Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского - Антология

Старик у реки

Где город кончается и переходит в поля,где илом и гнилью прибрежной пропахла земля,замшелый рыбак доживает свой век, и водатечет с незапамятных лет сквозь его невода.

В привычку — стряпня и починка сетей старику,из города носит и нитки, и шпиг, и муку;он дружбы не водит ни с кем, но со всеми вокругзнаком, и выходит к порогу на первый же стук.

Бывает, зайдет поселенка, укупит леща,к нему плотогоны погреться бредут сообща,садятся к столу, коль погода снаружи дурит,и все умолкают, когда старикан говорит

о мерном теченьи реки, о сетях на ветру,об илистых поймах, о рыбе, что мечет икру,и губы похожи его на сочащийся сот,на гриб-дождевик, от которого споры несет, —

даются слова все трудней и трудней старику,не так уж и много рыбак повидал на веку,и за день устал, и давно задремать бы ему,и сплавщики тихо его покидают в дому.

«Там, где копоть кроет подъездные ветки…»

Там, где копоть кроет подъездные ветки,что ведут до самых заводских ворот,ни пырей, ни вязель не хранят расцветки,щелочью и маслом вымаран осот.Там земля буреет, напрочь обесплодев,вар, лоскутья толя, словом, хлам любойуминают фуры тяжестью ободьев,так же, как известку и кирпичный бой.

Сколь травы полоски ни грязны, ни узки,но полны рабочих в середине дня:смотрят, как шлагбаум весь дрожит при спуске,как шагает крана черная клешня.Здесь, когда не жарко, топчутся подростки,поиграть у рельсов тянет детвору, —ветхий мяч футбольный ударяет в доски,и скрипит штакетник пыльный на ветру.

Угасают трубы по гудку, покорнопрочь выходит смена, молча, по-мужски,медленно, как будто глины или дернатащит на подошвах грубые куски.Газ на стены светит сумрачно и тяжко,ветер наползает, гулок и глубок, —только на коленях нищий старикашкаспичечный в отбросах ищет коробок.

Уличные певцы

Вот-вот от трясучки каюк одному,щербат и потаскан другой;в потемках поют возле входа в корчму,однако ж в нее — ни ногой.

Гармонику, дрожью измотан вконец,терзает бедняк испитой,и такт отбивает щербатый певецпо донцу кастрюли пустой.

Плетутся сквозь город с утра до утра;от песни — один лишь куплетостался, — так редко в колодец дворалетит хоть немного монет.

От кухонь едой пригоревшей несет;подачки дождешься навряд;но все же у каждых дверей и воротфальцетом, как могут, скрипят.

Пьянея от горечи зимних годин,бредут по кварталам в тоске:о мыльной веревке мечтает один,другой — о холодной реке.

«Опять акация в цвету…»

Опять акация в цвету.Одето небо серизной,струится отблеск фонарейвокруг антенн и вдоль дверей,шипит роса, густеет зной.

Опять акация в цвету.Жара от стен ползет во тьмуи в горло, как струя свинца.Коль денег — на стакан пивцаи только, так сиди в дому.

Опять акация в цвету.Сгущает небо духоту,которой без того с лихвой,Кто похотлив — тот чуть живой,а кто болтлив — тот весь в поту.

Опять акация в цветувскипает, сладостью дыша.Ночною болью обуянлюбой, кто трезв, любой, кто пьян,кто при деньгах, кто без гроша.

Жара, дыханье затрудня,растет, лицо щетина жжет,спина в поту и высох рот —довольно, отпусти меня!Опять акация в цвету!

Десять лет аренды

Возьми с собой корзинку и вино,иди и подожди в саду за домом;сентябрь настал, — безветрено, темно,и звезд не перечесть над окоемом.Попозже я приду, — разлей питье, —и парники, и астровые грядки —здесь все отныне больше не моеи завтра надо уносить манатки.

Вот артишоки, — ты имей в виду,я сам испек их, так что уж попробуй.Я десять лет трудился здесь, в саду,здесь что ни листик — то предмет особый.Налей по новой. Десять лет труда!Зато — мои, зато хоть их не троньте.Я пережил подобное, когдалежал, в дерьмо затоптанный, на фронте.

Страданье — не по мне: меня наврядвозможно записать в число покорных, —но слишком мал доход с капустных гряди ничего не скопишь с помидорных.Не знал я тех, кем брошен был в дерьмо,не знаю тех, кто гонит прочь от сада.Хлебнем: понятно по себе само,что верить хоть во что-нибудь да надо!

Я верю в горечь красного вина,что день сентябрьский — летнего короче,что будет после осени — весна,и что на смену дням — приходят ночи;я верю ветру, спящему сейчас,я верю, что вкусил немного меда,что вещи слишком связывают нас,что из-за них нам хуже год от года.

Куда пойду, — ты спросишь у меня, —и заночую на какой чужбине?Вьюнку ползти далеко ль от плетня,легко ли с грядки откатиться дыне?Шуршит во мраке лиственный навес,печаль растений видится воочью, —синеет в вышине шатер небес,и не вином я пьян сегодня ночью.

Зимнее пальто

В шалманчик за рынком приходит с утрабезногий при помощи двух костылей;он мрачен, — крепленого выпить пора, —садится у печки, куда потеплей.Приплелся сюда через силу — затосейчас помягчеет блуждающий взгляд:он ласково зимнее гладит пальто —его по часам отдает напрокат.

Пальто — это вещь недурная весьма:и плечи на вате, и полы до пят,вдоль борта идет голубая тесьма,ну, правда, нагрудный карман плоховат,ну, правда, на швах и под воротникомподкладочный светится войлок-злодей;дешевым пропахло пальто табакоми потом просительских очередей.

В шалманчик к семи забежит человек,заплатит что надо — и вмиг за порогныряет в пальто под начавшийся снег, —прокатчик покуда сыграет в тарок:он шлепает карты на стол тяжело,глядит на часы; наконец, доиграв:прокатное время, глядишь, истекло —уже не пора ли насчитывать штраф?

Сточный люк

Измотан морозом и долгой ходьбой,старик огляделся вокруг,подвинул решетку над сточной трубойи медленно втиснулся в люк.

Он выдолбил нишу тупым тесаком,спокойно улегся во тьме,то уголь, то хлеб он кусок за кускомнашаривал в жидком дерьме.

Почти не ворочался в нише старик,и видел одних только крыс,лишь поздний рассвет, наступая, на мигв решетку заглядывал вниз.

И зренье, и слух отмирали в тиши,и холод как будто исчез,и дохли в одежде голодные вши,утратив к нему интерес.

И был он безжалостно взят за грудки,и вынут наружу, дрожа,и тщетно пытался от грозной рукиотбиться обтеском ножа.

Прием в дом для престарелых

Отныне — вот постель твоя.Одежку в этот шкаф повесь.Следи, чтоб не было нытья:у нас оно не в моде здесь.

Вот эти тапки забери.Клопов не бойся, нет почти.Крючок на фортке — изнутри.Запомни все, и все учти.

Нас будет четверо: уснем,увидишь, легши по местам.Мы в коридор выходим днем,Курить, понятно, только там.

Как видишь, койки широки:да ты лежал ли на такой?К покою склонны старики,так ты уж нас не беспокой.

Здесь может разное бывать.Не делай удивленный вид,не лезь, коль кто начнет киватьи сам с собой заговорит.

Ну, я пойду. Тебе — впервой.Подумай, полежи ничком.Когда черед настанет твой,то будь приветлив с новичком.

Жители вагона