Тарназариум Архимеда - Спейсер Кацай

— Мы работаем над проектом вывода ракеты в космос.

И, не смотря на его полуслышный шепот, Кондратюк вздрогнул, как от оглушительного крика.

— В космос? — переспросил. — В космос!?.. Но, все что я видел тут…

— А, тут, — пренебрежительно махнул рукой доктор, — игрушки для военных. Не игрушками мы занимаемся в другом месте. На одном из островов Балтийского моря. Именно там, Георгий Васильевич, творится космическое будущее человечества. Нового человечества. — И он перегнулся через стол к Кондратюку: — Не желаете присоединиться?

Кондратюк попытался напрячь отупевшие за последние годы мозги. Даже испарина на лбу выступила.

— Но… — прошелестел он через минуту. — Но, герр доктор, я… Поймите… Я не могу работать один. Если бы вы… Если бы… У нас тут группа интересная подобралась. Вы же сами только что говорили, что я — теоретик. А в лагере есть один очень интересный инженер-практик. Светлейшая голова. И еще один парень. Без образования особого, но руки — золотые. Вот, если бы…

— Узнаю славян, — откинулся старик на спинку стула. — Коллективизм, гипертрофированный до стадности. — Он взглянул на раскрытую папку и перевернул несколько страниц. — Шарль Ардальон и Владимир Барбикен, если не ошибаюсь?..

Во внимательном изучении заключенного под номером 2638 ему нельзя было отказать. Кондратюку оставалось только одно: снова молча кивнуть головой.

Старик щелкнул пальцами, закряхтел, еще больше уродуя лицо, и медленно встал со стула. Подошел к окну, за которым на фоне пронзительного горного неба замерла черная инопланетная конструкция сторожевой вышки, и, не оборачиваясь, произнес:

— У вас, Георгий Васильевич, есть две очень веские причины для плодотворного продолжения работы. Это, во-первых, увлеченность, о которой мы уже говорили…

— Да мы только о межпланетных путешествиях и болтаем с ребятами в свободное время, — попытался неуклюже вставить Кондратюк.

— Да? — кинул через плечо герр доктор. — Как я уже заметил, у нас отвратительно работают некоторые ведомства. На свободное время у вас просто нету прав.

— Но…

— Но, — старик отвернулся от окна, сложил руки за спиной и оперся ими на подоконник, — но, как исполнителям, им, возможно, и не нужно вашего энтузиазма, Георгий Васильевич…

Кондратюк с надеждой взглянул на него.

— Однако, есть более весомое обстоятельство, из-за которого я вынужден отклонить ваше контрпредложение. А именно… Понимаете, Георгий Васильевич, насколько мне кажется, у вас нет весомых причин для того, чтобы любить Советскую Россию. Однако у того же старшины Красной Армии Владимира Барбикена…

— Его мать погибла во время эксперимента, поставленного НКВД. А перед этим десяток лет провела в Сибири за контрреволюционную деятельность, — угрюмо бросил Кондратюк.

— Да? Очень интересно. Расскажите мне как-нибудь на досуге. А французский маки Шарль Ардальон?..

— Ну… Шарль… Он же европеец, — лучшего аргумента на ходу Кондратюк выдумать не мог.

— Европеец, — пренебрежительно фыркнул доктор, снова поворачиваясь к окну. — Француз… Лягушатник… Нет, Георгий Васильевич, я не могу взять на себя такую ответственность.

Кондратюк сгорбился и невидящим взглядом уставился в пустую чашку, которую так и продолжал держать в руках.

— Тогда… И я… Не могу…

Старик оторвался от окна и два раза молча пересек комнату. Туда и назад. Подошел к столу и что-то нажал под столешницей. "Кнопка, — понял Кондратюк. — Вот и все…"

Открылись двери и охранник, щелкнув каблуками вычищенных до блеска сапог, замер на входе.

— Этого перед дискфайтером помыть, — кивнул доктор головой на Кондратюка. — Воняет так, что дышать невозможно. Туда же заберете заключенных номер две шестьсот сорок девять и две сто четырнадцать. Тройную вонь я не вынесу. А потом — ко мне.

"Помыть? — удивился Кондратюк. — Перед дискфайтером? Это теперь так газовые камеры называются? Или…"

Оказалось — "или". Потому что через час, обалдевшие от мыла и свежей воды, еще не веря в чистоту своих тел, они втроем снова стояли перед столом герра доктора. Переговорить им не удалось. Это запрещалось. И когда Кондратюк, мыча от наслаждения и захлебываясь теплыми упругими душевыми струями, попытался объяснить ребятам создавшееся положение, то получил такой пинок от охранника, не оставившего их даже в душевой, что прилип к мокрой стене, словно тот лист от березового веника.

Володя попытался было помочь ему, и теперь стоял перед стариком, изредка потирая огромный синяк, расплывающийся под левым глазом. Арданьян же был по странному напряжен, тих и сгорблен. На него это было не похоже. А на высохшие фигуры всех троих были натянуты какие-то серые комбинезоны не по размеру. И поэтому они напоминали самим себе трех усталых, разодетых злыми шутниками, обезьян с погасшими от смертельной болезни глазами. На левой груди помятых комбинезонов распластался орел со свастикой, словно уродливый крылатый паук-мутант, впившийся прямо в сердце. Унылые цифры лагерных номеров на выкинутых робах были, по крайней мере, честнее.

Герр доктор осмотрел их и, как показалось Кондратюку, остался доволен своим осмотром. Он откинулся на спинку стула и пробарабанил пальцами по закрытой уже папке.

— Так, молодые люди. Благодарите Бога, фюрера и Георгия Васильевича за то, что у вас появился шанс выжить. И не только выжить, но и принести хоть какую-то пользу Рейху. В каком качестве, зависит от вас. Животные, предназначенные для вивисекции или испытания новой техники, тоже приносят пользу. Но Георгий Васильевич сказал мне, что у вас есть некоторый иной потенциал. Поверим. И проверим.

Володя бросил на Кондратюка короткий удивленный взгляд. Пьер еще больше сгорбился, пряча свое лицо между плеч.

— Вам все понятно?

Заключенные молчали.

— Я спрашиваю, вам все понятно? — повышая голос, блеснул старик стеклами пенсне.

— Так точно, герр доктор, — прошелестел Кондратюк.

— Ардальон?

Пьер, так и не поднимая головы, молча кивнул ею.

— Барбикен?

Владимир, не отвечая, смотрел в окно, за которым уже стемнело окончательно.

— Барбикен!

Володя до крови закусил губу.

— Та-а-ак, — протянул старик, снова наклоняясь к столу и ложа руки перед собой. — По крайней мере, один из вас уже готов влипнуть в историю.

— В историю влипли вы, когда напали на Советский Союз. Так влипли, что…

Старик коротко хохотнул и снова откинулся на спинку стула:

— Георгий Васильевич, — с легкой укоризной произнес он, — а вы мне не говорили, что ваш протеже еще и историк. — И посерьезнел. — Молодой человек, давайте не будем касаться истории. Ее не перепишешь. Ее можно только подписать. К примеру, в июне сорок первого на подписи у Сталина лежали директивы, предписывающие нападение Красной Армии на Германию пятнадцатого июля. Таким образом, даже если бы наши войска не перешли вашу границу, то…