Странники в ночи - Андрей Быстров

Наступила оглушительная, сумасшедшая тишина. Андрей облокотился на руль; несмотря на ясную финальную реплику Моола, он ждал продолжения. Какого? Может быть, не слов, а событий, реальных или не вполне реальных.

В полной тишине ни одна машина не проезжала мимо, ни один человек не проходил. Неторопливо подсыхали лужи, и было как-то уютно и пустынно в одиночестве на безлюдной улице.

Моол стоял под фонарем на сырой траве, и глаза его были бездонными и черными, как два вселенских колодца. Он сиротливо прижался к фонарному столбу, обнимал его. Весь он был обрызган грязью, жалкий, промокший и несчастный после блистательной речи. Плащ висел на нем как на вешалке Моол стал худым, он таял, становился прозрачным... Пустой, без Моола, плащ вскоре шлепнулся на мокрую траву, издав чмокающий, всасывающий звук.

Андрей шарил взглядом по сторонам, ища, где же теперь ПРОДОЛЖАЕТСЯ Моол, но того не было видно. Какое-то время спустя внутри фонарного столба послышался комично-навязчивый гул. Андрею почудилось, что он угодил в старую, недвусмысленно бутафорскую кинокомедию, и вот-вот из какой-нибудь трубы повалит дым. С усмешкой он прислушивался к ненастоящему жужжанию, гуляющему вверх и вниз внутри фонарного столба. Так, есть... В столбе появилась вертикальная трещина, и с глухим хлопком дым действительно повалил, сначала черный, а потом белеющий и розовеющий. "Ну вот, все в порядке", - подумал Андрей.

Облако дыма повисло над капотом "шестерки". Тяжелые капли со стуком упали вниз, а затем на машину обрушился ливень - строго на машину, ни миллиметром дальше - и перед моментально высохшим ветровым стеклом закачалось расплывающееся лицо Моола. Он всхлипнул.

- Я плачу, - пожаловался он и тут же растянул рот в улыбке. - Иногда! Как можно долго грустить? Это неприлично. Ах! А-ах! Ах!

Он вздыхал и вздыхал, пока от его шутовских вздохов не запотело стекло, а лицо не скрылось в розовом тумане.

- Я исключительно чувствителен, - сообщил из тумана Моол. - Поэзия, например, положительно разрывает мне сердце. Ах, поэзия, шипы и розы... Я прочту вам "Каменную деву". Часть первая.

Он целиком проявился перед радиатором, выпятил грудь, откашлялся и начал декламировать. Стихи он читал без преувеличенной аффектации, как очень хороший актер, и на минуту Андрей забыл, что имеет дело с болтуном и фигляром.

- Такая простая ложь

Тянется вечно.

Сладкое горе, было бы ты

Безупречно.

В лике с пустыми глазами

Надежда на тайну.

Мрак настигает убийцей,

... Необычайно!..

Холодно, низко и гулко

Коленям мадонны.

Я - не тот сильный и нежный

Придворный.

Колокол-горло распущено,

Вопли напрасны.

Миг откровенья измучил,

Мир не прекрасен и дева ужасна!

Моол поклонился, и Андрей подавил в себе желание зааплодировать - и стихам, и актеру.

- Вторую часть слушайте на радиоволнах, - сказал Моол и растаял в воздухе.

Двигатель безмолвствовал, хотя Андрей не помнил, чтобы выключал его. Он повернул ключ зажигания - машина не ответила. Пряный, острый запах витал под потолком салона. Вокруг по-прежнему никого не было; фонарь угасал, задыхался, пока не погас окончательно.

Стало заметно холоднее. На почти безоблачном, очищенном ветром небе почему-то не было видно звезд. Их будто затмевало что-то огромное и страшное, дышащее холодом в космосе. Кто-то пристально смотрел оттуда вниз, на Землю, на Андрея... Если бы Андрей вспомнил о ТОМ, что по странной подсознательной ассоциации или подсказанной извне догадке назвал ИМПЕРИЕЙ ЭГО в поезде, уносящем его из Москвы, он бы мог отождествить с ней этот потусторонний взгляд... Но он не вспомнил. Он просто видел лишенное звезд небо, где плыла белесая луна... Со стоном он подумал о глотке водки, и эта мысль согрела его.

Возле машины что-то шуршало, топало миллионами крохотных лапок, точно неисчислимые полчища мелких зверьков маршировали по асфальту. Луна скрылась за тучей - только что никаких туч не висело в небе, но может быть, ЭТА наползла сзади, из-за машины. Послышался тонкий, тихий, далекий свист.

Андрей достал "Приму" из смятой пачки, выкурил сигарету до половины и бросил через окно в лужу, где она коротко зашипела. Порыв ветра прогнал тучу - луна оказалась на прежнем месте.

"Итак, ничего нет, - сказал себе Андрей, - а раз так, будем считать, что ничего и не было". Он безотчетно, по-детски ненавидел сейчас окружившую его пустоту.

- Часть вторая, - объявило выключенное радио одним из голосов Моола. Стихотворение читалось другим его голосом, очень низким.

- Сбывшаяся мечта, ты гонишь нас к концу пути

Смерть закупила караван стремлений

И продает героям за кусочки жизни,

Любви огонь вплавляя в вдохновенье.

Не рыцарь тот, кто смерти не нашел,

Он не искал ни подвига, ни счастья

Он чей-то путь чужой прошел,

Касаясь иногда плечом запястья

Того, кто ползал по грязи,

Срывался, падал и грозился вознестись

И смерть купил ценою жизни.

Не рыцарь был ни тут, ни там

С усмешкой пополам

Он наблюдал за всем, не зная, кто он сам.

В динамиках прозвучал печальный высокий звон, и Моол добавил ерническим голосом ди-джея:

- Оставайтесь с нами. Ожидайте третью часть!

Радио смолкло. Андрей снова крутанул ключ зажигания, и на этот раз двигатель тут же отозвался, заработал ровно и уверенно.

Чья-то гигантская тень накрыла машину. Андрей резко обернулся, посмотрел по сторонам... Никого. Но кто-то тут есть!

/Агирре знал, что его силуэт, умело скрываемый призраками ночи, невозможно разглядеть из машины. Эффектно увеличенная тень удалась на славу /

Андрей вдавил педаль акселератора в пол. Через полминуты он был уже далеко, и ему показалось, что в зеркале заднего обзора мелькнула одинокая черная фигура, неподвижно стоящая на дороге.

Впереди, под броской афишей с надписью "Сегодня и ежедневно - гастроли московского театра Олега Инаковского", подпрыгивал розовый шар с темными окошками. Он вытягивался, менялся, пытаясь уподобиться черной фигуре, но у него получались какие-то подобострастные кривлянья. Наконец он растекся совсем уже угодливым киселем, восстал в облике Моола, проводил промчавшуюся машину долгим разочарованным взглядом, в котором читалось: "Ну вот! А я только собирался поиграть".

Зато ГОЛОС Моола снова возник в динамиках.

- Часть третья! Финал! - провозгласил он.

Объявленная третья часть началась без паузы.

- Внутри гробницы есть не камень:

Чудный мир, звездой мерцающий в глазах

Когда ты, дева и колдунья,

Спуская локоны на плечи,

Бросала сердце в небеса.

Любовь твоя - серая птица,

Путается в небе с обломками радости,

Не нужная никому.

Авэ, Мария!

Машину слегка покачивало на неровностях дороги. Ничего не происходило, но Андрея не покидало напряжение. Обостренный слух цеплялся за каждый отголосок звука снаружи, в движениях затаилась непривычная кошачья ловкость, точнее, готовность к такой ловкости.

На приличной скорости Андрей проехал несколько кварталов, а потом услышал знакомый уже тонкий свист. Вокруг появились машины, довольно много - пожалуй, слишком много для провинциальной ночи, и все они притормаживали. Неужели опять авария? Да - и как две капли воды, похожая на предыдущую, даже место почти неотличимо, словно Андрея отбросило назад во времени. Над улицей стлался туман, приближалось что-то розовое...

- Аааах! - влажно пронеслось в воздухе.

Дальше дорога была совершенно свободна. У тротуара стоял человек, припозднившийся прохожий; он поднял руку, голосуя. Первым побуждением Андрея было миновать его, прибавив скорость, но... С какой стати? Мало ли что происходит, это не причина, чтобы превращаться в запуганное, затравленное существо, шарахаться от всех подряд. Взыграл дух противоречия: в обычную ночь Андрей, наверное, поостерегся бы подсаживать попутчика - а сегодня он остановился, вопреки себе.

Пассажир, молча усевшийся на переднее сиденье рядом с Андреем, выглядел необычно. На нем был двойной шелковый плащ с капюшоном, скрывающим лицо, атласные штаны, заправленные в сапоги-ботфорты. Ни дать ни взять артист, не переодевшийся после репетиции пьесы из жизни средневековой Испании.

- Куда? - спросил Андрей.

- Кинотеатр "Сатурн", - неразборчиво буркнул попутчик, не поворачивая головы.

"Сатурн" располагался невдалеке от дома Андрея. Он тронул машину, свернул в переулок... Мучительное ощущение, что ему каким-то образом знаком ночной пассажир, преследовало его. Но как можно утверждать, если он и лица попутчика не видел? Тут он вспомнил о человеке, лица которого не видел также, о спутнике медноволосой женщины в кафе "Галактика"...

У кинотеатра пассажир высыпал в ладонь Андрея несколько тяжелых монет (пятирублевки, наверное), вышел и исчез в темноте. Не глядя, Андрей сунул деньги в карман, дал газ и через минуту въехал во двор своего дома.