Кровь героев - Александр Зиновьевич Колин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Климов в отчаянии метался по комнате, ища контроллер, которого нигде не находил. Сашины глаза, казалось, ослепли, потонув в ярком сиянии источаемого экраном излучения, оставалась одна лишь надежда, на пальцы, не утратившие еще чувствительности. И — о чудо! — Александр нащупал на диване какой-то предмет, показавшийся ему знакомым. Его Саша не держал в руках уже очень давно, но, ощутив разгоряченной кожей успокаивающий холод металла, понял, что надо делать. Он щелкнул затвором, вскидывая автомат.
— Исчезни, гад! — заорал Климов и, не слыша звуков своего голоса, нажал на курок. Ответом на возглас стали настойчивые и ритмичные толчки отдачи…
— Эй, Саша, ты что, спать сюда пришел? Давай, просыпайся. Ну, Саш. Ну, очнись же ты.
Климов открыл глаза, над ним склонилась улыбавшаяся Нина, которая, теребя своего гостя за плечо, убеждала его проснуться.
— Я что, заснул? — глухим голосом спросил Саша, приподнимая тяжелую, точно похмельную, голову и, свесив с дивана ноги, добавил: — Извини… И долго я спал? — Не дожидаясь ответа, он посмотрел на часы и присвистнул: — Ого! Вздремнул, минуточек шестьсот.
* * *
— Я за што тэбэ такие дэнгы плачу? — спросил Мехметов своего гостя, появившегося в душной гостиной сразу после отбытия вдовы Юрия Николаевича Лапотникова. — За што? За то, што ты нэ прастой мэнт, ты мэнт асобэнный. Залатой мэнт. Твае дэло, майор, балших прэступников лавить. Вот ты и лави. Пачему облава дэлал? Мы луди малэнькие. Памидор из Узбэкистон вэзом, вастошный сладаст. Чэстна таргуэм. Ти вор лавы, бандыт сажай, а чэсный луди жить давай.
В голосе Мехметова, распекавшего своего гостя, чувствовались ласковые нотки. Шутка ли, суметь подкупить одного из недавно назначенных заместителей начальника отделения регионального управления по борьбе с организованной преступностью? Это дорогого стоит. Ну так есть за что платить. Однако майор человек честолюбивый, с ним разговаривать нужно осторожно…
Гость, устроившись напротив хозяина в услужливо подвинутом ему кресле, достал из кармана светлого пиджака скомканный платок и отер им пот с раскрасневшегося от жары лица. На шее молча внимавшего речи Мехметова человека ярко выделялся старый белый шрам.
— Я атэц хараниль, дэвяноста восэм лэт биль, Аллах молил, па совэсти жил… — На толстом круглом лице Адыла появилось выражение неподдельной скорби. Мехметов закатил глаза к потолку. — Прыехал, ещо горэ, друг умэр, а я друг дэнгы даваль, чтоби сахраныл, пака мэня нэт. Атэц патэрал, друг патэрал, нищий стал. Да ищо луди твой моих рэбят обижаль. Нэ харашо, майор, за щто дэнгы бэрош?
Гость, дождавшись паузы, решил-таки превратить монолог хозяина в беседу.
— Что притоны твои, Адыл, пошерстили, то, извини, сам знаешь, надо мной начальство есть, да и не наши это, — твердо сказал майор. — И так тебя опекаю, как могу. В этот раз, извини, не смог. Эту операцию городская милиция проводила. Генерал приказал, господин Физкультурников, может, слыхал о таком? — Майор усмехнулся. — А насчет денег, ищу пока, есть соображения, думаю, скоро найдем твою пропажу…
— Сладко гаваришь, майор, — покачал головой толстяк, прищелкивая языком. — Саабражэныя у тэбя ест, ай-ай-ай! А дэнег — нет! Мнэ дэнгы нада, а нэ саабражэныя. — Помолчав немного, Мехметов задумчиво поинтересовался: — Зачэм гэнэрал бэдный тарговэц абижать? — Сказав эти слова, Адыл, по своему обыкновению, надолго умолк. Установилась никем не нарушаемая тишина. — Зачэм гэнэрал маи рэбята? — спросил наконец Мехметов. — Дэнэг мало?
— Дело не в деньгах, Адыл Садыкович, — с нажимом на отчество собеседника произнес гость. — Есть такая штука, как мнение народное. Журналисты разные, телевизионщики. Слишком обнаглели твои торговцы восточными сладостями. Руководству приходится меры принимать. Генерала трясут, в городе, что ни день — новый покойник, а у нас, знаешь ли, не Чикаго, и даже не Москва. Многие в сторону твоих соплеменников указывают — они, мол, их рук дело…
— Ай-яй-яй, майор, нэ харашо гаваришь, — заволновался Мехметов, который на секунду сбросил маску самоуверенного спокойствия. — Нэ харашо. Я сам в испугэ. — Толстяк приложил обе ладони к груди. — Зачэм мнэ шум, ну ти падумай, а? У мэня балшой сдэлка сарвался, луди подвел, хароший луди, дэнгы прапал, нэ малий дэнгы. Друг, Юрый — умэр, замэстытэл его, Владык, тоже умэр, всэ умэр, кто нэ вазмысь. Вчера биль, сэгодня умэр. Чтобы дэло дэлать живой луди нужны, а с мертвий — какой толк?
— А Ушакова Алексея не твои ли парни убили, а? — в лоб спросил майор и пристально посмотрел на собеседника. — Говорят, вы его в подвале держали, да он сбежал. Отомстить решили?
На сей раз Мехметов оказался готов к внезапной атаке, и пронзительный взгляд не принес майору успеха. Мехмет хоть и великий актер, но так сыграть даже и он не смог бы. Майор, у которого и без того почти не оставалось сомнений в том, что собеседник его не отдавал приказа убить Ушакова, как, впрочем, и любого другого из погибших за эти дни, понял, что Мехметов говорит ему правду. Мехмет врал, утверждая, что не знает никакого Ушакова, но это как раз не имело большого значения. Окончательно ясно становилось одно: Мехмет не нанимал никого ни для одного из этих убийств, а его собственное окружение на такую чистую работу не способно.
— Ладно, — бросил майор, посмотрев на часы. — Мне пора. Деньги я тебе найду. Скоро найду, не беспокойся. А насчет облав, можешь спать спокойно, тревожить не будут. — Майор выпрямился во весь свой немалый рост, расправил могучие плечи и бросил как бы невзначай: — А знаешь, кто на генерала Физкультурникова надавил, чтобы тот за вас взялся? Не знаешь, а я скажу, некто Олеандров, может, слыхал? И еще кое-что скажу — его и тебя интересует один и тот же человек.
Майор усмехнулся и, не добавив больше ни слова, решительно направился к выходу.
* * *
Нина, натерпевшаяся немало страха в гостиной Мехметова, вернувшись домой, постепенно пришла в себя. И когда Саша, ссылаясь на позднее время, засобирался было домой, радушная хозяйка, усмехнувшись, напомнила гостю о его утренних играх в догонялки с омоновцами. Совершенно забыв о сидевшем в гостиной Гасане, Нина накрыла стол прямо в своей комнате и с усердием принялась потчевать своего гостя.
Климов же, привыкший, что последнее время ему обычно снятся его далекие предки, чувствовал себя немного не в своей тарелке после
