Двойной капкан - Андрей Таманцев

Полчаса.

Сорок минут.

Тернер нахмурился: что за чертовщина? Центральный офис корпорации «Интер-ойл» был оборудован всеми современными средствами телекоммуникаций, но телевизор в кабинете Тернера не принимал Москву. Не было в этом необходимости. И только теперь Тернер пожалел об этом. Он связался с дежурным информационного центра и приказал сообщить, какие передачи идут по московским каналам. Ответ обескуражил: работает только первый канал, идет передача «Доброе утро». Тернер быстро вышел из кабинета, спустился в информационный центр и убедился: да, работает только первый общероссийский канал и по нему идет передача «Доброе утро», аналог программы «Доброе утро, Америка».

Ничего не понятно.

Тернер приказал связаться по Интернету с компьютером на Северной АЭС. Запрос по коду Рузаева остался безответным. По коду Пилигрима — тоже. Тернер приказал шифровальщику повторять вызовы и вернулся в свой кабинет. Телевизор продолжал работать. Передачу «Мир за неделю» сменили репортажи корреспондентов Си-Эн-Эн из разных концов мира. Через полчаса из информационного центра доложили: связь с компьютером на Северной АЭС прервана. Возможные причины: обрыв линии, отключение электроэнергии, поломка процессора. Тернер приказал срочно подсоединить его телевизор к спутниковой связи и фиксировать всю информацию, поступающую из России. Всю, до последней мелочи.

Еще часа два он просидел перед экраном, переходя с одной московской программы на другую. Он не знал по-русски ни слова, но и так было ясно, что ничего необычного не происходит. Он убрал звук и попытался сосредоточиться.

Что все это могло значить?

Москва блокировала всю информацию с Северной АЭС, несмотря на ультиматум Рузаева? Но почему не отвечает компьютер станции? Служба безопасности России предприняла штурм и захватила энергоблок? Вряд ли. Пилигрим немедленно взорвал бы станцию. Другого выхода для него не было. Иначе виселица в Тель-Авиве. Что могло быть еще?

И только в третьем часу ночи, стоя у окна своего кабинета и глядя на отсветы реклам Бродвея, Тернер вдруг понял, что произошло. И даже ахнул от неожиданности и простоты разгадки.

Его обули. Это была панама.

Да, панама. Не было никакого захвата Северной АЭС, не было никакого ультиматума Рузаева, не было ничего. Была афера, в результате которой из него выдоили десять миллионов долларов. Не десять! Почти двенадцать! Шесть миллионов составил только гонорар Пилигрима! И организатором этой аферы мог быть только один человек — этот проклятый сукин сын Блюмберг. Только у него хватило бы ума войти в сговор с Пилигримом, использовать Рузаева и ситуацию в Чечне и провернуть все это дело.

Невероятно. Его, Тернера, облапошили, как какого-нибудь простака из Техаса.

Невероятно. Не укладывалось в голове. Но другого объяснения не было.

В начале четвертого, когда в Москве уже был поздний вечер, из информационного центра принесли сводку сообщений из России. Тернер бегло просмотрел ее. На одном задержался. Это была информация, переданная в вечернем выпуске новостей Мурманского радио. В ней говорилось, что примерно в половине восьмого утра в тридцати километрах южнее Мурманска по неизвестной причине взорвался вертолет «Ми-1», выполнявший коммерческий рейс из поселка Полярные Зори. Пилот и пассажиры погибли. По предварительным данным, пассажирами были два неустановленных лица кавказской национальности и российский гражданин Деев, менеджер французской предпринимательницы Люси Жермен, намеревавшейся взять в долгосрочную аренду турбазу «Лапландия». Не исключено, что среди погибших был и лондонский журналист Крамер, приехавший в Полярные Зори вместе с известными сотрудниками Си-Эн-Эн Блейком и Гринблатом для освещения проверки охранной системы Северной АЭС, проводившейся в ночь с воскресенья на понедельник силами МЧС и Мурманского отделения ФСБ.

Тернер даже засмеялся. Ну, сукин сын! Это называется: концы в воду. Ювелирная работа! Но ты еще не знаешь, проклятый сукин сын, с кем связался!

Но тут же Тернер остановил себя. Нет, что-то не то. Проверка системы охраны.

Значит, на Северной АЭС что-то все же происходило? Именно в ночь с воскресенья на понедельник. И еще. Блюмберг. Он не был мелким аферистом. Или даже крупным.

Выстраивать такую громоздкую и изощренную схему — ради чего? Ради жалкой доли в два с половиной — три миллиона? Это Блюмбергу, которому принадлежал контрольный пакет компании «Фрахт Интернэшнл» с годовым оборотом в сотню миллионов долларов?

Не то. Явно не то. Но что?

Для ответа не хватало информации. Ее нужно было получить как можно быстрей.

Тернер вызвал начальника службы безопасности корпорации «Интер-ойл», в недавнем прошлом специального агента ФБР, и приказал срочно выяснить, что в действительности происходило на Северной АЭС в ночь с воскресенья на понедельник, а также принять все меры, чтобы найти Рузаева, Деева-Пилигрима и главное — Блюмберга. Тернер не верил, что он погиб. Какие меры, он не стал объяснять. Бывший специальный агент ФБР знал это лучше его. Тернер вызвал машину и вернулся на виллу. И только тут вспомнил об операции на Токийской фьючерсной бирже. Но отменять ее было уже поздно.

Заснул он лишь на рассвете. Да и то после трех бокалов «Баккарди», хотя обычно ограничивался одним, редко — двумя. А уже в десять утра его разбудил телефонный звонок. Звонил Макклоски.

— Извините за беспокойство, сэр, но дело не терпит отлагательства. Из Москвы звонит мистер Блюмберг… — Кто?! — переспросил Тернер.

— Мистер Аарон Блюмберг. Я незнаком с этим господином. Но он утверждает, что вы его хорошо знаете. Просит меня назначить встречу с ним на четырнадцать часов тридцатого апреля. Я бы даже сказал: требует. Говорит, что на этой встрече, возможно, захотите присутствовать и вы. Каким должен быть мой ответ, сэр?

Голова Тернера гудела от тупой боли. Ему понадобилось некоторое время, чтобы понять смысл услышанного.

— Соглашайтесь, — сказал он наконец. — Да, соглашайтесь.

— Вы будете присутствовать на встрече?

— Не знаю, — подумав, ответил Тернер. — Я решу это позже.

— Тридцатое апреля, четырнадцать часов, — повторил Макклоски. — Еще раз извините, что потревожил вас, — добавил он и положил трубку.

«Блюмберг. Требует встречи. Что бы это, черт возьми, могло значить?..»

IV

Тридцатого апреля без пяти минут два возле центрального входа в офис корпорации «Интер-ойл» остановилось желтое нью-йоркское такси. Из него вышли трое мужчин.

«Странная компания», — машинально отметил начальник секретариата «Интер-ойла», которому президент Макклоски поручил спуститься в холл и встретить людей, беседа с которыми была назначена на два часа дня. Это было очень необычное поручение.

Так в корпорации «Интер-ойл» встречали лишь самых важных клиентов или партнеров.

Эти трое, высадившиеся из такси, менее всего на них походили.

Пятидесятилетний молодящийся фат в дорогом клубном блейзере, с дымчатым фуляром на шее и с небольшим, светлой кожи, кейсом в руке.

Серьезный молодой человек в круглых очках, похожий на аспиранта университета.

Третий был явно иностранцем — об этом нетрудно было догадаться по интересу, с которым он оглядывал офис «Интер-ойла» и задирал голову с седыми короткими волосами, всматриваясь в громаду «Эмпайр Стейт Билдинг». Он был похож на небогатого европейского туриста. И не более того. Нет, не более.

И все же эти трое были теми людьми, которых ждал президент «Интер-ойла».

— Блюмберг, — небрежно представился фат и, не дожидаясь приглашения, последовал к лифтам в сопровождении своих спутников. Он даже не потрудился представить их.

Неслыханное нахальство. Но начальник секретариата промолчал. Он чувствовал, что происходит нечто не совсем обычное. Слишком уж нервничал всегда невозмутимый Джозеф Макклоски, ожидая этого визита. Были отменены все встречи, две из них — очень важные.

Скоростной лифт, которым пользовался только президент корпорации и члены совета директоров, за считанные секунды вознес посетителей на двадцатый этаж, начальник секретариата открыл дверь кабинета патрона и посторонился:

— Джентльмены, прошу.

Макклоски поднялся из-за массивного, резного бука письменного стола, но не сделал и полшага навстречу вошедшим.

— Мистер Блюмберг, — отрекомендовал начальник секретариата фата и умолк, давая понять, что имена остальных двоих ему неизвестны.

Их представил сам Блюмберг:

— Мистер Коллинз. Мистер Голубков, наш гость из России. А где же мистер Тернер?

— Возможно, он присоединится к нам позже, — ответил Макклоски и дал знак начальнику секретариата, что тот может быть свободен.

— Он присоединится к нам гораздо раньше, чем вы думаете, — заявил Блюмберг. — И чем думает он сам.

В этом кабинете никогда так не разговаривали. Никто. Но Джозеф Макклоски умел держать себя в руках.