Том 6. Заклинательница змей - Федор Сологуб

Шубников вдруг изменил ворчливый тон на просительный.

— Леночка, миленькая, ангел дорогой, будьте душенькой, постарайтесь. У Николая Ивановича сегодня опять с Иваном Андреевичем неприятность вышла. Так досадно! Николай Иванович — такой неосторожный и несдержанный человек. В глаза отцу про Веру брякнул, да еще при Солодовском.

— А зачем здесь Солодовский? — опять спросила Ленка.

Шубников досадливо поморщился.

— Ну я почем знаю! Мало ли какие у них могут быть дела! Леночка, голубчик, не развлекайтесь посторонними соображениями, думайте о своем. Да и я-то дурак, болтаю с вами о чем не надо. У меня голова болит, Леночка, сегодня весь день дела, хлопоты, неприятности. Устал как собака. Пойду домой. А вы, Леночка, будьте паинькой, сидите здесь тихонько и ждите. Пожелаю вам всяческих успехов и улетучусь.

И быстро пошел в коридор. Ленка улыбалась, представляя себе, как Шубников станет сейчас карабкаться на чердак.

Разговаривать с Гореловым в доме, где таится подслушивающий, неудобно. Ленка помедлила немного и тихонько, стараясь не стукнуть дверью, вышла на переднее крыльцо. Сошла по боковой лесенке, пробежала под передним окном спальни и по боковой дорожке пошла к калитке. Слуховые окна чердака проделаны на переднем и на заднем скатах железного шатра кровли; боковые стороны чердака забраны тесом и без окон. Значит, если Шубников и станет смотреть в слуховое окно, там ее не увидит, — а на крышу вылезать ему не резон. Там в кустах у калитки Ленка подождет Горелова и там же или в одной из беседок все ему расскажет.

В саду была светлая ночь, — немного ущербленная справа, только что начавшая убывать луна за Волгою близилась к югу, бросая недлинные тени. Казалось, что она бледна от печали и, любопытная, заглядывает поверх высоких деревьев в этот красиво и старательно возделанный и белыми ночными цветами благоухающий сад, чтобы тоску свою утешить созерцанием сладостных поцелуев, — ей, чистой, и грешная земная ласка является непорочною эдемскою забавою.

Подходя к калитке, Ленка заметила, что за кустами у забора справа от нее движется что-то белое. Ленка остановилась, вгляделась, — освещенная прямо в лицо луною, шла Вера. На ней было белое платье, то, в котором на днях она танцевала и веселилась до слез на товарищеском балу, белые чулки и белые башмаки. На голове белый платочек, и лицо бледное от лунной высокой печали.

Ленка пошла к ней навстречу, и сердце ее забилось от печали и жалости.

— Верочка, милая, ты сама пришла? или он тебя позвал? Вот-то сошлись.

— Подал знак, — отрывисто и тихо говорила Вера. — Был у нас утром. Видно, готова бумага. Спроворил. А я пришла, думаю, ты с Иван Андреевичем. Ну, думаю, что мешать. Потом думаю, войти все-таки надобно. Думаю, пришел ли? Подкралась тихо, — сквозь занавески в угловой будто свет. Тихонько с бокового крылечка поднялась, вошла в коридор, слышу твой голос, и еще Шубников козлом дребезжит. Ну, думаю, холоп распространяется, значит, хозяина еще нет. Выбралась, в кустах схоронилась, как воровка. Жду, когда приспешник комолый выкатится.

Вера засмеялась. Сказала вдруг весело:

— Мама твоя о нем верно говорит.

— Да уж у меня мама умеет словечки подбирать.

— Ну вот, — говорила Вера, — стою, вдруг вижу, ты идешь. Пошла и я. А что же тот-то?

— Инженер Шубников на чердак полез, — сказала Ленка.

И передала Вере все, что узнала днем в домике.

— О, — сказала Вера, — недаром его наши так не любят. Вот-то негодяй! Видно, все прихвостни таковы, — мастера на все руки.

— Ну, а у вас что? — спросила Ленка.

— У нас тревожно, — сказала Вера. — Забастовка. Хозяин говорил с рабочими. Почти на все согласен. Только в одном разошлись. Товарищи требуют увольнения Шубникова, хозяин и слышать не хочет. Ну да сошлись бы, — хозяин уступил, в этом наши бы ему уступили. Да вдруг солдаты нагрянули. Говорят, сам-то даже и не знал, без его ведома Николай да инженер вызвали. Теперь плохо. Кто у нас за мировую говорили, теперь воды в рот набрали, молчат. Наши о Шубникове больше не хотят и слушать. Шубников на дворе у потребилки от хозяина как-то отстал, так наша молодежь его помяла немного. Ну, постарше вступились, хозяин его в коляске увез.

— А что ж солдаты? — спросила Ленка.

— Да что солдаты! Солодовский заорал, офицер начал петушиться, чего-то командовать, горнист заиграл, воины ружьишками брякнули, — ну, наши поразбежались, обошлось пока без крови. Хорошо, что моего Глеба там не случилось. Потом говорит мне: будь я там, я бы его двинул. Не любит он Шубникова. Да и за дело, видно. У Малицына, видно, глаз верный, сразу его понял.

— Вера, у тебя пятно на платье, — сказала Ленка.

Вера оглянула себя, — спереди, внизу белой юбки, серое пятно. Припоминая, сказала:

— Там у калитки камень большой, не видела, споткнулась, упала.

— В доме вода есть горячая, пойдем, замоем, пока не влипло, — заботливо говорила Ленка.

Вера усмехнулась, пожала Ленкину руку, сказала:

— Подожди, дай отдохнуть.

— Ну посиди, я сюда принесу одеколон и полотенце.

И быстро побежала в дом. Это пятно на белом платье, — нельзя его стерпеть Ленке, плакать от него хочется. Вера, улыбаясь, смотрела вслед за нею, потом села на скамейку, — так устала!

Скоро Ленка вернулась с флаконом и с полотенцем. Стала на колени, лила одеколон и снимала осторожно полотенцем грязь. Ну вот опять чисто, а мокрое пятно живо высохнет.

Вдруг Ленка уронила флакон и полотенце на песок, ухватила Верины колени и заплакала.

— Верочка, милая, сестрица дорогая!

— Ну, ну, не плачь, — лаская, унимала ее Вера, — потом еще успеем поплакать, времени будет много и для слез, и для смеха. А теперь к нему с красными глазами не идти.

Ленка вытерла слезы, села рядом с Верою. Помолчали.

«Да, не надо распускаться», — думала Ленка.

Спросила, опять собирая всю свою силу и все внимание:

— Что же мы будем делать? Поздно, Горелову сегодня не до того, пожалуй, и не придет.

Вера усмехнулась и сказала уверенно:

— Придет! Ты одна его встреть, Леночка, расскажи ему все, что надо. А я пока тут в саду подожду. Хорошо тут, спокойно. Потом, когда кончишь, дай мне знак, — ну, запой что-нибудь, хоть про Стеньку, что ли. А пока объясни мне хорошенько, как там чердачок-то устроен.

Сидели на скамейке и разговаривали тихо. Луна поднималась выше, все пристальнее оглядывая сад. Уже она была на юге, когда заскрипел в замке ключ. Вера быстро отошла за кусты. Ленка подняла флакон, хотела положить его на скамейку, да заторопилась, забыла о нем и, машинально вертя его в руках, стала около калитки. Горелов вошел. Огляделся. Спросил с удивлением:

— Это кто? А, да это — Ленка! Как ты сюда попала?

— Господин Шубников привел, — отвечала Ленка.

Брови Горелова сурово сдвинулись. Гневным окриком хозяина он спросил:

— Зачем?

— Иван Андреевич, пойдемте подальше, в беседку, я вам все объясню, — говорила Ленка.

Горелов подозрительно глянул на нее. Флакон в ее руках навел его на тревожные мысли. Он спросил:

— С Верою что случилось?

— С Верою ничего, не беспокойтесь, Иван Андреевич, только говорите тише, он подслушивает.

— Кто? жених? Как он сюда попал?

— Господин Шубников подслушивает.

— Час от часу не легче! Что за ерунда!

Вера услышала, как Ленка и Горелов ушли по дорожке вдоль забора к Волге. Тогда она вышла к калитке, села на скамейку, прислушивалась, ждала.

Прошло более получаса. Было тихо и в ограде, и за оградою. Только раза два-три откуда-то издалека донеслись веселые вскрики, песня, стук телеги, — и опять тихо. Тени заметно передвинулись. Боковая стена домика отчетливо белела. Из ее трех окошек два были видны Вере, в спальне и в уборной, занавешенные, и домик казался ослепшим и чутко слушающим, а красный железный ободок переднего слухового окна казался настороженным ухом, продетым сквозь зеленую железную шапку.

Вот скрип песчинок, негромкие голоса. В узком просвете между деревьями дорожки и ребром дома на короткий миг показались, подходя к переднему крыльцу, Горелов и Ленка. И тотчас же Ленка негромко запела:

Из-за острова на стрежень…

Но Горелов тревожно остановил ее:

— Тише, замолчи! Не ровен час, услышат. Я здесь в домике и инструмента никакого не держу, кроме гитары, — она тихая.

Ленка перестала петь и тихо смеялась. Вот шаги на ступеньках, легкий шум открытой и опять закрытой двери.

«Унимает, как меня тогда, — подумала Ленка, — осторожен, а от Шубникова не остерегся».

Она бежала вдоль забора и по той же дорожке, как в первый раз, вышла к домику.

Когда Вера вошла в домик, Горелов сидел на диване в гостиной и хохотал, Ленка стояла перед ним. Лицо Горелова очень покраснело, глаза налились кровью, и он казался непомерно взволнованным и возбужденным. Распахнутый сюртук и полузастегнутый жилет давали простор широкой груди быстро и тяжело дышать под слабо накрахмаленною сорочкою.