Земля туманов - Андрей Ивасенко

Оскар ждал, держа в руке стропы, захлопывающие большой и малый обручи.

Самка меганереиса не мешкала. Она ткнулась носом в сеть, отпрянула, а затем грациозно обошла ловушку справа, ища вход, и буквально влетела в нее – Оскар тут же выскочил через малый обруч и дернул строп. Обруч скрутился. Стропы, соединенные снаружи ловушки в общий огон [63], начали стягивать сеть. Оскар увидел, как натянулся вытяжной трос – на пристани заработала лебедка.

Казалось, в сеть попалось мельтешащее черное облако, сорванное с предгрозового неба. Самка поняла, что попалась в ловушку и предприняла попытку прорваться на волю. Голова твари просунулась в малый обруч – и Оскар рванул на себя второй линь.

Самка раскрыла пасть. Кровь окутала ее голову. Сеть все плотнее стягивала тело твари и уносила ее к берегу…

Кровь попала в жабры Оскара. Желчь подступила к горлу, и он вылетел наружу пробкой, выплюнул воду и жадно глотал воздух ртом. Он набрал полные легкие влажного морского воздуха, заполняя грудь до отказа, поморгал глазами. Отдышавшись, сплюнул и с трудом избавился от тягучей, как паутина, нити слюны, приклеившейся к нижней губе.

На пристани четверо туземцев, всем телом налегая на рукояти лебедки, крутили барабан, выбирая трос с ловушкой.

Оскар заметил кормчего, поднял руку и крикнул ему что было сил:

– Тахуна, тяните живее! – и его голос больно ударил ему же по ушам, как многократно повторенное эхо, точно он был в пустом подвале. Высоким, чуть ли не пронзительным голосом, от которого едва не лопнули барабанные перепонки. Звуки надводного мира вернулись.

– Что случилось, мать вашу!? – заорал Зильберштейн, увидев голову Оскара на поверхности, и схватил кормчего за локоть. И когда понял, что обратился к туземцу на немецком, то перешел на французский язык: – Что-то не так!? Отвечай!

Туземец, управлявший стрелой крана, молча освободил свою руку и что-то крикнул тем, кто крутил рукояти лебедки. Сердце его бешено заколотилось – он с тревогой и недоумением смотрел на тянувшийся из воды трос и на огромный барабан, на который тот наматывался. Трос, пропущенный через тали грузовой стрелы, сначала дрожал и трясся, плясал на воде, а теперь натянулся, как струна, готовый вот-вот сорвать кран и барабан с крепления станины.

«Должно быть, червь попался огромный», – с ужасом и какой-то долей радости подумал кормчий.

Встревоженные голосом своего навигатора туземцы в ужасе посматривали на происходящее и что есть сил крутили рукояти. Барабан проворачивался, но с трудом. Слышались щелчки зубчатых стопоров на шестернях барабана и зловещий скрежет.

– Скорее, скорее! – снова раздался голос кормчего, а за ним последовал жуткий треск, и стрела сильно накренилась на своем основании.

И тут что-то изменилось.

– Он ослаб! – радостно закричал один из туземцев. – Он поднимается!

Кормчий заметил, что скорость подъема червя возросла.

Движения туземцев ускорялись, прочный капроновый трос быстро выбирался. Объем троса, наматываемого на барабан, увеличивался прямо на глазах, и все увидели, как сеть поднялась из воды, подняв столб брызг и таща в себе влажное, дергающееся тело червя. С него сочились морская вода и кровь.

– Что происходит? – спросил Зильберштейн у кормчего.

– Мы его подняли, – ответил тот, не сводя глаз с добычи. – Скоро червь начнет задыхаться и можно будет его вытягивать на берег, чтобы отрубить голову.

Немец пробежался взглядом по лицам туземцев и понял, что что-то не так – они были расстроенные.

– Что не так?! – крикнул Зильберштейн.

– Это самка… – обронил кормчий и отвернулся.

– И что!? – не понял его немец. – Какая разница!?

– На ней нет чешуи, – ответил кормчий. – Нет чешуи – нет денег, нет оружия и боеприпасов. Охота не удалась.

Туземцы продолжали выбирать груз, сеть с уловом поднималась все выше и выше, так что его уже стало видно. Грузоподъемная стрела вознесла червя в воздух.

К причалу по берегу, покачиваясь, брел Оскар, держа в руке пустой колчан.

Зильберштейн сидел на мини-холодильнике и крутил в руках открытую баночку с яйцом, осторожно касаясь пальцем мягкой, до конца не сформировавшейся скорлупы. Ничего больше его на этот момент не интересовало.

Навигатор острым тесаком отрубил червю голову и отскочил в сторону.

Голова с выступающими челюстями и с торчащими усиками откатилась в сторону с застывшей, бессмысленной гримасой; большие, но незрячие, белесые глаза были совершенно пусты и смотрели, не мигая. Обезглавленное тело сжалось, по нему прошел импульс, мощные мускулы задвигались в агонии, несколько раз спазматически дернулись и замерли. На пятнистой серо-черной коже, отливающей зеленоватой слизью, виднелись прожилки синих оттенков, закрученные спиральками вроде узоров на подушечке пальцев.

– Одни боги знают, зачем мы вытащили на берег эту бесполезную тварь, – горестно покачал головой навигатор.

– Посмотрим… – Оскар подошел к самке, вынул из ножен кинжал, осторожно ощупал ее брюхо, наметил место на боку, разрезал сеть и медленно вонзил туда лезвие. Рассек тело червя и, достав желудок, вывернул его и вывалил содержимое на песок.

Туземцы удивленно переглянулись, так как в желудке самки не было ничего, кроме полупереваренных останков голов мелкой рыбы и каких-то водорослей.

Оскар сделал более длинный разрез, засунул в него руку, внимательно осматривая содержимое и прощупывая неприятно пахнувшие потроха, а потом произнес:

– А вот и они…

Оскар вытянул белесую плеву, похожую больше не на кишку, а на прозрачный стручок гороха, в котором виднелись яйца.

У туземцев отвисли челюсти. Они оцепенели.

Зильберштейн повернул голову и едва не выронил баночку.

– Срань господня! – Он застыл с открытым ртом, не веря своим глазам. Губы беззвучно считали яйца, колыхавшиеся в соку под плевой. Дыхание его стало тяжелым, словно толстяку пришлось преодолеть несколько лестничных пролетов.

– О боже мой, боже мой, боже мой… – много раз, очень быстро повторил он. Голова у него кружилась от одуряющего, сладостно-терпкого аромата денег, которые должны в скором времени посыпаться на его голову из рук заказчика.

Оскар повернулся к навигатору, улыбнулся и сказал:

– Тахуна, вот наш улов. Мне много не надо. Хватит и гонорара за одно яйцо. Это – ваше. Вырученных денег должно хватить на несколько лет. Верно, Ганс? Достанете со дна одно яйцо червя – получите гонорар по договору, два яйца – гонорар удвоится. Вы ведь говорили именно эти слова?