Сказание о страннике - Дэвид Билсборо

Не обращая внимание на ненависть и недоверие наховианца, путники позволили увести себя в большую комнату, которая находилась прямо за внутренним двором храма. Там лежали сухие, набитые соломой тюфяки, стояли длинный стол, несколько стульев и амфоры по углам, наполненные сравнительно чистой водой. Из трёх больших окон открывался замечательный вид на город, да и места оказалось достаточно, чтобы всем разместиться.

— Джоб Зола, — обратился Нибулус к суетящемуся мальчонке. — Твоя семья снимает эту комнату?

Мальчишка посмотрел на него и непонимающе улыбнулся.

— Твои. Папа. Мама. Здесь?

Джоб улыбнулся.

— Хозяева теперь строды. Папа, мама мёртвый.

— А-а, понятно.

Устроившись поудобнее в своей новой спальне, мужчины отдыхали после тяжёлых испытаний на болоте. Сейчас, спокойно развалившись на тюфяках в ожидании еды, которую готовил для них Джоб, отмывшиеся путешественники с трудом верили, что ещё сегодня они были узниками Ним Кэдог и готовились стать пищей для эфенка.

В нижней, «деревянной» части города и особенно на крытом мосту, шум, суета и духота после долгого пребывания в пустоши едва не свели путников с ума. Здесь же, наверху, за толстыми стенами храма и накрепко запертой прочной дверью, они наконец смогли расслабиться, чего не позволяли себе с самого Вида-Эскеленда.

За исключением мальчика, единственными местными жителями оказались крысы, по-видимому, забежавшие посмотреть на чужаков, о которых успели прознать. К удивлению эскельцев, они были весьма приветливы. В Нордвозе крысы не выходили к людям, боясь подхватить от них какую-нибудь болезнь, здесь же люди и грызуны прекрасно ладили друг с другом.

Приглушённые звуки, издаваемые работающими во дворе мастеровыми, ещё более далёкий шум нижнего города и ласкающее слух шипение готовящейся пищи вновь вселили в каждого из путников чувство покоя и благополучия.

Мужчины не знали названий и половины купленных ими на рынке продуктов, но стол явно обещал быть разнообразным. Когда Джоб наконец всё приготовил, то с гордостью огласил список поданных блюд. Хотя они могли неправильно понять мальчика, по его словам, путешественникам предстояло насладиться головами бекасов в голубых водорослях и освежёванной мышью в панировке из разноцветных бобов; собачьими лапами, маринованными в лекарственной траве риверхог, щупальцами... кого-то, обжаренными пауками и — это понравилось Болдху больше всего — хорьками, поданными как лягушачьи лапки.

На самом деле Джоб сказал гораздо больше, просто остального было не понять. Эскельским он владел плохо и там, где не находил нужного слова, заменял его родным. Язык мист-хэкельцев был очень своеобразным и приспособленным исключительно для нужд его жителей. Например, у них не было одного общего слова «жаба», зато нашлось восемьдесят названий для её разновидностей; множество обозначений различной грязи; не было слова «рыбачить», зато нашлось «ловить сетью», «глушить рыбу», «ловить ночью» и так далее.

Неимоверное количество слов обозначало шатание без дела.

Однако слова не потребовались, когда путешественники увидели количество приготовленных для них блюд. Да и что можно было бы расслышать за хрустом, чавканьем, отрыжкой и бурчанием, наполнившими комнату!

На столе оставалось ещё порядком яств, когда Нибулус неожиданно прекратил есть. Такого прежде те случалось — все на миг замерли и в удивлении уставились на него.

— Кто-нибудь из вас, парни, слышал о здешних женщинах, которые едят собственных умерших детей? — спросил воин, с любопытством разглядывая содержимое своей миски.

Молчание.

— Нет. А что?

— Ничего. Просто так, — ответил пеладан и, пожав плечами, вернулся к еде.

Через некоторое время остальные последовали его примеру.

Болдх уже устал смотреть в потолок. Сверху что-то падало ему прямо на лицо и тут же стремительно убегало. Тогда странник отвернулся к окну и уставился на ночной город.

Ночь была тихой, спокойной и насыщенной запахами. Ветерок доносил стойкий аромат Мист-Хэкеля: запах прохладной мясистой болотной зелени; рыбы, вяленой, свежей и протухшей; вонь испражнений и болезней. Смесь получилась не из приятных, но после долгих недель в диких землях она была желанней аромата жасмина.

Стелющийся туман медленно полз вверх по улочкам к храму. Однако здесь пока ясно виднелось небо, и свет убывающей луны превращал туман в серебряное одеяло.

В этот поздний час по улицам ещё бродили люди. Далеко в болотах перекликались в темноте рыбаки, а из двора доносились голоса ремесленников и звон инструментов. Даже крысы под окном радостно шебуршились, словно заступив на ночное дежурство или лакомясь доставшимися кусочками пищи. Все эти звуки смешивались в непрерывный гул, будто подтверждая — жизнь продолжается, и дарили страннику покой и уверенность.

Может быть, завтра ночью он выйдет в город и вновь смешается с толпой. Наверное, он слишком задержался в компании эскельцев.

В комнату вошёл Джоб Зола. Как и любой настоящий хозяин, он желал удостовериться, что его затраты окупятся, ибо гости довольны и больше ничего не желают. Болдх невольно оглянулся на сооружённое им стойло для Женг — с лошадью было всё в порядке.

— Откуда ты, синехерьяр? — спросил мальчик, не скрывая любопытства. Он уже перестал интересоваться целью их пути и решил узнать, откуда они; тогда можно было бы предположить, куда путники направляются.

— Заткнись и убирайся отсюда, маленький паршивец! — рявкнул Паулус.

Путешественники устали от назойливой болтовни паренька, смысл слов которой к тому же не всегда удавалось разобрать. Только Финвольд ещё был готов потакать Джобу, потому что бедолага напомнил ему о погибшем оруженосце.

— Мы спустились с высоких южных гор, — медленно принялся объяснять жрец, подтверждая слова жестами. — Много дней пути отсюда.

— С юга? — Поняв сказанное, мальчик широко раскрыл глаза от удивления. — Через земли волшебного народа?

Путники, которые расслабленно сидели или валялись на своих тюфяках, тотчас выпрямились и стали прислушиваться к разговору.

— А где эти земли, Джоб Зола? — спросил Финвольд. — В лесах к югу отсюда?

— Да, да, да. — Мальчик даже начал заикаться от волнения. — Один день, два дня пути. Великий Беор Древнего Клана. Там только мёртвые живут. И хульдры. Плохое место, очень плохое. Она приходит. Хульдр — она. Живёт в беоре, её дом. В воде держит монстра, отпугивать строд.

Финвольд посмотрел вдаль, словно через окно пытаясь разглядеть то место, где был дом Ним Кэдог.