Искушение чародея(сборник) - Кир Булычев

   «Ты только сядь. Сядь, дорогая, ну, сядь! Посиди, ведь ты устала. Хоть немного», – повторял Лапки, не сводя с черной тушки немигающего взгляда. Муха, похоже, услышала призыв, и не только услышала, но и послушала. Как загипнотизированная, она безвольно приткнулась к стене и обреченно затихла.

   Лапкин не стал ждать ее выхода из транса. Рука на ощупь нашла на столе толстую книгу, и тут же последовал удар. Ни крика, ни стона, насекомые не способны на подобные звуки. Лишь резкий хлопок да грязное пятно на обложке и стене.

   Эдик брезгливо отбросил орудие убийства и полез обратно в постель. Солнце продолжало светить по-прежнему, однако даже оно было не в силах помешать сну. Утреннему и потому особенно сладкому.

   Было воскресенье…

   На этот раз пробуждение было неторопливым и приятным. Сон уходил медленно, постепенно, и так же медленно возрождалась явь, не подстегнутая необходимостью немедленно вставать и идти в школу.

   Лапкин лежал с полузакрытыми глазами и не то думал, не то грезил. Мысли текли такие же ленивые и нечеткие, как грань между сном и пробуждением. Лишь где-то за ними мелькали контуры чего-то важного, и Эдик лениво пытался его понять, но тщетно. Тогда он сделал усилие, попытался сосредоточиться, однако ничего из этого не получилось.

   Все с тем же неуловимым ощущением главного Лапкин не спеша встал, оделся и подошел к окну. Начало осени выдалось неплохим. Солнечным, без туч и дождей, с яркой разноцветной листвой. Великий Гусляр утопал в красках. Хотелось бродить под кронами деревьев, упиваясь ароматами и легкой грустью. Хотелось что-то открыть, изобрести, написать нечто выдающееся, первым достигнуть Марса, словом, сделать невозможное и тем прославить в веках свое имя. Хотелось съездить с друзьями в лес и искать спрятавшиеся грибы или угадывать в сучьях фигуры людей и диковинных животных, хотелось познакомиться с красивой нежной девочкой и собрать для нее букет из листьев. Хотелось остановить время или повернуть его назад в лето. Хотелось делать все, кроме одного: учить уроки.

   Однако совесть, или заменявший ее страх призывали заняться именно ими. Поддавшись этому голосу, Эдик даже взял учебник по физике с размазанной на обложке мухой. И тут вновь вернулась утренняя недосказанность, словно нечто умело пряталось и одновременно щедро расставляло ориентиры, по которым его можно найти. Но найти не удавалось, и несчастный учебник полетел на небрежно застланную постель. Лапкин посмотрел вслед, однако голос совести уже перешел на шепот, и школьник успешно притворился глухим.

   Он плотно позавтракал, а может, рано пообедал, а затем наплел что-то матери и спокойно выскользнул на улицу. Все то же чувство недосказанности влекло куда-то в сторону школы, и Эдик решил подчиниться ему.

   Рыжикова он узнал издалека по его темно-синей куртке. Славка шел навстречу, и Эдик искренне обрадовался. Больше всего он опасался, что придется шляться в одиночестве.

   – А я как раз к тебе, – немного не доходя и не успев поздороваться, сообщил Славка. – Представляешь, Максимка совсем офонарел! Такая погода, а он уткнулся в учебники и говорит, что, пока не выучит, никуда не пойдет. Хотя папаша его вместе с Ложкиным и Минцем отправился на рыбалку.

   – Врешь? – с тающей надеждой переспросил Лапкин. Такой подлости от Удалова он не ожидал. Купцов – другое дело, он может не учить и получать пятерки, но Удалов? Если и этот станет хорошо учиться, то что станет с ним, с Эдиком?

   – Если бы… – Славка махнул рукой. – Я его чуть не силой тащил. Уперся – и ни в какую. Может, вдвоем попробуем?

   – Пошли! – Эдик сказал это таким тоном, словно речь шла о пешей экспедиции в Антарктиду.

   Вместо далекого шестого континента приятели двинулись в сторону Пушкинской.

   – Знаешь, я прежде думал, что он на меня все еще дуется, – продолжал по дороге жаловаться Славка. – Ну, за «Спринт». Потом смотрю: вроде не похоже. Да и помирились мы с ним давно и по-людски. Чего я только не испробовал! Даже в кино звал за свой счет. Не помогло.

   – Что? – брови Эдика невольно поползли куда-то в сторону затылка. Он не ожидал, что заскок Удалова окажется настолько серьезным.

   – Да-да, – подтвердил Рыжиков. – Представляешь? И это кто? Макс? Да сказал бы мне о нем кто такое, я бы первым онемел! Звони, – они уже стояли перед дверью.

   Лапкин резко нажал на кнопку звонка. Некоторое время в квартире было тихо, и Эдик уже собрался повторить, но дверь открылась, и на пороге выросла Ксения Удалова, мать Максима.

   – Здравствуйте. Макс дома? – спросил Лапкин. Маму своего приятеля он немного побаивался.

   – Максимка! Тебя! – крикнула тетя Ксюша, однако предупредила: – Вы проходите, только ненадолго. Ему учиться надо.

   То, что открылось их взору, потрясло впечатлительного Эдика. Удалов-младший сидел за столом и учил. Перед ним лежали два учебника физики, старый и новый, какой-то толстый словарь и тетрадь, густо исчерканная формулами. Видно, Максимка не просто учил, но и пытался что-то решать. В первую минуту Макс даже не обратил на своих приятелей внимания, а когда, наконец, поднял голову, на его полноватом лице промелькнула гримаса недовольства.

   – Здорово! Пошли погуляем, – с места в карьер начал Лапкин.

   – Не сейчас, ребята, – Удалов лишь покачал головой. Его было не узнать. – Прежде разберусь со всем этим, – он кивнул на стол. – Вы лучше вечерком зайдите.

   – Брось, – откладывать прогулку на вечер Эдик не хотел. – Все равно не спросят. Ты лучше посмотри, какая погода! Благодать! Сашку с собой возьмем.

   – Не пойду, – Удалов тяжело вздохнул. – Я сегодня решил новую жизнь начать. Каждый день по четыре часа занятий.

   Славка взглянул на Эдика, словно говоря: «Вот видишь! А ты не верил!»

   Однако Эдик решил не сдаваться.

   – Чудак! Кто же новую жизнь начинает с воскресенья? Надо с понедельника. Хочешь, завтра вместе начнем?

   – Да я бы с радостью, – в голосе Удалова промелькнуло колебание. – Просто решил сегодня. Вернее, уже даже начал. А вы завтра присоединяйтесь. Лады? – и он посмотрел Лапкину в глаза.

   «Оставьте меня в покое. Ну, пожалуйста. Мне же и так трудно», – прочитал во взгляде Удалова Лапкин. В свою очередь Эдик собрал все силы и так же, взглядом, попытался сказать: «Ты идешь с нами. Брось дурить. Все начнем учиться с понедельника. А сейчас пошли в парк». Он еще не досказал до конца, как почувствовал, что с Максом что-то произошло. Удалов безвольно поднялся и двинулся к двери, согласно кивая:

   – В парк, так в парк.

   Рыжиков застыл с разинутым ртом, потом перевел взгляд с Удалова на Лапкина и обратно, но понял только одно: Максим передумал и согласен идти гулять. Только почему-то хочет идти так, не одеваясь и не обуваясь.

   – Оденься, – сказал Славка машинально, но Максим не расслышал и уже взялся за ручку двери.

   – Ты что? Так и пойдешь? – тут же присоединился Эдик. – Одевайся.

   Так же безвольно Удалов сунул ноги в туфли и накинул куртку. Он даже не посмотрел на мать, выглянувшую в коридор и с укоризной провожавшую взглядом сына. Дверь закрылась, как надежда на новый образ жизни, и приятели спустились по лестнице во двор.

   Легкий ветерок обдул лица. Максим вдохнул раз, другой, и с недоумением огляделся. Впечатление было такое, словно Удалов абсолютно не знает, как оказался на улице. В душе Лапкина в который раз на протяжении утра зашевелилось все то же смутное чувство. Удалов провел рукой по непричесанным волосам, тряхнул головой и пробормотал:

   – Ну и черт с ним!

   – С кем? – поинтересовался Рыжиков.

   – Просто с ним. Куда пойдем?

   – Ты сам сказал: в парк.

   – Я? – удивился Максим.

   Эдик не отрывал от него взгляда. В голове отчетливо шевелилось: «В парк думал идти я, но вслух-то я этого не произносил!» И следом, как озарение: «Может, гипноз?»

   Лапкин быстро перебрал в голове события последних часов. Муха, севшая на стену после его мысленного приказа. Удалов, согласившийся на прогулку, хотя Лапкин говорил взглядом. Да и не помнил Максим собственного согласия… Но насекомых загипнотизировать невозможно! Уж это Лапкин точно знал. Значит, случайность? А вдруг нет? Лапкина затрясло от возбуждения. Перед глазами завертелась сцена: внушение учителю, восхищенный и недоумевающий класс, долгожданная пятерка…

   Однако делать выводы было рано, и Эдик решил поэкспериментировать.

   Первым объектом он выбрал здорового кота, лениво сидевшего рядышком с тротуаром. Кот как раз вальяжно повернул голову, и, как только взгляды встретились, Лапкин собрал всю силу воли и начал мысленно твердить: «Я собака. Я большая злая собака».

   Кот немедленно встрепенулся и вгляделся внимательнее. Неясно, понял ли он, что на самом деле Лапкин – собака, или просто решил, что перед ним заурядный*censored*ган, однако хвост взметнулся трубой, и животное припустило во всю прыть.