Бомба для дядюшки Джо - Эдуард Филатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, до атомного ведомства это секретная бумага не дошла. Лаврентий Павлович не позволил. До поры до времени, разумеется. У советских физиков-ядерщиков других забот хватало.
1 декабря 1944 года генерал Махнёв докладывал Берии:
«За месяц работы над вопросами, связанными с Лабораторией № 2, я убедился, что академик Курчатов более 50 % своего времени тратит на разрешение всяких хозяйственных, в том числе мелких вопросов и мало занимается научной работой…
Желательно было бы назначить заместителем академика Курчатова по административно-хозяйственным вопросам одного из работников НКВД— опытного и энергичного человека».
Такой человек (опытный и энергичный чекист) вскоре был найден. Это был полковник НКВД Павел Васильевич Худяков. Он вскоре приступил к работе, освободив Курчатова от мелких хозяйственных забот.
В тот же день (1 декабря) генерал Махнёв направил Берии ещё одну записку:
«Прошу Вас дать указание начальнику связи Кремля т. Платонову об установке для академика Курчатова И.В. в здании Лаборатории № 2 Академии наук СССР телефона кремлёвской связи».
Лаврентий Павлович распорядился:
«Установить. Л.Берия. 1.XII.1944 г…».
А в разведорганы продолжала поступать тревожная информация: резиденты сообщали о том, что Запад вот-вот изготовит атомную бомбу.
Руководство СССР крепко задумалось.
3 декабря 1944 года после долгих согласований было, наконец, принято постановление ГКО № 7069сс «О неотложных мерах по обеспечению развёртывания работ, проводимых Лабораторией № 2 Академии наук СССР». Этот документ позволял вести работы по урану в более широком масштабе.
Приведём выдержки из четырёх последних пунктов постановления:
«7. Обязать народных комиссаров <…> и начальников главных управлений при Совнаркоме СССР <…> лично принять меры, обеспечивающие срочную поставку НКВД СССР и Лаборатории № 2 Академии наук СССР оборудования, приборов, инструмента, материалов и товаров и о выполнении поставки докладывать ГОКО (т. Берия) 2 раза в месяц».
Обратим внимание, что в этом документе советский урановый проект, пожалуй, впервые упоминался как детище Наркомата внутренних дел. Все материалы и оборудование следовало направлять в НКВД. И лишь затем указывался главный получатель грузов — Лаборатория № 2 АН СССР.
«8. В целях обеспечения быстрого развёртывания работ, проводимых Лабораторией № 2 Академии наук СССР, поручить председателю Госплана СССР т. Вознесенскому впредь предусматривать <…> выделение Лаборатории № 2 Академии наук СССР отдельной строкой всех необходимых на эту цель материалов и оборудования…».
Иными словами, с этого момента советские атомщики недостатка в средствах испытывать были не должны.
«9. Обязать академика Курчатова И.В. в месячный срок разработать план научно-исследовательских работ в области использования урана на 1945 год и представить его на утверждение ГОКО.
10. Возложить на т Берия Л.П. наблюдение за развитием работ по урану.
Председатель Государственного комитета обороны И.Сталин».
С этого момента дело создания атомного оружия страны Советов полностью переходило в руки товарища Лаврентия Берии.
Чекисты и атомное ядро
В конце декабря 1944 года 1-ое Управление НКГБ СССР направило Курчатову «Обзорную работу по проблеме урана». Она состояла из «79 листов печатного текста» и «29 фотоклише». Ознакомившись с ними, Игорь Васильевич написал 24 декабря отзыв, который начинался словами:
««Обзорная работа по проблеме урана» представляет собой прекрасную сводку последних данных по основным теоретическим и принципиальным направлениям проблемы».
Отметив «два новых чрезвычайно важных принципиальных указания», содержавшихся в прочитанном материале, и посетовав на то, что советские физики всё ещё не могут повторить опытов, проводимых за океаном, Курчатов обратился к чекистам с просьбами, как всегда подчеркнув наиболее ключевые выражения:
«Было бы важно поэтому получить более подробные данные по этому вопросу…»
«… было бы исключительно важно иметь более подробную информацию. по этой схеме».
«Было бы очень полезно получить сведения о постановке этих исследований в лаборатории Y [секретная атомная лаборатория американского города Лос-Аламоса — Э.Ф.] и полученных результатах».
«… получение подобных сведений по этому способу является крайне желательным».
На следующий день (25 декабря) в Лабораторию № 2 поступила новая порция разведматериалов в 35 тетрадях (612 листов). На этот раз они содержали данные о диффузионной установке. Курчатов распорядился допустить к секретной информации И.К.Кикоина, который дал прочитанному следующий отзыв:
«Существенное значение этой работы заключается в том, что она позволяет сравнить методы, изложенные здесь, с применяемыми нами методами…
Вместе с ранее полученными материалами, посвящёнными этим же проблемам, образуется весьма полный и ценный теоретический разбор производительности и устойчивости установок».
Самому создать советскую установку по разделению изотопов урана диффузионным способом Кикоину никак не удавалось. Сбои возникали чуть ли не ежедневно. Так что секретные тетради из-за рубежа поспели вовремя.
Тем временем наступил год 1945-ый.
До взрыва первой (американской) атомной бомбы оставалось чуть более полугода.
А у советских физиков-ядерщиков всё ещё не было стопроцентной уверенности не только в том, что подобное оружие вообще можно создать, но и в практической осуществимости цепной ядерной реакции…
А Курчатов предложил вдруг заняться делом, о котором спустя десятилетия рассказал инженер-физик Владимир Иосифович Меркин:
«Несмотря на то, что ещё не был поставлен решающий эксперимент, доказывающий практическую осуществимость цепной реакции деления (для этого было задумано построить физическую модель реактора), Игорь Васильевич горел нетерпением начать проектирование промышленного реактора немедленно.
Он предложил мне поработать над устройством реактора и расчётами его теплофизических характеристик, заметив, что ряд исходных данных потребуется в дальнейшем, по-видимому, скорректировать по мере получения экспериментальных результатов.
Несмотря на неожиданность предложения и то, что небольшой коллектив нашего сектора ежедневно до поздней ночи работал над другой, тоже важной и интересной задачей, я, не задумываясь, согласился».
Предложение Курчатова было и в самом деле очень неожиданным. Проектирование промышленного уран-графитового реактора, когда вокруг — столько нерешённых проблем, выглядело затеей очень странной.
Генерал Махнёв забил в колокола, сообщая 5 января председателю Госплана СССР Николаю Вознесенскому:
«Строительство специальных объектов Лаборатории № 2 Академии наук СССР… не обеспечено материалами и оборудованием на I квартал с. г…».
Однако руководители уранового проекта страны Советов знали, что в их распоряжении — колоссальные резервы! И сосредоточены они были в «контингенте» Главного управлении лагерей (ГУЛАГа). 6 января 1945 года нарком внутренних дел Союза ССР Л.П. Берия издал приказ № 007. Он назывался «О мероприятиях по обеспечению развития добычи и переработки урановых руд». Вот лишь небольшие выдержки из него:
«1. Возложить на Главное управление лагерей горно-металлургических предприятий НКВД СССР:
а) разведку урановых месторождений…
3. В целях обеспечения надлежащего руководства разведками, добычей и переработкой урановых руд организовать в составе Главного управления лагерей горно-металлургических предприятий НКВД СССР управление по урану — «Спецметуправление НКВД СССР».
… обеспечить выделение рабочей силы для предприятий Спецметуправления НКВД СССР в полном соответствии с заявками, направляя контингент исключительно годный к тяжёлому физическому труду…
… финансировать строительство урановых предприятий и учреждений НКВД СССР без проектов и смет по единичным расценкам и фактически выполненным объёмам, утверждённым начальником ГУЛ ГМП НКВД СССР, а исследовательские и опытные работы — по титульным спискам,…».
Как только к работам по добыче урана подключили огромный «контингент» ГУЛАГа, «годный к тяжёлому физическому труду», дело тут же сдвинулось с мёртвой точки.
