Пуговицы (СИ) - Мартин Ида

Мы никогда с ней вот так просто не болтали и по душам не разговаривали. Она не искала моей дружбы и не пыталась сблизиться. Была приветлива, добра и внимательна, но не более. Я даже полного имени её не знала и называла просто тётя Аля.

Поэтому то, что она вот так заговорщицки попросила меня остаться, показалось несколько странным.

Какое-то время я передавала ей со стола тарелки, чтобы загрузить посудомойку.

— Ты ведь понимаешь, о чём я хочу спросить? — наконец, сказала она полушёпотом, хотя голоса Бэзила и Антона доносились откуда-то из дальних комнат.

— Не очень, — призналась я.

— Ну, про Надьку Сорокину, — она хитро улыбнулась. — Эти мне не разрешают про неё говорить. Сразу орать начинают. Но мне же любопытно.

Я рассмеялась.

— На меня тоже все ругаются из-за этого.

— Мужики, — отмахнулась она. — Вечно самое интересное считают глупостью.

От её понимания и участия на душе потеплело. Впервые кто-то сам завёл разговор о Наде и был готов обсудить со мной всё, что случилось. Кто-то кто был в теме и знал, какая она.

— Вася говорил, что ты очень увлечена этим расследованием.

— Не то, чтобы увлечена, — я задумалась, как лучше объяснить.

— Ладно, ладно, — тётя Аля нетерпеливо похлопала меня по руке. — Расскажи, что знаешь.

— По правде говоря, я по-прежнему ничего особо не знаю. После того, как Надежду Эдуардовну похоронили, вообще всё стихло. Я вчера звонила в полицию, но они, кажется, так никого и не ищут.

— Конечно, не ищут. Это же полиция. Ждут, когда подвернётся кто-нибудь, на кого можно будет повесить и Надю, и десяток других — не раскрытых, — тётя Аля вытерла руки полотенцем и обняла меня за плечи. — Я ведь помню, как Надька пыталась тебя из школы вытурить. Весь родительский комитет накрутила. Хорошо, я хоть знала, что это за девица, и объяснила другим родителям, с кем они имеют дело.

— Спасибо.

— Ну что ты, разве это спасибо? Я надеялась, Тамара её выгонит, но она ни в какую.

— Да, я знаю. Моя бабушка тоже хотела, чтобы её убрали из школы.

— Твоя бабушка была железной женщиной. С ней никто не мог справиться. Если бы она так рано не умерла, то наверняка достала Надьку.

— Она даже, умерев, её достала, — невесело пошутила я.

— Она как-то с этим связана? — глаза тёти Али с любопытством распахнулись. — Со смертью Нади.

— Самое непонятное в этом, знаете, что? Что ни у кого нет уверенности, что нашли именно Надю.

— То есть как? — опешила тётя Аля.

— У той женщины, которую достали из колодца, лицо было облито кислотой, а одежда вся истлела. Просто кто-то сказал, что это Надя, все и поверили.

— Не может быть, — тётя Аля едва дышала.

— Я звонила в полицию, спрашивала, но они со мной не захотели разговаривать. Так что нам остаётся только догадываться. В любом случае, Надю, или кто бы там ни был, уже похоронили.

— Ну, бардак … — протянула она. — Ты меня поразила, конечно.

— Это всего лишь предположение.

Тётя Аля подошла к окну и застыла, глядя в темноту.

— Приходи к нам на Новый год. Мы кучу гостей наприглашали — посидим, потом пойдём фейерверки запускать и с горок кататься. Будет весело.

Когда я вошла в комнату Бэзила, он стоял в лоджии, облокотившись локтями о раму открытого окна, разговаривал по телефону и курил. Тянуло ледным холодом. Я подошла.

— Он звонил и спрашивал про машину, — говорил Бэзил. — Без понятия, откуда инфа.

Сомневаюсь, что она знает. Погоди, не психуй. По-твоему уже было, теперь сделаем по-моему. Пошёл ты сам!

Сбросив разговор, Бэзил сунул телефон в карман, резко повернулся, и заметив меня, вздрогнул.

— Мама зовёт пить чай, — сказала я.

— Забвение — вот тайна вечной молодости. Мы стареем только из-за памяти. Мы слишком мало забываем.

— Чего? — не поняла я.

— Тема моего варианта: «Жизнь мёртвых продолжается в памяти живых». У меня на уроке все цитаты из головы вылетели, а сейчас на тебя посмотрел и неожиданно вспомнил. Муть какую-то понаписал. Надеюсь, зачтут.

— Уж лучше это, чем про зло.

— Удивительно. Почему, когда надо вспомнить, я не помню, а когда не надо, само собой лезет?

— Потому что ты тратишь все силы на то, чтобы вспомнить, а не на само воспоминание.

— И в чём разница?

— Ну, когда ты играешь в свой футбол, ты же думаешь о том, чтобы забить мяч в ворота, а не о том, как бежать. Ну, то есть, если ты во время игры будешь думать о том, как переставляешь ноги, ты никогда не забьёшь гол. Как-то раз, спускаясь по лестнице, я почему-то стала думать о том, как наступаю на ступеньки, как моя нога соприкасается с их поверхностью, и что очень важно не промахнуться. Короче, я чуть не свалилась и еле-еле доползла до низа.

— И что тогда делать?

— Не циклится, пытаясь вспомнить.

— Если я не буду пытаться вспомнить, я вообще ничего не напишу.

— Напишешь, просто не сразу.

— Ага, лет через десять.

— Вась, — я взяла его за руку, развернула ладонью вверх и накрыла своей в дружеском пожатии. — Ты должен мне всё рассказать. Сейчас уже пора. Правда. Мы и так слишком сильно запутались. Что с Надиной машиной? Скажи честно. Вы видели, как она уехала на ней?

Бэзил сосредоточенно смотрел на наши руки. Он что-то серьёзно обдумывал.

Мой большой палец лежал на гладком, оплавленном кусочке кожи между его большим пальцем и указательным, там, где был ожёг.

Я подняла на него глаза.

— Ты ведь не супом обварился?

Бэзил медленно покачал головой.

— Не супом.

— Это кислота, да?

Он кивнул.

— Ну, так расскажешь?

— Фил меня убьёт.

— Тебе важнее Фил или я?

— Когда я предложил выбрать, ты предпочла Томаша, — парировал Бэзил.

— Фил злой и рядом с ним ты тоже становишься злым. Тогда, возле ямы, мне было очень обидно.

— Ты сама на нас кидалась. Если бы не ходила с умным видом Ненси Дрю, пытая всех направо и налево, мы бы договорились намного раньше. Фил очень боится, что ты растреплешь об этом кому-нибудь.

— О чём растреплю?

— Видишь. Вместо обещания молчать ты снова начинаешь давить.

— Я обещаю молчать, — нетерпеливо заверила я. — Просто скажи мне. Надя жива?

Грустно ухмыльнувшись, Бэзил покачал головой и забрал свою руку из моей.

— Это какая-то новая твоя фантазия. Я о ней ничего не знаю.

— Тогда о чём я должна молчать?

— Надину машину взяли мы с Филом. Просто выехали на ней из города, залили салон её же химией и запустили в озеро. Домой вернулись на такси. Никто из нас понятия не имел, что с Надей что-то случится. Просто я хотел отомстить ей, вот и всё. Она оставила ключи в замке зажигания. Этим грех было не воспользоваться. Я рассказал об этом Филу, и он меня поддержал.

А потом, когда в колодце нашли труп, Фил был уверен, что за нами вот-вот придут, арестуют и обвинят в убийстве. Для того, чтобы повесить это дело, кандидатур лучше нас не найти.

— Но почему ты не рассказал мне сразу?

— Я уже объяснил. Фил считает, что ты очень много болтаешь про это. И ещё, конечно же, из-за Томаша. Если ты ему про это расскажешь, ему проще простого будет свалить всё на нас.

— Значит, Слава не знает об угоне?

— Наверняка догадывается, но точно не знает.

— Можешь ещё раз рассказать, как всё тогда было?

— Да, ничего особенного. Я уже говорил. Хотел колёса ей проколоть. Только пришёл, и тут она. Прилетела в каком-то бешеном заводе. Забралась в машину. Завела её. Посидела так минуты две от силы. Потом выскочила, как ошпаренная, открыла багажник. Перелила из пластиковой бутыли в стеклянную банку химию и умотала. Но не в ту сторону, откуда пришла, а к тому выходу, где ты домой ходишь. Я вылез, приметил ключи и стал обдумывать, что с этим делать. В этот момент как раз и примчался Томаш. Он был очень напуган. Никогда раньше его таким не видел. И после тоже. Он стал выяснять, где Надя, и рассказал, что физручка собирается сделать. Попросил меня идти к тебе и довести до дома, а сам побежал её искать.