Агата Кристи. Английская тайна - Лора Томпсон

«Это был для вас потрясающий опыт. Мне бы хотелось испытать, что значит оказаться так близко к смерти. Подойти к ней вплотную, но остаться в живых. Чувствуете ли вы себя с тех пор другим человеком, мадам?»

Сидя в машине, она поняла, что ей надо поспать. На другой стороне улицы стоял отель, но отель — это завтра. Как же она устала! Свет, горевший в одном номере, проникал сквозь ее опущенный веки, как свет ночника в детской. Она поплотнее закуталась в шубу и непораненной рукой плотно стянула на шее воротник.

Мне многое узнать еще дано,Любить, молчать,Надеяться, работать.И этого, наверное, мне хватит,Чтобы продолжить путь, идти вперед,Идти в лесу,В лесном вечернем холоде,Но если рядом Бог,Поверь, не страшно мне.

Это стихотворение она написала на клочке бумаги спустя много лет, будучи уже очень старой женщиной, в конце жизни.

Когда она проснулась, освещение стало немного другим. Тьма словно бы поднялась выше, и она поняла, что утро близко. Было около половины шестого. Она все еще чувствовала сильную усталость, но сон совершил чудо. Она возблагодарила за это Бога.

В голове сложился рассказ. Мертвая женщина лежит на дне ямы. Она была актрисой, и муж любил ее за ее искусство, хотя и не отдавал себе в этом отчета. Потом, поскольку, несмотря на свою романтичную внешность, был человеком заурядным, он влюбился в хорошенькую девушку — так ему было проще.

Закончится ли на этом рассказ? Что ж, она начнет писать его, а развязку оставит за мужем.

Конечно же, она умела придумывать сюжеты. Разве не это она и делала? Но лучше всего она умела описывать собственную жизнь.

Машина не хотела заводиться, и она снова разрыдалась, потому что, хотя в конце концов мотор и начал вздрагивать, это ничего не давало. Пока она спала, закутавшись в шубу, и видела во сне лес, начинавшийся от самого их сада, двигатель переохладился. «Ну, пожалуйста», — взмолилась она. Однажды в Эшфилде, когда умерла мама, мотор тоже не заводился, лишь так же упрямо фыркал. В отчаянии она скинула шубу, вышла из машины и попыталась завести его ручкой. Но она была такой уставшей. Казалось, что ладони полны перекатывающихся камней. Человек, одетый как сезонный рабочий, проезжал мимо на велосипеде и предложил свою помощь, она изысканно-любезно, как в Имперском туре, улыбнулась ему: «О, пожалуйста, буду вам очень признательна». Голос звучал немного странно, что неудивительно: она ведь так давно — казалось, много дней — ни с кем не разговаривала. Густой серый туман словно облеплял каждое слово.

Что бы сказала мама? А того пуще — бабушка? Надо же было попасть в такое дурацкое положение. Она чуть не рассмеялась при этой мысли. «Холодный, как камень, мертвый», — сказал незнакомец, качая головой и глядя на нее в ожидании объяснений, которых она, разумеется, не собиралась давать. Он заведет машину, такие мужчины, как он, это умеют. Поэтому она просто ждала. Ей никого не хотелось видеть, так что, когда ему наконец удалось оживить двигатель, попутно рассказывая ей, что нужно и чего не нужно делать в таких случаях, хотя это больше не имело ни малейшего значения, она поехала обратно к Гилфорду, чтобы замести следы: знала, что он будет наблюдать за ней. Услужливый, но назойливый человек. Может, надо было дать ему денег? Она проехала еще какое-то расстояние, чтобы окончательно избавиться от мысли о нем. Дорога по-прежнему оставалась пустой. Страшно было даже представить себе, что пришлось бы сейчас возвращаться в «Стайлс» и что эта черная крепость открыла бы свои двери, чтобы поглотить ее. Нет, нет и нет! Никогда более.

Она развернула машину и поехала в обратном направлении, к Ньюлендз-Корнер. Убедившись, что дорога пуста, свернула на поросшую травой обочину. Теперь осторожно. Сосредоточься. Это нужно сделать аккуратно.

На горизонте появилась предрассветная розовая полоса. Пора.

Она отпустила сцепление и медленно-медленно, подпрыгивая на кочках, поехала вниз по изрытой дороге… Вдруг она словно утратила контроль — что-то там, на пути? Нет, все в порядке. Медленно-медленно, вот сейчас, уже скоро, дотуда ведь всего какая-нибудь сотня ярдов, пустяк, это ночью казалось, что далеко. Осторожно, очень осторожно. Держи ровнее.

Вон там, чуть пониже, нависающий над карьером куст, за который она держалась ночью, до него всего несколько ярдов. Рычаг на нейтральной скорости, тормоза отпущены. Прихватив свою большую черную сумку, она вывалилась из машины. Ранее она переложила в нее из саквояжа все деньги, а также несколько листов писчей бумаги. Все остальное осталось в машине. Она больше не чувствовала усталости, ей даже не было холодно без шубы. Она с силой толкнула машину, и та, покатившись, послушно, как она и рассчитывала, со шлепающем звуком уткнулась в куст.

Пока она шла по дну карьера, глядя вверх, туда, где на самом краю, уставившись фарами в никуда, зависла машина, небо постепенно светлело. «Ты умная девочка», — сказала она себе. Когда дорога пошла под уклон, она почти побежала. Наконец показались дома. В них люди пили чай и читали газеты, но она сегодня предпочитала делать то, что делала. «Уотер-Лейн», — прочла она на дорожном указателе в конце аллеи.

Свернув прямо к Элбери, она быстрым шагом прошла около мили мимо рыбных заводей, мимо мельничного пруда, направляясь к железнодорожной станции Чилворт, которую заметила, когда ехала в Годалминг. Половина восьмого, лондонский поезд как раз подходил к вокзалу. Повезло. Надвинув шляпу на лицо, она устроилась в углу купе и принялась писать еще одно письмо. Суррей мелькал за окном, ей немного хотелось спать.

На вокзал Ватерлоо поезд прибыл в девять. Она купила почтовую марку и «Дейли мейл». Нужно было купить пальто, потому что без него она выглядела странно. Села в такси и велела ехать в «Арми энд нейви». Прежде чем войти в магазин, опустила письмо в почтовый ящик. Оно было адресовано ее деверю, Кэмпбеллу Кристи, в Королевское военное училище в Вулидже. В обратном адресе значился «Стайлс». Кэмпбелл был человеком, который ей нравился и которому она доверяла. Единственным, кому она могла сказать то, что хотела. Только он был во всей этой истории лицом объективным. Поэтому она отчасти объяснила ему, что и почему делает. Она уезжает в Йоркшир, как планировалось, правда, не в Беверли. Собирается одна полечиться на водах. Ей необходима передышка, этого требует здоровье. Надо признать, что она очень расстроена, он, конечно, понимает почему. Письмом она осталась довольна. Оно получилось менее тревожным, чем те, что она оставила Карло и Арчи, но тогда она пребывала в другом душевном состоянии. Придя на работу в понедельник, Кэмпбелл прочтет его.