Спартак - Андрей Валентинов

Но сражался Красс неплохо, грамотно и даже выручил самого Суллу в бою под Римом. А еще именно на этой войне ярко проявились две доминанты его характера — АЛЧНОСТЬ и ЗАВИСТЬ. Начал Красс с обычных грабежей, проводимых под видом сбора средств для армии. После победы Суллы скупал имущество казненных, а потом разошелся вовсю — земельные спекуляции, перепродажа участков, строительные аферы. В методах совершенно не стеснялся и в результате лет за десять-пятнадцать из человека почти что бедного стал первым богачом Рима. Размер состояния — более семи тысяч талантов.

Характерный эпизод. В 73 году до Р.Х., то есть как раз в то время, когда спартаковцы лупили его друга Вариния, Красс угодил под суд. За что, вы думали? За попытку соблазнить жрицу богини Весты. Напомню — весталки обязаны были соблюдать девственность, блюсти себя, а тут весь Рим любуется, как Марк Лициний обхаживает одну такую молоденькую и симпатичную. Скандал!

Красса судили, но на суде он легко отвертелся. Выяснилось, что приставал этот миллионщик к красавице-жрице не ради того, о чем все подумали, а чтобы… купить у нее земельный участок по сходной цене. Отсюда все охи и вздохи. Судьи плюнули и Красса оправдали.

Теперь ясно, почему Марка Лициния добрые римляне не любили? Кто же такого полюбит?

А еще Красс завидовал. Но если деньги он любил вообще, то завидовал он лишь одному человеку, причем завидовал с молодых лет до самой своей страшной смерти. Звали этого человека Гней Помпей Магн, он же Великий. Началось все на той же войне с марианцами. Помпей выиграл несколько сражений, его отличил Сулла, ему, двадцатилетнему, позволили отпраздновать триумф. Именно тогда молодого Помпея прозвали Магном. Великий в двадцать лет, шутка ли? Красс тоже старался изо всех сил, но… И триумфа не дали, и Магном не окрестили. И началось! Зависть — не белая, не черная даже, а всех цветов сразу. И была эта зависть во много раз страшнее алчности. Кажется, и деньги Крассу требовались только для одного — чтобы ПРЕВЗОЙТИ ПОМПЕЯ.

В этом было что-то клиническое. Сам Помпей, человек добродушный, искренне не понимал, много раз пытался объясниться, помириться с Крассом. Объяснялись, мирились — но ничего не помогало. Красс словно шел по Помпеевым стопам: Помпей избирается на должность — и Красс избирается, тот на войну — и этот туда же, Помпею триумф — и Красс триумфа желает, Помпей консулом становится — и Красс того же хочет.

Подчеркну еще раз: это была не ненависть, а именно зависть. Никогда Красс не пытался Помпея убить или, скажем, отдать под суд. Он хотел именно его догнать и ПРЕВЗОЙТИ. Цезарь тоже этого хотел, но им двигало здоровое честолюбие. Гай Юлий мечтал превзойти не только Помпея, но и ВСЕХ, Красс же думал только о нем, о Великом.

…Добряк Помпей САМ помог Крассу консулом стать. Как мы уже знаем, не помогло ничуть, еще хуже стало. Плохо идти за кем-то, плохо считать себя вечно вторым!

Сейчас, в 72 году до Р.Х., Марку Крассу сорок три. Жизнь сложилась, он богат, он известен. Его не любят, но поддерживают, ведь у акулы всегда полно рыб-прилипал. Но… Помпей считается великим полководцем, Помпея посылают с одной войны на другую, он всюду побеждает. А Красс… Красс уже не хочет быть Ротшильдом, он желает стать Наполеоном, Спасителем Отечества. Пусть Помпей утрется! И тут — Спартак. Консулы разбиты, Рим в опасности, сенаторы валерьянку амфорами пьют. Вот он, ШАНС Марка Красса! Война со Спартаком опасна, можно потерять все — но можно и выиграть. А уж тогда…

Что интересно, об этих Крассовых комплексах все знали. Знал Серторий, знал, уверен, и Спартак. Знали — и выводы делали. А выводы простые, проще некуда. За так, ради какой-то там славы, Красс рисковать не станет. И ради денег не станет, у него их полно. Но вот если на горизонте появится Помпей!..

Снова вспомним роковой для Красса 55 год до Р.Х. Марку Лицинию шестьдесят лет, он добился если не всего, то очень и очень многого: триумвир, многократный консул, один из трех владык Рима. У него взрослый сын — блестящий офицер с великолепным будущим, любимец Цезаря. И деньги при нем, целая куча, улицы устилать можно. А главное — теперь Красс ровня Помпею, они коллеги по триумвирату, соратники и даже друзья. Чего еще человеку от жизни надо?

Надо! Надо превзойти друга Помпея! Тот дошел до Сирии, он, Красс, завоюет Парфию и даже Индию. И тогда все поймут, все!.. Уверен, именно это, а не только прозаическое желание получить под командование верное войско (тоже дело нужное!) толкало Красса на его последнюю войну. Хотя и он знал, и все знали, что идти в поход опасно, ибо Те, перед кем Красс провинился, не пощадят — ни его, ни остальных.

Красс ушел на войну. Красс погиб. Красс не стал Помпеем.

А теперь представим, что диктатор Серторий, захватив осенью 72 года до Р.Х. Рим, предлагает претору Марку Крассу полную амнистию, сохранность всех богатств, обещает сделать консулом на ближайших выборах — и назначает главнокомандующим в войне ПРОТИВ ПОМПЕЯ. Как поступит Марк Лициний? Станет защищать уже несуществующую власть, рискуя всем, включая собственную жизнь? Не знаю, чужая душа потемки. Но то, что такой вариант Серторий учитывал, очевидно. Более того, он мог предложить подобное им обоим — и Крассу, и Помпею. Но Помпей — душа честная и даже в чем-то наивная, а вот Красс наивностью никогда не грешил.

Итак, получилось. Претор Марк Красс переходит на сторону Сертория, Помпею же предъявляют ультиматум. Тот тоже не спешит резать сограждан, думает. В конце концов Серторий-диктатор будет получше, чем эти жадные маразматики на Капитолии…

А как же Спартак? Неужели Серторий решится признать гладиаторское войско СВОИМ? Что в Риме скажут? Патриот-марианец снюхался с презренным рабом? Не скажут. Серторий умен, ему незачем афишировать союз со Спартаком. Тот уже ушел из Италии, опасности нет, и если гладиаторы растворятся где-то в галльских лесах, никто и внимания не обратит.

Самому Спартаку, конечно, обещали куда больше. Может быть, даже родную Фракию в наследственное владение, почему бы и нет? Фракия пока еще не римская провинция, значит, Серторий чужое отдает, не свое. Марк Антоний Клеопатре не только восточные царства дарил, но и римские владения, и ничего, терпели квириты. Недолго, правда.

И вот итог — Серторий правит Римом, Красс готовится добить Помпея, тот думает, не капитулировать ли ему, а со Спартаком мир. План Сертория выполнен.

Все? Нет, не все. Серторий свое сказал. Сказал — и сделал. Теперь слово Спартаку. Ведь цели у каждого из них свои. До этого момента они были союзниками, теперь же…

Теперь же Спартаку остается ждать, подобно мудрой обезьяне из китайской притчи. Не в бездействии, конечно. Из Галлии он пока не уходит, договаривается с местными вождями, учит новобранцев. Римлян до поры до времени не трогает — и они его не трогают, не до Спартака им сейчас. Почему? Да потому, что еще ничего не кончилось. Ничего!

Серторий использовал свой последний шанс и овладел Римом. Но Рим — не вся Римская республика. На побережье Испании все еще держится Помпей, а на Востоке готовятся к войне братья Лукуллы. История повторяется уже в который раз. Марк и Луций Лукуллы, искренние сторонники Сената, никогда не примирятся с Серторием. Их наверняка объявят вне закона, начнут собирать войско. Теперь Лукуллы в том же положении, в каком были Сулла и сам Серторий. Что им остается? Поступать точно так же, как их предшественники!

…Луций Лициний Лукулл договаривается с Митридатом на тех же условиях, что и когда-то Сулла. Понтийский царь получает обратно свое царство, платит контрибуцию и даже посылает вспомогательные войска. А в это время Марк Лукулл, кое-как закончив фракийскую войну, собирает в Македонии, Греции и Эпире армию, зовет на помощь египтян… Война! Новая гражданская война, причем такая, какой еще не бывало. Враги Рима никуда не исчезли, они не разбиты, а тут еще лучшие римские полководцы начинают междоусобную резню. А ведь Италия и Испания уже разорены, Галлия бурлит, пираты на море свирепеют с каждым днем…

Откроем учебник, дорогой читатель. Было такое? Конечно, было, только тридцатью-сорока годами позже, когда война между Цезарем и Помпеем, а потом между Октавием и Антонием подтолкнула Рим буквально к краю могилы. Если от схватки Суллы и Мария страдала только Италия, если борьба с Серторием опустошала Испанию, то теперь беда грозит всему государству. Горят города, римляне убивают римлян, а парфяне уже идут через римскую Азию к Эгейскому морю… Дом, расколовшийся надвое, не устоит. Римский дом теперь не просто охвачен огнем, у него треснул фундамент, его жильцы превратились в буйнопомешанных…

Понимал ли Серторий, что грозит Риму? Трудно сказать. Если бы понимал до конца, то давно бы нашел способ прекратить братоубийственную войну. А может, и понимал, но ненависть и жажда власти оказались сильнее. К тому же он наверняка надеялся, что все как-то утрясется. Ведь удалось же Сулле!