Преломление. Обречённые выжить - Сергей Петрович Воробьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ту пору пришёл в Петропавловск «Посьет» — траулер, на котором я в своё время тралмастером ходил. А там мой кореш — доктор, каких мало нынче осталось. Если не от бога, то от беса — точно. Все болезни мог без рентгена определить. Уже по выражению лица полдиагноза ставил, а остальное — по пульсу, по цвету мочи, по радужной оболочке глаз, по походке. Осмотрел Лёву со всех ракурсов. Выстукивал, выслушивал, ощупывал. В итоге развёл руками и дал заключение: случай неизвестный в истории медицины.
На прощание добавил: «Единственно, что могу сказать тебе, болезный, организм твой тут ни при чём».
С тем от него Лёва и ушёл. И наверное, помер бы, бедолага, вскорости, если б случайно ему один дедок не повстречался. Из айнов дедок. Хотя айны долго и не живут (говорят, что им это не надо), этому аж за 90 перевалило. Мудр был и сведущ до крайности. Не зря его бог дедку долголетие дал.
Увидев Лёву, сразу и выложил: мол, плохи твои дела, мил человек, но горю твоему помогу как могу. Молод ты ещё. А для молодого хрен — малина, будешь старым — бланманже редькой покажется. Всё у тебя будет хорошо. Приходи ко мне ввечеру после захода солнца и не ешь ничего. А Лёва-то не есть не может, змей ненасытный всё время требует своё. Но, собрав остатки воли, наш вулканолог выдержал до вечера и явился к дедку, так как надежды больше никакой у него не оставалось и полагаться было не на кого. А дедок к этому времени уже баньку растопил да веники можжевеловые запарил. Поджидает болезного, в бороду густую посмеивается.
Перво-наперво поднёс он Лёве гранёный стакан спирту неразбавленного с наставлением: «Пей залпом, не останавливаясь».
Не понял Лёва ничего, но выхода не было. Заглотил спирту в один присест. Глаза из катушек повылезали. Тут-то дедок его в охапку хвать да на полок животом. И кричит: «Башку-то ниже свесь, да рот поширше открой и дыши глыбже, пар заглатывай. Щас кино такое увидишь, век помнить будешь».
И стал его, доходягу, вениками хлестать да в каменку воду подливать для пущего жара. Хлещет и подливает, подливает и хлещет. Змей от неразбавленного спирта поначалу ошалел — доза-то о-го-го была, а от пара-жара совсем одурел и пополз наружу — такого изуверства не выдержал. Оказалось, заматерелый гад, в руку толщиной, а не юркий ужик, что на Толбачике в рот Лёве заползал. На харчах бедного вулканолога разъелся, гадина, до гигантских размеров. К счастью, наш Лёва соображал плохо, так как париться категорически не любил. Заколбасило его от спирта и жара. На глазах пелена, иначе кондрашка хватил бы от увиденного. Преогромная гадина выползла из Лёвиного нутра и заметалась в поисках выхода. Но дедок тут как тут: кипятком её из бадейки как шуганёт, да несколько раз кряду. Тут-то змей ненасытный совсем плох стал, кольцом свернулся и концы отдал.
— Так я всё-таки не понял, — поинтересовался сидящий за соседним столом матрос-водолаз Эдик Кукса, — змей-то откуда выполз — спереду или сзаду?
— Разве непонятно? Откуда заползал, оттуда и выполз.
— А что с вулканологом стало, оклемался али нет?
— После дедовых процедур Лёва пошёл как на дрожжах поправляться. Волос опять закудрявился и порыжел. А это, я вам скажу, первый показатель здоровья. Бороду, правда, брить начал. А зря — колорит природный при этом потерял. И самое печальное — талант на прогнозы сейсмические как отрезало.
Когда начальство убедилось, что таланта-то и нет никакого, сразу нашего вулканолога в эсэнэсы и повысили — звание старшего научного сотрудника присвоили. Зарплату, соответственно, прибавили. Но с вулканами в обнимку Лёва больше не спал. К жене стал чаще наведываться. Она-то ему в рот не заползёт. Хоть и змея была подколодная, поискать таких ещё надо.
Я вот временами думаю: иногда заползёт в нас втихаря какая-нибудь гадина, а мы, ничего не подозревая, начинаем её вскармливать, отдаём ей все свои соки. А она жиреет и жиреет, заполняя всё твоё нутро. Тем более что и невдомёк, кто и что поселилось в тебе. И приходится освобождаться от неё бескомпромиссными, порой жёсткими способами, выгоняя это из себя, чтобы жить дальше в благостной чистоте.
Иначе кранты всем нам.
О вреде и пользе алкоголя
— Был со мной случай — смешно и вспомнить, — начал очередную байку Боря Ткачёв. — Наше судно стояло в Южно-Сахалинске после кругосветного плавания. В тот день я у трапа службу нёс. И как раз в мою смену прорвало в порту железнодорожную цистерну со спиртом. Спирт рекой течёт, пропадает.
— Может, кто просверлил, да чоп забыл вставить? — предположил один из слушателей.
— Да нет, там клапана давления не сработали, швы не выдержали, вылилось всё в одно мгновенье, глазом никто не успел моргнуть. Пока то да сё, я у боцмана в каптёрке ведро схватил — и к цистерне. Пока текло, быстренько до краёв наполнил и бегом на пароход. В каюте под стол спрятал. А сам на вахту вернулся — мне ещё два часа до замены оставалось. Тут как раз снежок повалил, подмораживать стало. Ну и всё это спиртовое море разливанное ледком прихватило да снежком сверху присыпало.
Весть о лопнувшей цистерне со спиртом разнеслась по всему порту, и мужички со всех сторон стали сбегаться к месту аварии. Ходят они, бродят, а спирта нигде не видать. Невдомёк, что он у них под ногами. На причале перед нашим пароходом половина порта собралась, как на митинг. Докеры целыми бригадами пришли, за ними ухманы[62], счётчики-учётчики, стропальщики, крановщики. Даже из администрации портофлота двоих приметил с бидонами. Топчутся, бедолаги, чуют, видно, что-то, а понять ничего не могут. Тогда наш боцман, сердобольная душа, взял из каптёрки лом, вышел к народу и, ни слова не говоря, как долбанёт этим ломом о причал рядом с цистерной. Тут же спирт струёй и зафонтанировал. Он же на морозе не замерзает. Боцман в ладошку набрал, понюхал, попробовал. Добрый спирт, говорит, такой и неразбавленный пить можно.
Пробил ещё несколько дыр в ледке и
