Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие - Николай Сагарда

Приведенные извлечения из сочинения Оригена показывают, что и около половины III века, когда написана апология „Против Цельса“, были распространены возражения против христианства, основывающиеся на невозможности для блаженного Бога по самой его природе, снизойти в условия человеческого бытия, не претерпев изменений; а так как бессмертная природа такова, что она всегда пребывает одной и той же, то Бог и не мог воспринять такого изменения. Так как „Истинное слово“Цельса написано около 180 года и само в свою очередь отражало уже существовавшие в образованном обществе взгляды на христианство, то естественно, что в первой половине III века эти взгляды и вытекающие из них возражения, между прочим благодаря и произведению Цельса, были широко распространены, так что и Ориген почти чрез 70 лет вынужден был взяться за опровержение их. Но несомненно, что он касался их в беседах со своими учениками как в Александрии, так и в Кесарии Палестинской; несомненно также, что уроки по разбору этого рода воззрений слушал и св. Григорий Чудотворец. Правда, Ориген не советовал своим ученикам читать произведений атеистов, [457] утверждавших что нет Бога или промышления; но он, конечно, не мог закрывать глаз на действительность и, бесспорно, сам и сообщал ученикам об учении этих философов, и делал разбор их воззрений, что наглядно подтверждает ученик и преемник Оригена в александрийской школе св. Дионисий, сочинение которого „О природе“, представляющее разбор учения эпикурейцев, по общему мнению, стояло в связи с преподаванием в школе. Конечно, Цельс, в изображении его Оригеном, был скорее платоником, но сам Ориген относился подозрительно к чистоте его платонизма: „ты, — обращается он к Цельсу, — который в своем сочинении не выступаешь всецело как эпикуреец и притворяешься даже верующим в Провидение“. [458] Но в век господства философского экклектизма, когда при упадке философского интереса в греко–римском обществе имели сильное влияние в практическом отношении эпикурейские воззрения, неудивительно, что они могли быть привлечены и в качестве основы для возражения против существенного положения христианского учения, и таким образом получилось якобы научно обоснованное возражение против христианства, которое и было выражено Феопомпом.

Почвой, на которой возникли возражения со стороны язычников против учения христиан о возможности пришествия Бога на страдания, служила обычная, преимущественно в „малоазийском“богословии со времени св. Игнатия и Мелитона, мысль о страданиях Бога. Св. Игнатий называет Христа во плоти Богом, в смерти истинною жизнью (έν σαρκί γενόμενος θεός έν θανάτω ζωή αληθινή [459], невидимым, ради нас видимым, неосязаемым, бесстрастным ради нас страстным (αόρατον, τον δι’ ήμάς ορατόν, τον άψηλάφητον, τον άπαθή, τόν δι’ ήμας παθητόν) [460], говорит о крови Бога и о страдании Бога (πάθος του θεου μου) [461]. И Мелитон пишет: „невидимый делается видимым, непостижимый постигается, неизмеримый измеряется, бесстрастный страдает, бессмертный умирает (invisibilis videtur, incomprehensibilis prehenditur, incommensurabilis mensuratur, impassibilis patitur, immortalis moritur). [462] Точно также и св. Ириней называет его невидимым, соделавшимся видимым, и непостижимым, соделавшимся постижимым, и бесстрастным, соделавшимся страстным (invisibilis visibilis factus et incompehensibilis factus comprehensibilis et impassibilis passibilis) [463].

Таким образом, из всего сказанного вытекает, что 1) вопрос о бесстрастии Божества в IV и V веках получил совершенно иную постановку, чем какая дана ему в трактате „К Феопомпу“, а сходство в выражениях объясняется тем, что они вошли в общее употребление в церковном богословии и, может быть, в литургическом языке; 2) в творениях св. Мефодия Олимпийского этот вопрос имеет ту же постановку, что и в трактате,, К Феопомпу“, с тем только различием, что св. Мефодий говорит прямо о Боге Слове, тогда как в трактате „К Феопомпу“речь идет вообще о Боге, и только в последних строках сделан совершенно неожиданный переход к пришествию Иисуса; 3) сочинение Оригена „Против Цельса“свидетельствует, что не только в конце II века, но и около половины III века, когда написана эта апология Оригена, учение о пришествии Бога на землю подвергалось нападкам и издевательствам со стороны образованных язычников; 4) сочинение Оригена „Против Цельса“, вместе с произведением св. Дионисия Александрийского „О природе“, показывает, что в школе Оригена вопрос о пришествии Бога на землю подвергался обсуждению в той именно постановке, какая дана ему в трактате „К Феопомпу“.

Все эти положения дают нам основание утверждать, что „внутренние основания“не заключают в себе данных, которые говорили бы против происхождения трактата „К Феопомпу“от св. Григория Чудотворца; даже более того, сопоставление его содержания с другими памятниками древне–церковной литературы приводит нас к ІІІ–му веку и даже к школе Оригена, к которой принадлежал и св. Григорий Чудотворец. A так как о рассматриваемом трактате мы имеем единственное свидетельство в пользу происхождения его от св. Григория, то, при совершенном отсутствии других претендентов на него, мы можем считать бесспорным, что трактат „К Феопомпу“написан св. Григорием Чудотворцем.

Когда написано св. Григорием это произведение, за отсутствием даже каких-либо косвенных указаний, этот вопрос остается совершенно открытым. Правда, общий дух его, а также обилие классических примеров говорит за то, что св. Григорий во время составления его находился еще под живым впечатлением уроков Оригена; но само собою понятно, что этот признак слишком растяжимого свойства, чтобы на основании его можно было утверждать, что произведение написано Св. Григорием еще до епископства, если даже еще не пред глазами учителя, [464] так как он вообще обнаруживал философские дарования и склонности, [465] почему необходимо считаться и с тем фактом, что св. Григорий и в епископстве оставался религиозным философом. [466]

ГЛАВА VІ.

К Евагрию.

В двух сирийских рукописях Британского Музея — addit. 12170 и 14597 — сохранился сирийский перевод трактата или послания „К Филагрию о единосущии“, автором которого назван святый Григорий Чудотворец. Оба сирийских кодекса — очень древни: тот и другой восходят к концу VI или началу VII века [467]. P. de Lagarde в 1858 г. опубликовал сирийский текст в своих Analecta Syriaca. В. Риссель в своем труде о св. Григории Чудотворце дал перевод послания на немецкий язык, присоединив исследование о подлинности произведения и характере языка сирийского перевода. В. Риссель доказывает, [468] что послание „К Филагрию о единосущии“а) не заключает в себе характерных признаков догматического учения позднейшего времени, так как термин „единосущие“встречается только, в надписании, которое может быть позднейшего происхождения; б) по своему содержанию оно отвечает типу догматического учения III века: в самой постановке вопроса нет ничего такого, что не позволяло бы относить его к III веку; точка зрения решительно древняя, так как учение о Троице ставится в связь с понятием о домостроительстве; в) раскрытые в нем тринитарные воззрения гармонируют с тринитарными воззрениями Оригена и таким образом оправдывают надписание послания, усвояющее его одушевленному ученику Оригена — Григорию Чудотворцу; г) содержание трактата соответствует тринитарным воззрениям и способу выражений св. Григория. Что касается адресата произведения, то В. Риссель, опираясь на известие сирийского писателя Афанасия Баладского († 587), что Григорий Чудотворец писал против сочинения Порфирия, направленного против Евангелий, предлагает читать в надписании „К Порфирию“вм. „К Филагрию“.

Целый ряд ученых, писавших критические заметки об исследовании В. Рисселя непосредственно после его опубликования, признали основательность его суждений и выводов относительно подлинности послания. Лейпцигский профессор Г. В. Лехлер пишет: „что строй мыслей соответствует третьему веку, и ничто в нем не указывает на эпоху арианских или христологических споров и, следовательно, ничто не говорит против принадлежности сочинений (разум. и трактат „К Феопомпу о возможности и невозможности страданий для Бога“) Григорию Чудотворцу, — это автор доказал убедительно“. Страсбургский профессор Г. Гольтцманн [469] находит, что лишь после изданных в переводе Рисселя сочинений Григорий становится осязательною величиною в истории догматов; что подлинность этих сочинений В. Риссель доказал блистательно [470].

Между тем случилось нечто совершенно неожиданное: И. Дрэзеке опубликовал свое открытие, что трактат о „единосущии“, который В. Риссель считал доселе неизвестным, в действительности давно известен в подлинном греческом тексте то как слово 45, то как 243 письмо св. Григория Богослова προς Ευάγριον μοναχόν περί θεότητος [471].