Сказание о страннике - Дэвид Билсборо

Пеладан замер, оттягивая момент; он не желал упустить хоть один миг долгожданного удовольствия. Если бы сейчас он оглянулся, то заметил бы, что все посетители трактира выжидающе на него смотрят. Теперь они увидят, как пьют чужеземцы. Очень медленно, смакуя каждую каплю, Нибулус выпил эль.

Через пять секунду такерда была пуста; воин с размаху опустил её вниз, но промахнулся мимо барной стойки и сделал глубокий вдох.

— Горит... внутри! Ох, как... горит! — словно не веря собственным словам, произнес Нибулус. — Потрясающе!

Чужеземец не умер на месте, поэтому местные жители спокойно вернулись к своей выпивке, что-то бормоча и одобрительно кивая.

— Ну же, Болдх, — воскликнул Нибулус. — Тебе тоже следует попробовать. Выпивка за мой счёт — дай хоть этим отблагодарю за спасение наших шкур.

Странник не мог сдержать улыбки и с благодарностью принял знак дружбы от воина. Прежде ему не приходилось пробовать хогеровский эль; теперь представилась отличная возможность.

— Твоё здоровье. — Болдх махнул пеладану такердой. — Лесовик, ты пьёшь?

Колдун решил присоединиться к всеобщему веселью. Для этого у него было несколько причин. Для начала он считал необходимым вытащить странника из его раковины и увлечь духом товарищества. Ещё Лесовику хотелось опровергнуть беспочвенные слухи, будто бы торки напиваются до бесчувствия.

— Я и капли крепкого в рот не беру, — заверил он товарищей и весь вечер подтверждал сказанное, напиваясь исключительно элем. Точнее, он не перестал подтверждать это до самого утра, чтобы убедить наверняка.

Эппа и Финвольд расположились за столом у камина. Они тоже нуждались в расслабляющем питье, но предпочли более лёгкие напитки. Финвольд бережно налил в свой стакан вязкую бесцветную жидкость под невероятным названием Замбадабууба, а старый жрец заказал чашу пряной браги из фруктов.

Только Паулус исключил себя из всеобщего веселья. Мысль остаться одному в опустевшем храме, пока его спутники будут наслаждаться вечером, оказалась невыносимой; вместо этого он решил расположиться в одиночестве здесь, в трактире. По правде говоря, сначала наховианец отверг приглашение Нибулуса, предпочтя бродить по причалам и докам с мечом, направленным на любого, кто осмелится презрительно взглянуть на него. Паулус знал, что его зовут присоединиться лишь из чувства долга. «А ещё из жалости», — с горечью думал наёмник.

Но вскоре его язвительность исчерпала себя, и после недолгого блуждания по городу Паулус тоже устроился в трактире, правда в, другом конце зала, спиной ко всем остальным членам отряда.

Едва он расположился, как другие посетители, сидящие за этим же столом, встали и ушли, не сказав ни слова. Покалеченному наёмнику не требовалось спрашивать, почему они так внезапно покинули трактир. Подобное случалось с наховианцем повсеместно и частично объясняло его нежелание быть среди людей. Сейчас же он просто не обращал внимания на гуляк, напиваясь в одиночестве.

Радостные крики его спутников — в основном, вопли пеладана — перекрывали весь остальной гул. Однажды Паулусу почудилось, что он слышал своё имя, своё второе имя, сопровождаемое взрывом смеха. Наховианец нахмурился и отвернулся, но тут его взгляд упал на соседний стол, за которым сидела местная молодёжь. Парни выглядели здоровыми и отдохнувшими, а девушки — удивительно симпатичными для этого города. Они смеялись и миловались, равнодушные к происходящему вокруг. Время от времени блуждающий взгляд девичьих глаз натыкался на Паулуса, гримаса отвращения искажала их лица, и девушки тотчас оборачивались к своим привлекательным ухажёрам.

Паулус содрогнулся, испытывая почти физическую боль: это отношение ранило его сильнее всего. Пустота внутри изводила наховианца. Наёмник сделал несколько вдохов, пытаясь подавить надвигающийся приступ. Как и прежде, он найдёт избавление от жестокости мира в очередной кружке эля, а боль и горечь опять сгустятся в ненависть.

В углу трактира Кьелермана расположились музыканты, и вскоре зал заполнил грохот цимбал и бойранов и завывание люрн. Даже крысы затанцевали на подоконниках, не говоря уж о жителях Мист-Хэкеля. Болдх протиснулся через толпу танцующих и встал рядом с шаманом.

— Лесовик, — начал странник, стараясь, чтобы его не услышали остальные путешественники, — сколько снов-видений ты мне посылал?

Колдун мгновенно протрезвел. Ему вдруг показалось, что все звуки вокруг стихли. Вопрос Болдха застал его врасплох — этот человек явно не будет ходить вокруг да около. Шаман вытер остатки эля с усов и посмотрел на странника.

— Почему ты сейчас меня об этом спрашиваешь? — как можно спокойнее произнёс он.

— Ты о чём?

— Ты первый раз сам обратился ко мне с вопросом, — ответил Лесовик. — До сих пор всё было иначе.

Болдх кивнул, соглашаясь, но говорить не спешил. Сейчас ему следовало вести себя осмотрительнее, чем когда-либо. Однако рано или поздно на этот вопрос нужно будет найти ответ.

— Я видел много разных снов в течение нашего похода, и они не имели к тебе никакого отношения, пока...

— Пока что? — Усы не смогли скрыть хитрую улыбку, вздёрнувшую уголки губ Лесовика.

Теперь Болдх знал ответ на свой вопрос: колдун послал то видение три ночи назад. Нахмурившись, странник отвернулся. Он терпеть не мог от кого-либо зависеть.

— Той ночью я лишь хотел докричаться до тебя и попросить о помощи, — раздался голос Лесовика. — Нужно было сделать хоть что-то ради спасения...

— Значит, это действительно был ты, — прервал колдуна Болдх. Глаза странника увлажнились, и ему пришлось прокашляться, чтобы продолжить. — Всё время, всю дорогу ты оставался внутри моей головы. У меня были сомнения... можешь называть это мужеским предсказанием.

— Мысленным посланием? — переспросил колдун. — Так оно и было, посланием...

— Мужеским предсказанием, — поправил его странник. — Причём, в отличие от женского, оно всегда верно.

Лесовик видел, что Болдху не нравится, когда на него пытаются влиять, но сейчас нужно было действовать... и быстро.

— Ты ведь почувствовал свою близость к Духу Земли, верно? — спросил шаман. Болдх выжидающе посмотрел на Лесовика. — Тогда ночью, в пещере, две недели назад, прямо перед нападением леукроты ты открылся перед Эрсой. Я знаю. Я почувствовал метания твоей души.

Болдх опустил глаза, изучая дно своей такерды. Ничего не скажешь, лесной колдун очень силён. Когда другие путники обсуждали религию, он, Болдх, действительно раскрылся. Раскрылся в поисках ответов на вопросы, что мучают его многие годы. Однако ответов не было. Ни тогда, ни сейчас.