Зов Оз-моры - Андрей Хворостов

— Вот и чудно! — воскликнула Ведь-ава. — Будешь услаждать меня по вечерам своим глубоким басом. Впрочем, у нас будут дела и посущественнее…

-

[1]Ливтяк кода комоля! (эрз.) — Лети как хмель! (скорее вылезай из утробы матери).

[2] До реформ Петра Первого священников на Руси избирали прихожане.

[3] До реформ Никона священники носили кафтаны-однорядки.

Глава 36. Первый дозор

После завтрака Денис нашёл женин крестик и протянул Варваре.

— Это для чего? — удивлённо спросила она.

— Стрельцы и мастеровые — люди кщёные. Они во Христа веруют. Ты среди них теперь жить будешь. Придётся носить крест и в церковь ходить.

Она сокрушённо вздохнула и повесила крестик на шею. Затем принялась сурьмить брови, белить лицо, румянить щеки и жаловаться на судьбу: «В Вирь-ате я ничего такого не делала, а мужики всё равно на меня засматривались. Ну, что за радость быть стрелецкой женой? Куда я попала?!» Лопотала она по-мокшански, да ещё и скороговоркой, и Денис ничего не мог разобрать в мелком бисере звуков её речи.

Наконец, Варвара накрасилась и приоделась, и муж повёл её к пригорку, где возводился дом. Когда чета подошла к своему будущему дому, древоделы уже положили на морёные колоды нижний дубовый венец сруба. Неподалёку сверкали смолой очищенные от коры сосновые брёвна. Денис взял топор и бросился помогать мужикам, извинившись, что из-за болезни жены пришёл слишком поздно. Варвара подошла к старшему плотнику.

— Не поплывёт дом по весне?

— Мы до хрена срубов зимой поставили, — ответил тот. — Ни один ещё не повело.

— Значит, ничего, что в мороз избу рубите?

— Не боись, хозяйка! Так даже лучше. Дерево зимой сухое. Не растрескается, гнилью не тронется. Изба дольше простоит. И дети твои в ней будут жить, и внуки, и правнуки…

— Далеко смотришь! — усмехнулась Варвара. — Кто ж знает, как судьба повернёт?

— Ежели супруг твой погибнет, — сказал плотник. — То изба всё одно тебе достанется. Под забором не сдохнешь. Тут такой порядок, хозяйка.

Варвару передёрнуло от этих слов, и она сменила тему разговора.

— А река тут есть?

— Как же? Цна. Рядом она… но не боись, хозяйка. Сруб ставим на бугорке. Полая вода избу не подтопит. Погреб не зальёт.

— А омут здесь есть?

— Тебе зачем? — засмеялся древодел. — Утопиться надумала?

— Нет, любопытствую.

— Где Чумарса и Студенец в Цну впадают, там глубоко. И ещё на излучине яма имеется. Летом там ловят сомов, зимой налимов, а горбачей и судаков — всегда.

— Пройти туда как?

— Скрозь Водяные ворота. Это прямо за детинцем…

Устав говорить с плотником, Варвара вернулась к мужу.

— Слаба я ещё, — пожаловалась она. — Отдохнуть хочу. Пора мне в караульную избу.

— Помочь дойти, голубка моя?

— Ага.

Варвара засеменила, опираясь на руку мужа. По пути к избе она попросила Дениса:

— Давай поглядим омут. Там, говорят, красиво. Он за Водяными воротами, а до них шагов двести всего.

— Ты ж утомилась. Полежать тебе надо.

— Хочу на омут. Говорят, там красовито. Погляжу — и вайме моя успокоится. Зело тебя прошу.

Миловидное личико Варвары сделалось жалобным. Ну, как было ей отказать?

— Пойдём, Толганя! — сказал он.

Дорожка к Водяным воротам была широкой и плотно утоптанной. За ними виднелся деревянный мост, к которому Денис и Варвара не пошли. Они спустились по следам рыбацких валенок к яме на излучине Цны. Идти по глубокому снегу было тяжело. Супруги изрядно вспотели, когда, наконец, достигли изгиба замёрзшей и заснеженной реки, над которым возвышался крутой глиняный берег, испещрённый норами ласточек-береговушек. Снег не задерживался на отвесном склоне, который оставался голым во все времена года.

— Правда ведь красота? — спросила Варвара.

Денис кивнул.

По краям излучины, на входе и выходе из ямы, рыбаки блеснили окуней. Возле прорубей лежали пешни и кучки полосатых горбачей с алыми плавниками и зеленоватой матовой чешуёй, похожей на тронутую патиной бронзу.

— У тебя пешня цела, Денясь? — спросила Варвара.

— В телеге лежит. Зачем она тебе? Рыбу собралась ловить?

— Нет. Купи изутра барашка и пробей пролуб над омутом. Озказне хочу совершить.

— На тебе же крест, Толганя! — возмутился Денис. — Забудь о Ведь-аве!

— Нельзя о ней забывать. Вдруг вода избу подтопит? Вдруг больше не сумею зачать? Вдруг выкидыш опять случится или родами умру? Непременно надо задобрить Ведь-аву!

— Посмотри на реку! — рявкнул Денис. — Здесь всегда сидят люди. Все они христиане! Ежели ты принесёшь жертву у них на глазах, нас обвинят в колдовстве. Меня выгонят со службы. Разумеешь?

— Ага! — кивнула Варвара. — Нужен омут, где нет рыбаков. Ищем?

Она посмотрела в глаза Денису так умоляюще, что он не смог возразить.

— Поищем, душа моя, — пообещал он. — Но где ты найдёшь священный нож?

— Беру обычный.

— Ведь-ава разве поймёт?

— Не знаю… — прошептала Варвара.

За разговором они подошли к караульной избе. Денис уложил жену отдыхать на скамью, вернулся к плотникам и продолжил вырубать пазы в сосновых брёвнах. Вернулся он в караульную избу затемно. Варвара к тому времени наварила горшок пшённого кулеша с салом.

Зашёл Василий, опять с хлебным вином.

— Коль записался — служи. Изутра выйдем с тобой в дозор. И не думай, что это просто. Пьяный стрелец порой пострашнее ногайца будет, только вот ногайца можно убить, а этого — никак нельзя.

— В чём я пойду? — спросил Денис. — В тулупе? Мне же сукно ещё не выдали.

— Оно тебе сейчас и не нужно, — усмехнулся Василий. — Из него ты сошьёшь праздничный кафтан. В походы и дозоры мы выходим в простой сермяге. Такой, как на мне сейчас. Даже головы ей не брезгуют. Не забыл ведь Путилу Борисовича?

— Помню, он всегда в сермяжном кафтане ходил. Токмо перед сражением надел бехтерец и ерихонку.

— Ну, а тебе тем паче уряжаться зачем? Ты ведь не голова и не дворянин. Наши новобранцы не гребуют одёжей с павших стрельцов. Ей весь чулан забит. Прямо здесь, в караульной избе. Сейчас покушаем, выпьем, а потом поищем.

Из неотапливаемого дощатого чулана потянуло холодом и затхлостью. В его дальнем углу валялась куча пыльных кафтанов. На некоторых спеклась кровь, другие были порезанными в клочья, третье погрызли мыши… Лишь изредка встречались чистые и целые. Денис отбирал их и бросал стоящей возле двери Варваре.

— Маленькие все! — качала головой она. — Непросто отыскать одёжу на такого детину, как ты!

Один кафтан всё-таки нашёлся — поношенный, зато с подбоем из лисьего меха, изрядно побитого молью.

— Этот от пятидесятника остался, от Егорки Федотова, — сказал Василий. — Он повыше тебя был и в плечах ширше. Бессемейным ходил, бездетным. Почему не женился, бес его