Смертельное наследство - Билл Видал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Норьега и его люди вернулись на поляну, где находился лагерь, там все уже кончилось. Люди Моралеса, которым удалось остаться в живых после нападения, скрылись в джунглях, и преследовать их не имело никакого смысла. Боевики Норьеги оставили мертвых лежать там, где их застала смерть, и пристрелили раненых, избавив их от телесных страданий и осознания горечи поражения.
Неожиданно один из парней, стоявших недалеко от Норьеги, стал глупо хихикать.
— Эй, вы только посмотрите на это! — Он ткнул пальцем в Джулио Роблеса, начавшего постепенно приходить в себя.
— Предусмотрительный сукин сын, — Норьега буквально зашелся от смеха, увидев находившегося в яме Роблеса, — сам выкопал себе могилу!
Один из боевиков поднял лопату, валявшуюся рядом с ямой.
— Может, помочь ему, босс? — Он подцепил лопатой землю и со смешком швырнул ее на Джулио.
Общее веселье усилилось. К яме подходили, чтобы поглазеть на «предусмотрительного сукина сына», все новые и новые бойцы.
— Позовите Норьегу! — крикнул Роблес, пытаясь перекрыть стоявший вокруг гвалт. — Мне нужно кое-что ему сообщить!
Люди повернулись к своему боссу, скалясь в выжидательных улыбках. Наркобарон подмигнул боевикам и подошел к краю ямы:
— Говоришь, тебе надо кое-что сообщить Норьеге? Скажи мне, я передам.
— Передайте ему, что я Джулио Иглесиас.
Тут бойцами овладело просто безудержное веселье. Они ржали как кони, отчаянно жестикулировали и указывали на Роблеса пальцами. Один из них, неимоверно фальшивя, затянул известную песню знаменитого певца «Все девушки, которых я любил».
Норьега повернулся к своим людям и приказал:
— Вытащите его оттуда. — Те подчинились. Потом, когда увидели, что Роблес в цепях, снова начали смеяться и еще больше захохотали, услышав комментарий Норьеги: — Похоже, Моралесу твое пение не слишком-то понравилось.
— Вы… обещали мне работу, — почтительно произнес Роблес, осознав, с кем имеет дело.
— Обещал, Джулио. Что было, то было. Как тебя зовут на самом деле?
— Джулио Ниевес, — назвал он первую пришедшую на ум фамилию.
— Снимите с этого парня цепи, — распорядился наркобарон. — Отныне он наш. — Потом повернулся к Джулио: — Садись в одну из машин. Норьега всегда держит свое слово. Если ты действительно кое-что смыслишь в планировании, я возьму тебя на работу.
Джулио Карденас не сомневался, что проблем у него в этом смысле не будет. Он знал все, что полагалось знать человеку его профессии, о контрабанде кокаина. И обучался этому делу не в джунглях, а в Академии ФБР в Квонтико, а также в специальной тренировочной школе ДЕА.
Ред Харпер просто с ума сойдет от злости, когда узнает про эту авантюру, подумал Джулио. Но что делать, такая возможность предоставляется не каждый день.
В Майами, в офисе ДЕА, который, впрочем, функционировал под другой вывеской, агент Ли Тавелли из группы Харпера рассматривал через увеличительное стекло две серии фотографий. Первую прислал Джулио Карденас. На трех его снимках, сделанных в воскресенье в Сан-Хосе, был запечатлен Энрике Шпеер. Вторая группа фотографий пришла от наблюдателей, дислоцировавшихся на Саут-стрит. Изучив оба этих набора, Ли пришел к выводу, что на них запечатлен один и тот же человек.
Кто же он — недостающее связующее звено между Моралесом и Салазаром?
Ли позвонил в Лондон Харперу, так как последний просил держать его в курсе новостей по этому делу. Кроме того, у Тавелли уже созрел план, как распорядиться данной информацией.
Ред одобрил его план и велел задействовать все правительственные ресурсы, чтобы разыскать Шпеера, если тот все еще находится в Нью-Йорке. О себе Харпер сказал, что пробудет в Лондоне еще какое-то время и его возвращение будет зависеть от того, когда английская полиция закончит допрашивать Клейтона и Суини, а также от информации, которая придет из Колумбии от Джулио.
Тавелли начал поиски Шпеера сразу по двум фронтам: через отели и Службу иммиграции США. Он привлек для прочесывания гостиниц двух агентов, которые начали с пятизвездочных отелей — такие деятели, как Шпеер, любили жить на широкую ногу — и двигались дальше по нисходящей. Поиски в службе иммиграции обычно занимали больше времени, зато в случае успеха можно было получить исчерпывающую информацию по нужному лицу, хранившуюся в недрах этого учреждения. Каждый иностранец, прибывающий в США, заполняет карточку приезжающего в двух экземплярах. Один остается в офисе чиновника по приему, второй же прикрепляется к паспорту иностранца, все время находится при нем и изымается чиновником из службы иммиграционного контроля при отъезде из страны. Когда въездные карточки накапливаются в достаточном количестве, их отправляют в отделения службы в разных городах. Время от времени въездные карточки и те, что отбираются при выезде, сравниваются, но большую часть времени эти документы лежат без дела и не используются. Каждый год в Соединенные Штаты приезжают миллионы людей, и разыскать нежелательного визитера или нелегала в сравнительно короткий промежуток времени можно лишь посредством компьютерного поиска внутри этого бумажного моря. Если поиск не дал результатов, то обнаружить искомое лицо крайне затруднительно.
Тавелли быстро установил, что с понедельника в США из Коста-Рики прибыли девять авиарейсов: шесть — в аэропорт Кеннеди, три — в Майами. Он рассмотрел также другие возможные пути — из Панамы, с Ямайки и Багамских островов, но и эти рейсы имели своим конечным пунктом два упомянутых аэропорта. Тавелли связался с отделом иммиграции в обоих аэропортах и получил разрешение просмотреть все карточки, имевшиеся в их распоряжении, однако его сразу предупредили, что такой просмотр потребует «значительного времени».
И так уж случилось, что это «значительное время» оказалось потраченным впустую.
В прошлом Шпеер никогда не оставался в Штатах более двадцати четырех часов. А если ему требовалось провести в городе ночь, он всегда расписывался в книге регистраций как «Х. Гюнтер Шпеер» и никогда не ночевал в одном отеле дважды. На всякий случай.
На этот раз ему пришлось нарушить одно из своих золотых правил, так как взятие под контроль семидесяти миллионов долларов заняло куда больше суток и заставило его отложить отъезд до пятницы. Впрочем, он действовал и в своих интересах, так как управление финансами Моралеса должно было приносить адвокату по меньшей мере пять миллионов в год. А если бы Шпееру удалось взять под своею опеку еще несколько крупных клиентов в Латинской Америке с аналогичными проблемами — и таких людей он знал, — то можно было бы составить себе значительное состояние за сравнительно короткое время.
В то время как ДЕА разыскивала костариканца Энрике Шпеера, гражданин Германии Х. Г. Шпеер выписался из отеля в центре Нью-Йорка и направился к центральному вокзалу. Проводить в Нью-Йорке две ночи подряд — это слишком, особенно в том случае, если фирма «Салазар и Ко» скомпрометирована. При таком раскладе существовала вероятность, что за посетителями офиса на Саут-стрит ведется наблюдение, а Шпеер не хотел рисковать, хотя слежки за собой и не замечал. На вокзале он купил за наличные билет до Вашингтона, а из столицы Соединенных Штатов вылетел прямым рейсом «Люфтганзы» во Франкфурт. Он решил, что настала пора перемолвиться словом с господами из «Дрезднер банк».
Когда адвокат находился в полете, его особа перестала быть высшим приоритетом для отдела по борьбе с наркотиками в Майами, ибо к тому времени по средствам массовой информации распространилось известие о резне в пригороде Медельина. Так как при этом никакой информации от Джулио Карденаса не поступило, Тавелли, посовещавшись со своими коллегами, снова позвонил Реду Харперу в Лондон. Начальник подразделения приказал одному из своих агентов срочно вылететь в Медельин — на сей раз без какого-либо прикрытия. Он должен был предстать перед местными органами власти в качестве полномочного представителя ДЕА и затребовать всю информацию относительно того, что произошло с Моралесом. Кроме того, ему предстояло выяснить, что случилось с действовавшим в этом районе агентом ДЕА.
А сам Ред Харпер решил первым же рейсом вернуться в Майами.
В Боготе мэр Медельина созвал пресс-конференцию. Он сидел на постели в палате частной клиники, отложив ради такого важного дела срочное хирургическое вмешательство, в котором нуждалась его левая рука, о чем Ромуальдес не преминул сообщить журналистам. Он также дал им понять, что, хотя последние тридцать шесть часов страдал от невыносимой боли, его не оставляла мысль, что ему необходимо должным образом выполнить свой долг перед жителями Медельина, избравшими его своим мэром.
Колумбийская нация, несомненно, отдает себе отчет в том, что район Медельина, как, впрочем, и другие колумбийские провинции, неимоверно страдает от произвола обосновавшихся там банд международных торговцев наркотиками. И он, мэр Ромуальдес, знает об этом не понаслышке. Далее мэр сказал, что даже в те времена, когда Медельин считался неофициальной столицей кокаиновой империи, он боролся с этим злом в надежде на конечную победу светлого начала, присутствующего в душе каждого колумбийца, будь то мужчина или женщина.