Шаман - Кристофер Сташеф

Старуха покачала головой:

— Я про такую и не слыхала.

Почему-то Огерну стало не по себе. Он успокоил себя тем, что тут все же почитали эту богиню, но, может быть, под другим именем.

— Она подруга Ломаллина, его соратница в бою и советчица.

— Но не любовница? — сдвинул брови старик.

— Нет. У Ломаллина нет ни любовницы, ни жены.

Лабина, явно потрясенная, содрогнулась.

— Бог без подруги! Как это безнравственно! Как дурно! Как преступно!

— Ломаллин — волшебник, — пояснил Огерн. — И к тому же вынужден был стать воителем.

— А-а-а… — Старуха немного успокоилась. — Значит, он найдет себе спутницу жизни, как только займет соответствующее положение. Ну, хватит разговаривать о богах. Вид у тебя, молодой человек, такой, словно ты сильно проголодался. — Она взяла Огерна за руку, и они со стариком улыбнулись. — Пошли. — И Лабина повела Огерна прочь от берега.

— А какую же богиню почитаете вы? — поинтересовался Огерн, когда они шли по деревне. Почему-то из разговора Огерн понял, что главная у этих людей именно богиня.

— Мы почитаем Алику, Великую мать, — отвечала старуха. — Алику и всех ее детей.

Огерн нахмурил брови.

— Я ничего не знаю об Алике. Расскажи мне о ней.

— Мы почитаем две ее ипостаси — юную и зрелую.

— А! — Огерн обрадованно кивнул, решив, что речь идет о двух знакомых ему божествах, объединенных в одно. — Девственница и мать?

Старик хохотнул, не раскрывая рта, а Лабина ответила:

— Мы не почитаем в богине девственницу, мы поклоняемся молодой женщине, у которой множество любовников.

Огерн постарался скрыть изумление.

— И множество детей?

— Да, хотя мы не чтим ее как богиню любви, мы чтим как мать. Она вскармливает детей молоком из своей неистощимой груди, а затем дает им плоды, произрастающие на земле.

— И еще Лечит своих детей и утешает их?

При этих словах Огерна старик задумчиво сдвинул брови, а старуха нерешительно проговорила:

— Должна бы, наверно. Безусловно, она — источник всяческой доброты, и все ее малые дети держатся около нее.

— И если мы поклоняемся ей всем сердцем, он дарует нам хорошие урожаи, — добавил старик.

Огерн посмотрел в ту сторону, где за деревней простирались зеленые поля, тянувшиеся до самого горизонта. Вспомнил свою лесную деревушку и ту дань, которую они собирали с окрестных лесов, — немного ягод и плодов, да еще кое-какие коренья.

— Но если у вас не будет хорошего урожая, — заметил Огерн, — вы умрете.

— Это верно, — кивнул старик. — Урожай — это для нас все, молодой человек!

Затем Огерн окинул взглядом деревню и понял, что тут живет намного больше народа, чем в его поселении на опушке леса.

— Да, я вижу, вас тут много, но вы все равно не можете съедать все, что выращиваете.

— Точно, — усмехнулась Лабина. — поэтому-то мы кое-что продаем, а для себя приобретаем разные нужные вещи. — И она махнула рукой. — Посмотри, какие наряды на наших женщинах, посмотри, из каких чудесных тканей они скроены! Посмотри, каким редким и дорогим деревом отделаны двери наших домов! За ужином попробуешь тонких вин из дальних стран, плодов и специй, которые не растут в наших краях!

— И уж конечно, все это не с ваших полей!

— Не с наших, но мы отдаем излишки зерна торговцам из Кашало, а они дают нам драгоценные камни, и специи, и прочие редкие продукты.

Огерн удивился: как это ему раньше не пришло в голову поинтересоваться, откуда в Кашало берутся продукты? Конечно, можно было сообразить, что такое количество народа не прокормить одной лишь речной рыбой, да даже и той, что вылавливали в двух морях! Да и зерна в море не вырастить. Но тут возникла еще одна возможность, не слишком приятная. Огерн понимал, что следом за роскошью из Кашало идут и убеждения горожан.

— Я должен предупредить вас, — проговорил он осторожно, — о том, что в Кашало растет число верующих в багряного бога Улагана.

— Да? — искренне заинтересовалась Лабина. — Но почему ты нас об этом предупреждаешь?

— Потому, — сказал Огерн, — что, если все кашальцы обратятся к Улагану и станут жить согласно его законам, они смогут отбирать у вас силой то, что теперь выторговывают.

Лабина запрокинула голову и весело рассмеялась:

— Ой, да брось ты! Ты любитель сгущать краски, молодой человек. Я это поняла в тот же миг, как только тебя увидела.

— Кашало есть Кашало, — усмехнулся старик. — У них там много всяких богов. Знаешь, парень, спасибо тебе, конечно, за предупреждение, только я сильно сомневаюсь, чтобы Багряный мог вытеснить всех других богов из такого большого города.

О, как Огерну хотелось разделить их уверенность!

Он оглянулся, вдруг поняв, что Лукойо-то совсем исчез. Тревога охватила Огерна.

— Где мой друг? — взволнованно спросил он.

— Он ушел с девушками, — ответила Лабина. — Они его не обидят, не бойся. А ты с ним увидишься за ужином.

— Не обидят? — изумленно воскликнул Огерн, обернувшись к старухе жрице. — Но что они будут с ним делать?

— Они пытаются подражать Алике, — объяснил старик, заговорщицки улыбаясь. — Ее юной ипостаси.

— Они бы и тебя ублажили, — сказала Огерну Лабина. — У нас множество хижин, которые на самом деле не что иное, как маленькие святилища юной богини. Пойдем, я покажу тебе. — И она взяла Огерна за руку.

Но Огерн отдернул руку, как только почувствовал, что в нем вспыхнуло желание.

— Я должен увидеть моего друга.

— Но ведь он взрослый мужчина, — сердито нахмурился старик. — Он может и сам о себе позаботиться.

— Вот в этом я сильно сомневаюсь. Где он?

Лабина сурово глянула на Огерна, но тут вдруг неподалеку послышался хрипловатый смех. Лабина показала палкой на большую хижину:

— Он там, только не входи, а не то напугаешь его. Дай-ка я сама погляжу, как он там объезжает наших кобылок. — Старуха вошла в хижину и тут же вернулась. — Он уже совершил первый заезд и принимает ванну. Можешь войти и поговорить с ним, молодой человек.

Огерн решительно шагнул в хижину, отшвырнув в сторону занавеску. Тревога сковала его сердце ледяным холодом. Внутри хижины царил полумрак. Посреди стоял большой котел, выложенный черепицей и наполненный водой. Вокруг горели светильники. От воды исходил приятный аромат. В котле нежился Лукойо. Он был обнажен и лежал, откинув голову на живот одной из девушек, стоявшей около котла. Та поднесла к губам Лукойо чашу с вином, а другая натирала его грудь и плечи маслом, а еще двое плескались вместе с Лукойо в котле. Одна из них приподняла ногу полуэльфа и втирала в нее благовонное масло, которое при этом пенилось.