Знаменитые авантюристы - Роман Белоусов

Наконец Видок узнает, что Саблен укрылся где-то в Сен-Клу. Прибыв туда ночью, Видок тут же поспешил проверить, верны ли полученные им сведения о рослом жильце, восемь дней назад поселившемся вместе с дамой в здании мэрии. Утром Видок вместе со своим агентом незаметно проник в дом. Навстречу ему по лестнице спускалась женщина. Заметив его, она опрометью бросилась назад, закричав: «Здесь Видок!» Несколькими прыжками он достиг двери в комнату и прежде, чем Саблен успел опомниться, надел на него ручные кандалы. Женщина, однако, продолжала кричать. Но теперь уже по другой причине. У нее начались роды. Что было делать? Оставить арестованного и отправиться за акушеркой? Это было бы рискованно. И Видок принимает смелое решение. «Уверяют, что Людовик XIV принял роды у мадам де Вальер. Могу вас заверить, что сумею и я принять роды у мадам Саблен», — успокоил Видок ее мужа, надел фартук, засучил рукава, вымыл руки и менее чем за двадцать пять минут помог женщине произвести на свет упитанного мальчугана. Затем он обмыл ребенка, уложил рядом с матерью и приступил к акту регистрации о рождении, благо все происходило в здании мэрии. Мать тут же предложила Видоку быть крестным отцом ребенка, а в крестные матери пригласили соседку. Видок согласился и из собственного кармана уплатил за церемонию и торжественный завтрак по случаю рождения маленького Саблена.

А его папашу увезли в Париж, чтобы приговорить к пяти годам заключения.

Когда он вышел из тюрьмы Форс, где стал привратником и умудрился скопить кое-какие деньжонки, его супруга сидела в Сен-Лазаре за мошенничество. То ли с горя, что остался один, то ли еще почему, Саблен в один прекрасный день отправился в игорный дом и спустил там все дочиста. А через два дня его нашли повесившимся в Булонском лесу на дереве в так называемой «Аллее воров».

Мемуары сыщика

На парижской улице Сент-Луи в начале двадцатых годов прошлого столетия часто можно было видеть хорошо одетого господина. Высокий рост, широкие плечи и развитая мускулатура свидетельствовали о незаурядной силе. Наружность его не лишена была приятности: огненно-рыжая шевелюра, голубые глаза, чуть улыбающийся рот, лицо властное, запоминающееся.

Обычно он пользовался кабриолетом, сзади которого восседал лакей — здоровый детина. Но иногда господин, возбуждавший любопытство всей улицы, позволял себе прогуляться пешком. Тогда в глаза бросалась шпага с рукояткой, украшенной драгоценными камнями, а под тканью его костюма угадывались очертания пары пистолетов. Видимо, человек этот чего-то опасался и вынужден был принимать меры предосторожности.

Никто из соседей по улице толком не знал даже, как его зовут. Называли просто «господин Жюль». И никому в голову не приходило, что под этим именем скрывается всесильный начальник сыскной парижской полиции Видок, имя которого в свое время было известно в любой тюрьме Франции.

В 1827 году префектом полиции становится Делаво. У Видока с ним сразу же не сложились отношения. Конфликт углублялся, и было ясно, что назревал разрыв между ними. Шеф стал придираться, упрекать в том, что сотрудники Видока вне службы ведут себя неподобающим образом, отказываются, например, посещать церковь. Все это говорилось таким тоном, что Видок в конце концов не выдержал и заявил, что подает прошение об отставке. В нем он писал: «Восемнадцать лет я служу в полиции и никогда не получал в свой адрес упреков со стороны Ваших предшественников. После Вашего назначения мне уже второй раз приходится выслушивать от Вас нарекания по поводу поведения моих агентов. Могу ли я отвечать за их поведение вне службы? Конечно, нет. Чтобы лишить Вас возможности, месье, и в будущем обращаться ко мне с подобными претензиями, которые мне неприятно слышать, я имею честь просить Вас принять мое прошение об. отставке».

Через пару дней в прессе появилась короткая заметка о том, что полицейский комиссар посетил Видока и сообщил ему, что по приказу префекта полиции его на посту шефа Сюртэ заменит месье Лакур, до этого являвшийся заместителем Видока.

В тот же день Видок уехал в свой загородный дом. Вслед ему газеты писали: «Отставка шефа полиции Сюртэ уже вызвала немало различных догадок. По надежным сведениям, такие изменения следует объяснить снижением активности самого Видока, который, достигнув определенного материального благополучия, уже в течение некоторого времени сам желал быть освобожденным от выполнения своих обязанностей. Если верить пока не подтвержденным слухам, то Видок после своей отставки получил не пенсию, а благодарственное письмо. Как бы то ни было, но, как мы уже сообщали, Видок тут же в роскошном экипаже отправился в свой деревенский дом в Сент-Манде. Завтра, возможно, ему уже будут досаждать издатели. Кто же тот счастливец, которому удастся заполучить мемуары Видока?»

Пенсии Видока так и не удостоили, выплатили лишь компенсацию в размере трех тысяч франков. Что касается мемуаров, то газеты не ошиблись. Чуть ли не сразу же он засел за воспоминания. Издатель Тенон поспешил закупить их на корню, заплатив за столь ходкий товар 24 тысячи франков.

Пятую часть суммы Видок получил в виде аванса. Дабы ускорить дело, издатель нанял ему помощника, обычного бумагомараку, журналиста с бойким пером. Видок не удовлетворен его работой — слишком много фантазии и домыслов привнес тот в текст. Но и сменивший первого второй журналист, нанятый издателем, не устраивает Видока. По контракту он должен написать два тома. Однако материала у него столько, что хватит и на целую серию. Этим пользуется Тенон и фабрикует третий и четвертый тома, полные отсебятины и всяких домыслов. Тогда Видок подает на издателя в суд. Это не помешало ему изрядно заработать на своих мемуарах — целое состояние, несколько миллионов в пересчете на сегодняшние деньги. Благодаря этим воспоминаниям слава Видока-мемуариста быстро превзошла ту, что он заработал, будучи сыщиком. Его мемуары переводят на многие языки, и он становится европейской знаменитостью.

Подзаработали на нем и бойкие журналисты. Появляются якобы им написанные «Мемуары бывшего каторжника», «Приложение к мемуарам Видока» и т. п. Что касается подлинных его записок, то можно только сожалеть, что он выпустил их слишком рано. После 1827 года, когда они появились, ему предстояло прожить еще целых тридцать лет. И годы эти были столь же насыщены приключениями, как и первая половина его жизни.

В Сент-Манде Видок ведет образ жизни сельского хозяина, приобретает земли, строит новый дом — целое поместье, создает фабрику по производству бумаги.

Рабочих он нанимает из бывших каторжников, которые, освободившись, не могли заработать себе на хлеб: их отовсюду гнали, опасаясь принимать на работу. В результате воры вновь вынуждены были браться за старое. Видок хотел доказать ослепленному ненавистью и предрассудками обществу, что бывшие заключенные могут вести честную жизнь и быть полезными.