Под знаменем Сокола (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"

— А они не попытаются воспользоваться темнотой и скрыться? — тщась разглядеть среди плывущего по реке звёздного серебра огонёк чужого становища, спросил спафарий Дионисий.

— Это вряд ли, — покачал головой дядька Нежиловец. Судя по всему, их кормщик не раз хаживал в этих местах, ведает, что русло здешних рек из-за большого количества ила и известняка меняется чуть ли не каждый год. Не думаю, что он станет рисковать грузом. Звездочёту хватило и весны.

— Сколько до них от нашего стана? — небрежно поинтересовался спафарий, и Анастасий понял, о чем он думал.

Сколь же заманчиво, сколь опасно. Сейчас, чтобы покрыть расстояние, разделявшее ладьи, хватило бы и двух-трех поворотов малой клепсидры, завтра на сокращение разрыва уйдёт не меньше чем полдня. Впрочем, как оказалось впоследствии, Дионисий думал совсем о другом.

Ночь неспешно натягивала над рекой сверкающий звёздный покров, источала из пор ароматную росу, выдыхала из незримых сумрачных лёгких прохладу, пряла бесконечную кудель теней, навешивая на лопать своей прялки бессвязные наваждения и тревожные сны. Анастасий и не пытался уснуть, а его мысли бежали, точно закусившие удила кони по узкой колее над бездной, по горной дороге, которая, вздымаясь ввысь, всегда приводит вниз. Сейчас или никогда. Гершом Звездочёт и его страшный дар каганату должны исчезнуть, и лучше, если это произойдёт до рассвета, ибо днём, когда две дружины сойдутся в смертельном противостоянии, осуществить задуманное удастся, лишь обрекая на гибель не только чужих, но и своих.

Анастасий любовно погладил кибить своего лука. Хотя искусства Уиллиса или мастерства мерянина Торопа он не пытался достичь, за год, проведённый среди руссов, с этим оружием он научился обращаться сносно. Пожалуй, это самый простой выход. Даже через реку перебираться не нужно. Десяток стрел с привязанным трутом вполне способны отправить Гершома с Мстиславичем, а заодно и всю их ватагу на свидание с Аидом. Но как после такого новгородцам в глаза взглянуть? Если его обвинят в измене, это не только лишит его возможности и дальше созерцать этот прекрасный мир, но и навлечёт позор на род сестры.

Нет, огонь ему не помощник. В таком случае, опять остаётся вода. Этот замысел осуществить сложнее, тем более, как рассказал Тороп, памятуя о весенней неудаче, Гершом увязал свой драгоценный груз уже не в тюки. Дубовым бочонкам не страшна не только влага трюма, их можно безо всякого вреда для порошка сплавлять по течению реки. И все же нужно попытаться.

Сказав дядьке Нежиловцу, что еще раз проверит посты, Анастасий шагнул во тьму и, преодолев примерно половину пути до чужого лагеря, вошёл в реку. Большую часть пути он проделал под водой, лишь изредка поднимаясь на поверхность, чтобы набрать воздуха и определить свое местоположение. Хотя чужаки, так же, как и новгородцы, ждали незваных гостей и выставили караульных как на берегу, так и на самой ладье, критянину не составило особого труда, укрывшись тьмой, вскарабкаться на борт и нырнуть в чёрный зев трюма. Спину его отягощали два бурдюка с водой, обвязанные вокруг тела, в руке он сжимал нож. Самым трудным оказалось даже не продырявить без лишнего шума нащупанные в кромешной тьме бочонки, а правильно рассчитать количество воды, достаточное для того, чтобы превратить порошок в безвредную, никому не нужную массу.

Когда сухой оставалось около пятой части груза, кольцо на крышке люка негромко звякнуло, скрипнули петли, и на лестнице послышались шаги. В трюм вразвалочку спустился какой-то человек из Ратьшиной ватаги, по виду варяг или урман. Анастасий, которому огромных трудов стоило сохранить самообладание, затаился с ножом наизготовку в дальнем углу, стараясь думать лишь о том, как бы перерезать пришельцу горло до того, как он поднимет тревогу.

— Фу ты, пакость! — недовольно проворчал на северном наречии ватажник, — среди этой их колдовской дряни и пива-то не отыщешь!

Анастасий подавил прозвучавший бы сейчас слишком громко вздох облегчения. Кажется, обошлось. Похоже, после долгих часов в карауле наемника замучила жажда, и он решил, что лучше всего её утолить чем-нибудь более приятным, нежели вода. Безошибочно отыскав среди бочек с порошком нужный ему и уже изрядно початый, он вытащил втулку и приник к отверстию с таким видом, будто несколько дней скитался по засушливой степи.

— Эй, Атле! Волчья сыть! Ты долго там ещё! Все пиво, небось, выхлебал, пьянчуга, попадись у меня!

Мышцы Анастасия напряглись помимо его воли, острие ножа налилось жаром жажды. Голос Мстиславича он бы узнал и через тысячу лет. Атле тоже оказался более чем впечатлён. Едва не захлебнувшись, обмочив рыжую бороду и грудь, в обнимку с бочонком он вылетел вон, чуть не позабыв запечатать втулку.

Анастасий опустил нож, на лезвии которого повисли капли крови. Кажется, он распорол кожу на руке и от волнения даже не заметил этого. Он хотел, пока не рассвело, закончить работу, но тут наверху вновь раздались голоса. Говорили двое и говорили на родном языке ромея. Анастасий узнал слегка картавый выговор Гершома и безукоризненно округлую манеру спафария Дионисия.

Неужели увалень херсонец, решив не ко времени прогуляться, угодил в плен? Вот ещё задача его, дурака, вызволять. Хотя дурака ли? А с чего это он, спрашивается, интересовался расстоянием до ладьи? А ведь на воде, несмотря на тучность, он держится почти как тюлень. Чай, родился и вырос не в Херсонских степях, а на одном из островов: то ли на Родосе, то ли на Патмосе, а там так же, как и на Крите, дети учатся плавать раньше, чем ходить. Ай да спафарий! Ай да умник! Всех решил переиграть! Анастасий потихоньку ковырял днище бочки, а сам прислушивался к разговору.

Сейчас говорил Гершом:

— Ты, как я вижу, человек разумный и уважаешь честный торг, а стало быть, мы сумеем договориться. Вот мои условия: секрет за секрет. Ты рассказываешь все, что знаешь про греческий огонь, я объясняю, из чего в Аль Син делают порох. По-моему, обмен равноценный. Что, ты не согласен? Ах, я забыл, ты утверждаешь, что не знаешь секрета греческого огня, тогда нам не о чем говорить, сделка не состоится!

— Но послушай, — кажется, не в первый пытался его убедить Дионисий. — Я слышал, ты ученый книгочей, а у моего покровителя, патрикия Калокира, и его досточтимого отца прекрасная библиотека!

— Я бывал в Херсоне, — отрезал Гершом. — Ничего интересного там нет!

— Твой секрет стоит библиотеки самого кесаря!

— Ты в этом уверен? — Звездочёт усмехнулся.

— Конечно! Она содержит такие сокровища, которые тебе и не снились, в ней хранятся манускрипты из Александрии, сочинения древних мудрецов и современных учёных.

— Неужели ты думаешь, если бы я не отчаялся найти ключ к познанию мира в книгах, я бы вёз в град моих единоверцев, славный не только шелками, но и рукописями, состав, способный эти рукописи уничтожить! — отозвался Гершом, и Анастасий услышал в его голосе скрывавшуюся за насмешкой горечь разочарования и усталость. — По большей части всё, что написано в книгах, это пустая болтовня, придуманная затем, чтобы морочить головы невеждам, — тем же тоном продолжал Звездочет. — А те немногие крупицы истины, затерянные среди этого хлама, не стоят того, чтобы за них обрекать на гибель народ моих отцов.

— Но истина — это Бог! — вскричал спафарий, и Анастасий содрогнулся от омерзения: этот слизняк еще смеет произносить имя Господне.

Словно для того, чтобы подчеркнуть кощунственность только что прозвучавших слов, спафарий Дионисий заговорил о том, чего Анастасий ожидал и чего опасался:

— В качестве платы за твой секрет я готов передать в ваши руки знакомого тебе изменника Анастасия вместе с его сестрой и командой.

Гершом, похоже, тоже ожидал этого предложения, но не для того, чтобы принять, а затем, чтобы хорошо посмеяться:

— В этом нет необходимости, — ответил он, и в его голос вернулись злорадство и задор. — С критянином и его людьми мы и сами разберёмся. Сегодня ночью к берегу Самура подошли присягнувшие кагану на верность огузы, и твоим спутникам, прежде, чем удастся настичь нашу ладью, придётся сначала держать разговор с ними! Если тебе больше нечего мне предложить, позволь пожелать тебе спокойной ночи, её остаток ты проведёшь в трюме нашей ладьи, а затем мы продолжим разговор насчёт греческого огня.