История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10 - Джованни Казанова

Вот, монсеньор, золотодобывающая шахта для вашего монетного двора в Миттау, используя которую управляющий с помощью четырех помощников может обеспечить вам доход в тысячу дукатов в неделю, и вдвое и вчетверо, если В.П. захочет увеличить количество рабочих и печей. Я прошу у вас дальнейших указаний, не желая для себя ничего, кроме того, что благоугодно будет В.П. мне направить, в тот уголок, который я вам укажу. Помните, монсеньор, что это должно стать государственным секретом. Вы, принц, должны понимать значение этой фразы. Предайте это письмо огню, и если В.П. желает мне дать предварительную компенсацию, я ничего не прошу у него, кроме доброго отношения к моей персоне, который вас обожает. Я буду счастлив, если смогу себе сказать, что мой хозяин станет мне другом. Мою жизнь, монсеньор, которую я кладу к ногам вашего могущества вместе с этим письмом, я буду готов предложить к вашим услугам, и я знаю, что меня убьет, если когда нибудь так сложится, что я буду должен раскаяться в том, что открылся В.П., которому имею честь быть непоколебимо преданным слугой, вплоть до скончания моих дней».

Если это письмо, на каком бы языке оно ни было напечатано, говорит иначе, оно не мое, и я уличаю во лжи всех Мирабо Франции. Мне дали эпитет высланного из Франции, и это ложь, потому что человек, который уезжает из королевства из-за подметного письма, — не изгнанник и не высланный, он должен повиноваться распоряжению монарха, который по акту собственного деспотизма выставляет за дверь своего дома кого-то, кто ему неудобен, не давая ему высказать на это свои резоны. Он смотрит на королевство как на свой дом. Каждое частное лицо имеет право поступать так в своем собственном доме.

Как только я увидел, что мой кошелек пополнился, я покинул Аугсбург, в одиночку, в моем экипаже. Я выехал 14 июня. Я был в Ульме, когда проехал курьер герцога де Виртемберга, который был в Венеции, направляясь в Луисбург, сообщить, что Е.В. Серм прибудет через пять-шесть дней. У этого курьера было письмо для меня, которое ему дал принц Карл де Курлянд, заверив, что он найдет меня в Аугсбурге в «Винограде». Не найдя меня там, потому что я уехал накануне, и зная, по какой дороге я поехал, он был уверен, что нагонит меня, что он и сделал, в Ульме. Передав мне письмо и выпив стаканчик, он спросил, не тот ли я Казанова, который избежал ареста в Штутгарте по делу об игре с тремя офицерами, и, поскольку я никогда не владел искусством отрицать очевидное, когда кто-то хочет у меня его засвидетельствовать, я ответил, что я тот самый. Офицер этого герцога, который присутствовал при разговоре, сказал мне с дружеским видом, что был в это время в Штутгарте, и что этих трех офицеров все осуждают. Вместо того, чтобы ему ответить, я читаю письмо, которое говорит только о наших частных делах. По прочтении, мне приходит в голову высказать ему небольшую выдумку, которая никому не может повредить.

— Ладно, месье, — говорю я ему, — по истечении семи лет я решил довести до сведения герцога, вашего суверена, мои резоны, и вот письмо, которое сообщает, что Е.В. Серм дает мне удовлетворение, которое так для меня дорого. Я восстановлен на его службе в качестве его секретаря с жалованием в двенадцать сотен экю; но за семь лет бог знает, что сталось с этими офицерами.

— Они, месье, все трое в Луисбурге, и XXХ — полковник. Вот новость, которая их удивит, и которую они узнают завтра, потому что я выеду через час.

— Если они там, это то, чего бы мне хотелось. Я сожалею, что не могу составить вам компанию, потому что хочу здесь поспать, и спать также завтра там, где остановлюсь; но мы увидимся послезавтра.

Курьер отбывает сразу, а офицер — в почтовой карете, поужинав вместе со мной. Отправляясь спать, я посмеялся над эффектом, который произведет эта новость в Луисбурге, который стал теперь любимой резиденцией герцога. Я просыпаюсь утром и радуюсь очаровательной идее, которая пришла мне в голову, — отправиться в Луисбург лично, не для того, чтобы драться с офицерами, но чтобы поиздеваться, чтобы отомстить за прежнюю обиду, посмеявшись над ними. Мне приятна также мысль обо всех удовольствиях, которые принесут мне знакомства, что ждут меня в этой стране, где, помимо Тоскани, любовницы герцога, я должен встретить также Баллетти и Вестриса, который женился на любовнице герцога, что стала потом знаменитой комедианткой. Знаток человеческого сердца, я не стал ничего опасаться. Возвращение суверена было неизбежно, никто никак не мог предположить сказочного сюжета. Герцог по своем возвращении меня не встретит, потому что я улизну сразу же, как только курьер, предшествующий ему, объявит о его предстоящем прибытии. Я всем скажу, что направляюсь навстречу моему новому шефу.

Никогда идея не казалась мне более красивой; гордый тем, что ее придумал, я посчитал недостойным не ухватиться за нее: я отомщу за счет герцога, когтей которого должен опасаться, потому что читатель может помнить душераздирающее письмо, что я ему написал. Я плохо спал следующую ночь из-за снедающего меня беспокойства, и прибыл в Луисбург, назвавшись своим именем без добавления моей предполагаемой должности, потому что не следовало слишком раздувать эту забаву. Я поселился в гостинице почты, велел поднять мой чемодан, и в тот момент, когда я спрашиваю, где живет Тоскани — вот она, вместе со своим мужем. Они оба бросаются мне на шею, покрывают поцелуями и засыпают сочувственными замечаниями по поводу моей руки, все еще на перевязи, и моей второй победы.

— Какая это вторая победа?

— Ваше появление здесь, обстоятельства которого наполнили радостью сердца всех ваших друзей.

— Я на службе герцога, но как вы можете это знать?

— Это главная новость. Курьер самого герцога, который привез вам письмо, рассказал ее, а также офицер, который при этом присутствовал и прибыл вчера утром. Но вы не представляете себе огорчение трех офицеров, ваших врагов. Несмотря на это, мы опасались, что вы не сочтете себя обязанным явиться из-за того дела, потому что они сохранили письмо, в котором вы их вызвали в Фюрстемберге.

— Почему они не приехали?

— Двое не могли, а один прибыл слишком поздно, и это правда.

— Очень хорошо. Если герцог позволит, они окажут мне честь, согласившись на дуэль, по одному. На пистолетах, разумеется, потому что не дерутся на шпагах с рукой на перевязи.

— Мы поговорим об этом. Моя дочь хочет урегулировать дело до приезда герцога, и вы правильно сделаете, предоставив ей возможность действовать, потому что их трое и можно держать пари, что вы не убьете всех троих.

— Ваша дочь должна стать красавицей.

— Вы будете ужинать сегодня вечером с ней у меня, потому что она больше не любовница герцога. Она выходит замуж за Месиери.