У зла нет власти - Марина Дяченко

Гарольд даже не пытался подняться. Дышал с трудом: у него были сломаны несколько рёбер и, кажется, шипом задето лёгкое. Рядом лежал на боку многоног, похожий на опрокинутый танк в стальной броне, и ещё валялись какие-то тела, а я всё пыталась понять, что случилось. Почему они отступили? Их не могли сдержать ни горы, ни мертвецы, ни колдовство, ни мечи, так почему же, когда мы были почти что убиты, они вдруг повернули назад?!

Я никогда прежде не заживляла людям лёгкие. Это совсем особая ткань — я почуяла ладонями, как она начала отекать, набухать кровью, и перепугалась до одури. Что-то говорил Максимилиан — я не слышала. Я латала сложно переплетённые тоненькие капилляры, будто вышивала в темноте.

Дыхание Гарольда выровнялось. Рёбра ему я скрепила кое-как, зато обезболила, не жалея сил. Посох нагрелся в моих руках, казалось, плюнь на него — зашипит. Вокруг суетились мечники и копейщики, лучники торопливо собирали стрелы, не решаясь подходить близко к опрокинутым многоногам…

— Лена! Ты меня слышишь или нет?!

— Нет, — призналась я.

Максимилиан смотрел на меня с таким страхом, что я опять забеспокоилась.

— Что случилось?

— Когда ты ударила посохом… Выбила свой луч…

— Так что?

— Можешь ещё раз так сделать?

— Зачем?

— Ну, я тебя прошу.

Гарольд, кряхтя, поднялся.

— Довоевались, — прохрипел, пытаясь изобразить улыбку. — Что у этих, плоскомордых, обеденный перерыв?

Максимилиан не сводил с меня требовательного взгляда. Руки его с уродливыми длинными пальцами всё ещё подрагивали, будто судорожно. Я вспомнила, как он кричал, защищая меня: «Именем Оберона!»

Посох стукнул о каменную плиту. В вечернее небо, пыльное, ветреное, вырвался лучик зелёного света — каждый посох отличается особым лучом, по такому лучу узнают владельца…

Максимилиан вскрикнул, и почти одновременно закричал Гарольд, вытянул руку, указывая на горы…

Над их верхушками, далеко-далеко, высветился в небе яркий белый луч.

— Они ушли, потому что король на троне. Король в своём замке. В своей столице. — Максимилиана опять трясло, обломок монеты прыгал у него на груди. — Саранча почуяла это.

— Оберон? — тихо спросила я.

— Саранча безмозглая, я теперь точно знаю, это единое существо… наполовину разумное. Эта тварь чувствует тонкий мир — всё, что происходит. Король на троне, не я… настоящий. Вся Саранча теперь ломанулась в замок…

— Оберон вернулся? — Я не верила себе. Слова оставались словами.

— Там ведь нет гарнизона! — Гарольд ухватил себя за седые патлы. — Десяток стражников, Уйма, женщины… Канцлер… И вся Саранча пойдёт теперь на них?!

У меня кружилась голова.

— Скажите мне, вы… Оберон вернулся?!

Гарольд кивком указал на толпу возбуждённых, сбившихся в кучу солдат.

Выжили почти все — стражники, ополченцы, бывшие наёмники принца-деспота, даже раненых было не много. Позабыв о битве, они хватали теперь друг друга за рукава, говорили шёпотом и почти кричали, до меня доносились обрывки фраз: «Оберон… король… да как так могло… а сам-то! Слышал что-то… колдовство… Оберон…»

— Надо лететь, Лена, — быстро сказал Гарольд. — Что бы там ни было…

Я смотрела на горы. Туда, где растаял белый луч. По направлению к замку.

— Гарольд… Если это… какая-то ошибка, я просто, ну… не переживу.

— Полетели.

Я медлила.

— Ты боишься?

— Я боюсь, что это не он.

— Лена, Саранча валит сейчас прямиком на замок! Без нас там…

— Летите, — тихо сказал некромант.

— А ты?!

Максимилиан отвёл глаза:

— Если ты боишься, что это не он… Я боюсь, что это он самый и есть. Только и всего.

Гарольд был как мешок с камнями, привязанный к моим ногам.

Его рана давала о себе знать. Он мужественно держался, но земля притягивала, а у меня не было сил, чтобы тащить такую тяжесть. Наконец мы приземлились у самых гор, на равнине, где совсем недавно стояла Саранча.

Казалось, здесь проехал огромный асфальтовый каток. Невысокие холмы сровнялись с землёй, а высокие сделались заметно ниже. Земля была покрыта хрустящим слоем крупного песка, перемолотых костей и щепок — ни травинки, ни кустика, только хруст под ногами и дымящиеся горы угля. Кое-где валялись дохлые многоноги. Очень не хотелось оставаться здесь, но Гарольд не мог лететь дальше.

— Нам бы лошадей…

— И что? Пробираться верхом сквозь строй Саранчи?

Я протянула ладонь над его головой, но он перехватил мою руку:

— Сейчас не надо. Береги силы. Сам справлюсь.

Он прикрыл глаза и задышал глубоко, сосредоточенно. Земля под нами дрожала: Саранча перетекала к замку Оберона, но не прежним походным шагом. Это не был и беспорядочный топот бегства: земля содрогалась скорой лихорадочной дрожью, будто Саранча неслась во весь опор к хорошо известной цели.

Я не сводила глаз с горизонта: белый луч — знак Оберона, я помнила его. Теперь меня раскачивало огромным маятником: я рвалась туда, в замок, чтобы увидеть Оберона, засмеяться и заплакать от облегчения, сбросить с себя ответственность вместе со всем этим кошмаром… А секунду спустя вдруг начинала сомневаться. Всего только белый луч… Его можно подделать. Можно вызвать Саранчу неслышным приказом. Можно играть с нами, как кошка со стайкой храбрых мышей, чтобы Королевство умирало медленно и мы были тому свидетелями…

Но кому это надо? Кто на такое способен?!

Туманная Бабища.

Я впадала в тоску, заранее зная, что никакого Оберона в замке нет, что это иллюзия и издевательство. А через секунду снова начинала надеяться, и так меня швыряло от радости к страху, от надежды к отчаянию, а секунды текли одна за другой, и земля сотрясалась всё тише — Саранча удалялась от нас.

— Почему он не полетел с нами?

Гарольд не назвал Максимилиана некромантом, но имени его тоже не произнёс.

— Не знаю, — соврала я. — Как ты?

Гарольд открыл глаза, хотел ещё что-то сказать, но взгляд его метнулся мне за плечо.

— Смотри!

Я обернулась как ужаленная и успела заметить: ближайший к нам дохлый многоног пошевелился! Я испугалась, что он сейчас встанет, выхватила посох, но всё вышло наоборот: костяные пластины брони вдруг треснули, разошлись, из открывшейся щели посыпался песок.

Тело многонога осело. Он был похож теперь на рассыхающуюся фигурку, слепленную на берегу скучающими пляжниками: броня, потускнев, опадала. Внутри были песок и мелкий щебень.

— Это не живые существа, — изменившимся голосом сказал Гарольд. — Это… нам надо было раньше догадаться. Это что-то другое.