Гребаная история - Бернар Миньер

— За исключением того факта, что у него украли компьютер. Вот ты в это веришь?

— Ни секунды. Но, возможно, то, что находилось в нем, не имело к Наоми никакого отношения. Мы оба знаем, на каких сайтах зависают эти двое…

— Ты думаешь, как я?

— Что именно?

— Что убийца — кто-то из пассажиров…

— Об этом я ничего не знаю. Что меня огорчает: ее мать так и не появилась… Знает ли она что-нибудь? Связана ли она каким-то образом со смертью дочери? А может быть, она тоже мертва? Отошли досье в ССРУ; пусть посмотрят, не было ли других случаев, когда подросток был убит после того, как воспользовался паромом и один из его родителей исчез… или не находили ли уже труп в рыболовной сети.

ССРУ — Система слежения в расследовании убийств — в штате Вашингтон была аналогом Программы предотвращения насильственных преступлений ФБР: подразделение, занимающееся сопоставлением информации о насильственных и сексуальных преступлениях. Этот отдел соединял воедино информацию государственных следователей, когда-либо работавших с однотипными делами, заносил в базу данных отработанные следы, детали, представленные теми же следователями и не всегда фигурирующие в их докладах.

— Решение находится здесь, на пароме, — объявил Платт. — Надо найти, в какую машину она села. В тот вечер на борту было более шестисот человек. Взрослые, школьники, ученики школы… Кто-то обязательно что-то да видел…

28. Clcdjkdoieç_’hj’’2e

Я прошел перед домом Наоми, прежде чем подвезти Чарли в школу. Ночь уже сменялась днем, но небо над деревьями лагеря трейлеров, где жили Наоми с матерью, было еще темным.

Их вагончик стоял в глубине большого квадрата с песком и редкой травой, посреди которого рос большой вяз, куда мы, когда были моложе, часто приходили играть. Там же стояло два других вагончика, закрывающие три из четырех сторон квадрата, последняя выходила на центральную улицу лагеря. Тогда мы построили хижину на двух самых толстых ветках вяза и поднимались туда по веревочной лестнице. И то, и другое еще сохранилось. Мне было странно видеть вагончик закрытым, с полицейской лентой, вдоль и поперек пересекающей веранду, в то время как остальной лагерь просыпался, готовился к новому дню работы или безработицы: вокруг витали запахи кофе, блинов и яиц, заводились моторы, загорались фары; ученики младших классов, щебеча, как воробьи, шли пешком к автобусной остановке.

Я не смог удержаться, чтобы снова не подумать о матери Наоми, которая проводила время, летом и зимой проветривая дом на колесах, заталкивая свои рабочие одежки в стиральную машину, высушивая и развешивая белье. Не то чтобы она была страстной любительницей домашнего хозяйства — во многих отношениях как раз наоборот: сколько раз Наоми была вынуждена довольствоваться наскоро сделанным гамбургером или, вернувшись из школы, готовить себе ужин… Ее мать, работавшая крупье в казино в резервации ламми, проводила больше времени в своей комнате, чем в кухне. Или попивая пиво на веранде — при этом ее совершенно замечательные ноги были выгодно подчеркнуты шортами, севшими от стирки или купленными на два размера меньше. Но она была окутана запахом табака, пропитавшим ее одежду и кожу, — зловоние, принесенное из казино. Женщина пыталась избавиться от него, но безуспешно: запах царил в их доме повсюду. Нам всегда требовалось несколько секунд, чтобы, зайдя в гости, привыкнуть. Наоми тоже пахла так, как если б сама курила, когда я целовал или обнимал ее.

Ее мать мы очень любили. Она могла быть такой забавной, если ей случалось выпить лишнего, строила гримасы… Я знал, что Джонни и Чарли находят ее горячей штучкой, несмотря на возраст: слова «красотка» и MILF[48] часто вылетали из их ртов в отсутствие Наоми. Они не понимали, как с такими данными и не найти себе парня.

Мальчишками мы называли это место лагерем. Мы его обожали. И часто выдумывали предлоги, чтобы пойти к Наоми и вернуться сюда. Помню, на тринадцатилетие мамы подарили мне новые кеды — суперудобные, на толстой подошве, моим маленьким ногам было в них тепло и уютно, — и велосипед «Интерсептор», тоже новенький, блестящий. Я был так горд, когда проезжал с приятелями по главной улице лагеря. Я мечтал жить в таком же вагончике — возможно, потому, что в крохотной комнатке Наоми было проще, чем в больших домах, представить себе, что мы находимся на борту космического корабля или в подводной лодке.

Тогда я не понимал, какая необеспеченная у них жизнь, и видел в этом лишь романтическую сторону…

Я припарковал машину у поросшего травой квадрата и вышел. Дойдя до веранды, на некоторое время задержался. Желтые полицейские ленты хлопали на пронизывающем утреннем ветру, который холодил мне щеки. За ночь температура понизилась.

Вдруг я снова увидел лагерь в снегу, во время бури в декабре 2010 года. Непрерывно падающие снежные хлопья, мертвая тишина, дым из печных труб, вереницы улиц, укрытых толстым белым покрывалом, и мы, забившиеся в свою хижину, которую сделали чуть более удобной и защищенной от сырости, натаскав туда старых вязаных пледов и подушек, пристроив стремянку в качестве стола, защитившись от сквозняков занавесками и старыми коврами. Есть ли на свете существо более счастливое, чем ребенок, играющий снежным днем?

Я заметил пару глаз, наблюдающих за мной в одно из окон трейлера справа, и вернулся к машине.

— Тебе что, наплевать? — подал голос Чарли, заправляя за ухо прядь черных волос. — Мы сейчас на паром опоздаем!

— Нет, все хорошо… Заехал посмотреть трейлер Наоми.

— Для чего?

— Полиция повесила ленту, ты это знал?

Чарли покачал головой.

— Как думаешь, где сейчас ее мать? — спросил он. — Мертва?

— Я об этом ничего не знаю.

Чарли бросил на меня острый взгляд.

— Генри… мой брат Ник сказал мне, что записи с камер на пароме подтверждают нашу версию. Наоми уехала с кем-то, но кто это, у них не получается разглядеть…

— Мы должны его найти, — сказал я.

— И как мы это сделаем?

— Можно хотя