла с поля боя знамена Висконти и захватила двести пленников, включая высокородных ломбардцев, что сулило получение богатого выкупа. Папа назвал эту победу чудом, известие о сражении быстро донеслось до Франции и покрыло де Куси нежданной славой. В маленьком мирке его времени легко можно было обрести славу, но гораздо важнее было то, что он узнал: де Куси никогда больше не пускался в отчаянную атаку, что было свойственно французским рыцарям.

В военном отношении Монтикьяри имело не слишком большое значение. Это место было удалено от Савойи, а обессиленная, потрепанная армия де Куси и Хоквуда не могла туда прорваться и, к большому разочарованию папы, отступила в Болонью. Понтифик все просил войти в Савойю и уничтожить Бернабо, этого «сына Белиала». Папа пообещал Хоквуду, что припоздавшие выплаты вскорости прибудут, и осыпал де Куси комплиментами, писал о его «преданности и осторожных, здравых суждениях, о его необыкновенной честности и знаменитом благоразумии». Признавая его «решительность и предусмотрительность, проявленную в сражениях», в июне папа вновь назначил де Куси командующим своим войском. Хоквуд, опиравшийся только на силу, не намерен был действовать бесплатно, тем более что его люди, не получившие денег, стали бунтовать. Проходя через Мантую, они учинили такой разбой и разгром, что правитель Мантуи пожаловался папе, и Григорий, в свою очередь, попросил де Куси удержать «силы церкви» от дальнейших беспорядков. Опасность, если не ирония того, что для возвращения папского авторитета пришлось воспользоваться услугами бандитов, стала очевидной.

Граф Савойский с боем прорвался по узкой тропе и соединился с де Куси и Хоквудом в Болонье, откуда все они в июле снова двинулись на запад. Наемники в Модене вызвали возмущение у горожан, и папа почти со слезами упрашивал де Куси утихомирить народ, тем паче что Модена принадлежала к Папской лиге. В августе 1373 года папские войска дошли до Пьяченцы и стали осаждать город, но Амадей заболел, и боевой дух выветрился. Сильные ливни, разлившиеся реки, нападения войска Бернабо и отсутствие энтузиазма свели все преимущество на нет.

Де Куси, командовавший дезорганизованным и скомпрометированным войском, понимал, что у папской войны нет будущего. Он обратился к папе за разрешением на отпуск, сославшись на долгую разлуку с женой и детьми, и указал, что ему необходимо привести в порядок дела в пострадавшей от войны Франции.

23 января 1374 года Григорий великодушно разрешил де Куси отпуск и вновь наградил его льстивыми словами — упомянул о его верности, преданности, решительности, «высокой честности», не забыл и о других достоинствах, которыми «небеса наградили» де Куси. Папа догадывался, что де Куси уходит насовсем, и переизбытком лести прикрывал отсутствие денег, которые еще много лет спустя не поступали из папской казны.

Отъезду де Куси, возможно, поспособствовало возвращение в 1373–1374 годах в Италию и южную Францию «Черной смерти». Под влиянием чумы военные усилия Григория увяли. Измученный болезнью Амадей заключил сепаратный мир с Галеаццо и покинул папу, но его собственные интересы в Пьемонте были сохранены. Галеаццо, в свою очередь, опасаясь, что политика Бернабо приведет к разрушению, равно готов был отделиться от своего брата. Бернабо, говорят, так был взбешен заключением мира с Савойей, что попытался убить свою невестку Бьянку, способствовавшую этому договору. Принужденный папой к миру, он с помощью подкупа папских советников добился выгодных для себя условий в договоре, заключенном в июне 1374 года. Ни одна сторона ничего в этой войне не добилась, потому что никто, кроме папы, не сумевшего осуществить свое затаенное желание, не сражался ни за что фундаментальное, а война — слишком неприятное и дорогое занятие, чтобы заниматься им без причины.

Джан-Галеаццо оказалось достаточно его второго поражения. Он больше никогда не брал на себя роль командующего. Искусный политик, приведший империю Висконти к пику могущества, Джан-Галеаццо оставался меланхоличным человеком; возможно, его угнетала неспособность управлять без обмана и жестокости, такому настроению способствовали и семейные трагедии. После потери жены и младенца сына его старший сын умер в возрасте десяти лет, а второй сын — в тринадцать; с Галеаццо осталась только обожаемая им дочь, которой тоже уготована была несчастливая судьба.

Когда пришла третья волна чумы, распространение заразы встретили в большей готовности, хотя вряд ли кто стал лучше понимать природу заболевания. Бернабо приказал каждую жертву выносить из города в чистое поле и оставлять там либо умирать, либо выздоравливать. Любой человек, ухаживавший за чумным пациентом, должен был находиться десять дней в карантине; священников под угрозой смерти обязали присматриваться к пастве в поиске симптомов и сообщать о них в специальную комиссию; человек, занесший болезнь в город, приговаривался к смерти и конфискации имущества. Венеция не пускала к себе корабли, если подозревала, что они разносят инфекцию вместе с блохами и крысами. Но предосторожности, хотя и благоразумные и оправданные, не могли остановить разносчиков заразы. В Пьяченце, там, где де Куси остановил войну, умерла половина населения, а в Пизе, где эпидемия длилась два года, умерли четверо из каждых пяти детей. Самой знаменитой смертью 1374 года стала смерть Петрарки в возрасте семидесяти лет, но умер он не от чумы. Поэт мирно сидел в кресле, положив голову и руки на стопку книг. Его старинный друг Боккаччо, больной и расстроенный, последовал за ним на следующий год.

В долине Рейна, не затронутой чумой, распространялась новая зараза, известная как «безумная пляска», иначе хорея. Возникла ли она из-за несчастий и бездомности, вызванных в том году весенним половодьем Рейна, либо оказалась спонтанным проявлением тревожного времени, истории неизвестно, зато современники не сомневались в причинах. Они считали себя одержимыми демонами. На улицах и в церквях они собирались в кружок и плясали часами, подпрыгивая и визжа, выкликали демонов по имени, просили, чтобы те их не мучили, или кричали, что видят Христа, Деву Марию или раскрывшиеся небеса. Устав, они падали на землю, катались по ней и стонали, словно в агонии. Эта мания распространилась на Голландию и Фландрию, плясуны являлись с венками на голове, двигались толпой, переходили с места на место, словно флагелланты. В основном, это были бедняки — крестьяне, ремесленники, слуги и попрошайки, большую часть составляли женщины, особенно незамужние. За плясками часто следовали сексуальные оргии, однако главной целью таких действ являлось изгнание дьявола. В агонии тех времен люди чувствовали присутствие демона, и в их мозгу ничто так четко не указывало на происки Сатаны, как мода на туфли с длинными загнутыми носами, осуждение которых они столь часто слышали в церкви. Люди усматривали в этой обуви нечто слегка безумное, отмеченное печатью дьявола.

И плясуны, и флагелланты враждебно относились к церкви. В стремлении подавить сумасшествие священники устраивали множество экзорцизмов, а народ завороженно наблюдал процесс изгнания бесов. Людей призывали молиться за страдальцев. Через год сумасшествие исчезло, хотя и в следующие два столетия оно нет-нет да и появлялось снова. Какова бы ни была его причина, это явление свидетельствовало о растущем подчинении сверхъестественному, на что обратил внимание и папа. В августе 1374 года он объявил право инквизиции на вмешательство в суды над колдунами, с этих пор такие суды считались уголовным преступлением. Поскольку колдовство вершилось с помощью демонов, Григорий объявил подобные дела юрисдикцией церкви.

По возвращении домой де Куси обнаружил, что его страна впервые за тридцать лет получила преимущество в войне. У Франции появился король, пусть и не главнокомандующий, зато целеустремленный лидер, заботившийся о восстановлении территорий, изувеченных войной. Пока де Куси был в Италии, Англия потеряла большую часть «заморских» территорий и трех своих великих солдат — сэра Джона Чандоса, капталя де Буша и Черного принца. Если бы де Куси был здесь в период восстановления страны, а не оказался «нейтрализован» своим английским браком, он вполне мог бы играть главную роль, которая без него досталась Дюгеклену. Как бы там ни было, Карл V, постоянно стремившийся завоевать поддержку важнейших баронов, тотчас попытался приблизить к себе де Куси. Он даровал ему титул «сир», а в те времена этот титул ценился почти как титул короля или принца.