Пуговицы (СИ) - Мартин Ида
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я обернулась, он остановился наверху.
— Тебе очень хочется меня обвинить? Я понял. Не важно в чём. Ты мечтаешь, чтобы это был я. Просто тебе страшно так близко подпускать кого-то? Да? Я прав? Ты боишься, что тебя снова кто-нибудь бросит. Это уже сидит у тебя в голове. И чего бы я не говорил, что бы не делал, ты всё равно будешь находить повод. Хорошо. Иди. Я больше ни на чём не настаиваю. Но как ты собираешься жить, Микки? Ты же никого не любишь и никому не веришь. Ты только и делаешь, что ищешь предателей. Твой хаос бесконечен и навсегда с тобой, где бы ты и с кем ни была, куда бы ни пошла.
Я стала спускаться дальше, а он остался.
На лестнице второго этажа я села на ступени, в глубине души надеясь, что он всё же пойдет за мной, потому что от его последних слов мне стало вдруг очень жалко себя, но потом послышались удаляющиеся шаги и стало ясно — новых попыток не будет.
Самое ужасное, что всё, что сказал Слава, было правдой. Я никому не доверяла, и чем сильнее сокращалась дистанция, тем тревожнее становилось. Мне нравилось встречаться с ним и нравилось всё, что между нами происходило, но позволить себе привязаться к нему и по-настоящему полюбить, я никак не могла.
Пока ехала домой, расплакалась. А в автобусе, как назло, пристали два пацана — знакомиться. И сколько я не посылала их, не отставали. Видели же, что реву, но всё равно доматывались с тупыми подкатами. Сошли вместе со мной на остановке и топали до самого моего дома.
К счастью, возле соседней пятиэтажки я заметила Фила. Он гулял с собакой. Маленькой вечно трясущейся белой чихуа в розовом комбинезончике.
Сунув руки в карманы, Фил стоял ко мне спиной, я подошла к нему.
— Привет.
— Привет, — откликнулся он довольно охотно, потом заметил остановившихся неподалёку парней. — Это с тобой?
— Прицепились.
— А чё зарёванная такая? Проблемы? Поговорить с ними?
— Это не из-за них. Просто давай постоим и поболтаем немного.
— Ладно. Давай поболтаем.
Мы помолчали, глядя, как чихуа на дрожащих ножках бегает туда-сюда по единственной утоптанной дорожке и обнюхивает снег.
— Про Липатова слышала? — спросил Фил.
— Нет. А что с ним? Сегодня директриса им интересовалась. Я давно его не видела. Думала, болеет.
— А вот нифига…
Фил заметно оживился и сделал загадочное лицо.
— Давай, рассказывай.
— Липу, оказывается, сегодня из дурки выписали. Повеситься пытался. Но, походу, неудачно.
— Да ты что? Из-за чего? — я не могла поверить своим ушам.
— Из-за Лизки, конечно, — хмыкнул Фил. — И того её тупого свидания.
— В тот день, когда она в яму упала? Так это ведь давно уже было.
— Ну, да.
— Ничего себе! А я и не знала…
— Никто не знал. Мать Бэзила встретила мать Липатова, вот та и рассказала.
— Это шок. А Лиза знает?
— Может и знает, но молчит.
— Мне тоже ничего не говорила. Вот это новость!
— Не хочешь в ТЦ посидеть? — неожиданно предложил Фил. — Мы с Бэзилом договорились встретиться. Сейчас Хлою домой закину и сразу туда.
Я посмотрела на мнущихся пацанов, которые никак не могли решить, подойти к нам или уйти.
— Вообще-то я вас ненавижу — сказала я Филу. — Но собаку давай отнесём вместе.
— Вот это да, — увидев меня, Бэзил удивлённо подскочил. — Это кто тут снизошёл до нас?
Он убрал свою куртку с места на диване, где я обычно сидела.
— Встретил вот, — ухмыльнулся Фил. — Говорит, хочет мириться.
— Я так не говорила.
— Значит, не хочешь? — Бэзил прищурился, словно ему в глаз попал дым.
— Хочу, но всё равно считаю, что вы должны извиниться.
— За что извиниться? — не понял Фил.
— За ту выходку у ямы, — ответила я ему, но посмотрела на Бэзила.
Сомнений не было, уж он-то отлично всё понимал.
— Ну, извини, — сказал Фил запросто, как если бы я чихнула, и он пожелал мне здоровья.
— Это была шутка, — упрямо произнес Бэзил.
В списке его достоинств умения признавать свои ошибки не значилось.
— Шутка, Вася, — это когда всем смешно. А тогда был буллинг и насилие.
— Раньше ты злопамятной не была.
— Раньше я считала тебя своим другом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ой, вот не надо только начинать. Хочешь мириться, давай мириться, а не выяснять, кто кому чего должен, — Бэзил поднялся и кивнул в сторону Мака. — Что тебе взять?
Я порылась в кармане и, отыскав двести тридцать рублей, выложила их на стол.
— Как обычно, пожалуйста.
— Убери, — отмахнулся он.
— Нет, возьми, — я подвинула ему деньги. — Не хочу думать, что я тебе должна.
— Чёт ты поздно спохватилась.
— Я теперь работаю, я тебе верну.
— За всё? — усмехнулся он.
— За всё. Обещаю. Фил свидетель.
Услышав своё имя, Фил вскинул голову, мельком глянул на нас и снова залип в телефоне. Бэзил продолжал стоять надо мной.
— Это Рыцарь тебя перевоспитал?
— Томаш тут не причём. Я сама так решила. Меня никто не спасёт, поэтому нужно как-то самой. Пока ты маленький, ты не понимаешь, думаешь, что всё, что у тебя есть, естественно. Как солнце по утрам, как вода из-под крана. Что мир именно такой, какой тебя окружает. Тебя любят, дарят подарки, заботятся и это, само собой разумеется. Ты берешь не думая, не осознавая и не ценя.
— Да, ладно тебе, — одёрнул меня он. — Я никогда не оценивал ничего, что тебе приносил. И не прошу ничего взамен. Мне эти шмотки доставались нахаляву, Маринке тоже.
— Всё равно, Вась, мне нельзя ни от кого зависеть. Такой как я — нельзя.
— Я тебя вообще не понял, — он встряхнул головой. — Но пусть так.
Забрал со стола мои деньги и отправился за едой.
— Ты был у Лизы?
Фил не отрывался от телефона.
— С какой стати?
— И не писал?
Я отлично знала, что Фил не приезжал к ней и не писал, но хотела услышать это от него самого.
— Она меня кинула.
— Но она в больнице и ей нужна поддержка.
— А чего сама не поедешь, если такая умная?
— Анна Владимировна запретила меня пускать. Обижается ещё за тот обман.
— Ой, да брось. Если бы ты хотела, уже сто раз попросила бы у неё прощения и всё было бы норм. Тебе просто не до этого, да?
Филу отлично удалось перевести стрелки, потому что всё остальное время, пока мы сидели там, я думала о том, почему не догадалась попросить прощения раньше.
Так что сразу я домой не пошла, а, попрощавшись с парнями, пробежала пару дворов в обход школы и попала прямиком к дому Лизы.
— Тебе чего, Иванова? — грубо встретила меня Лизина мама.
Но я была рада, что она вообще открыла мне дверь и заговорила.
— Анна Владимировна, извините меня, пожалуйста, я поступила по отношению к вам очень плохо, но я это сделала ради Лизы, а она ради вас. Чтобы вы не волновались.
— Чтобы не волновалась? — она возмущённо фыркнула. — Чтобы я её не отлупила как следует. Жаль, тебя не могу.
— Анна Владимировна, разрешите мне, пожалуйста, к ней съездить. Я по Лизе очень скучаю. Она ведь моя лучшая подруга.
Женщина молча вперилась в мою куртку.
— Ах да, — спохватилась я. — Заодно и куртками поменяемся обратно.
— Погоди, — она прикрыла дверь, а через пять минут вернулась со свернутой и аккуратно уложенной в пакет моей курткой. — На вот, вчера забрала из химчистки. Я её зашила там немного. Не очень заметно. Возле кармана. А джинсы уже всё — извини. Там дыра огромная и кровь не отстирывается.
— Ну, их, — я махнула рукой. — Тогда я вашу тоже постираю и занесу.
— Не обязательно. Давай сразу. И надевай свою.
Я быстро стянула Лизину куртку, выгребла из карманов мелочь, распихала смятые бумажные платки по карманам джинсов и протянула ей куртку.
Анна Владимировна дождалась, пока я не надену свою, и, снова исчезнув за дверью, появилась, сжимая что-то в руке.
— Держи, — она переложила мне в ладонь дежурную упаковку носовых платков, тридцать рублей десятками и визитку того серого дядьки из полиции.
— Там ещё пуговица на подкладке болталась, я её покрепче затянула, — сказала она.