Тебе держать ответ - Юлия Остапенко

И удовлетворённо вздохнул.

Первую страницу он уже знал наизусть.

Снова хлопнуло — но не окно на этот раз, которое Адриан прикрыл плотно, а дверь. И ему даже не надо было оборачиваться, чтобы знать, кто это.

— И когда ты уже выучишься стучать? — спросил Адриан, не поднимая головы и снова раскрывая «Miale Allerum».

— Госпожа зовёт тебя, — сказал Вилма очень тихо. Так тихо, что Адриан обернулся на неё в изумлении, почти уверенный, что ему почудилось…

И впрямь почудилось — откуда бы в голосе маленькой служанки взяться столько ледяной, едва сдерживаемой ярости?

Вилма стояла, низко опустив голову, и эта покорная поза была для неё чем-то новым. Вообще, они недурно ладили после памятного визита в деревню — Вилма больше не подзуживала его, а Адриан ей почти не огрызался, и помыкать старался поменьше, одёргивая себя, когда хотелось, по старой памяти. И тут — такое. С чего бы?

— Я тебя чем-то обидел? — бесхитростно спросил он.

Вилма вздрогнула, но головы не подняла. Только повторила:

— Госпожа зовёт тебя. Она у себя, — и, к вящему изумлению Адриана, стрелой вылетела из комнаты.

Помедлив, Адриан вышел. Пламя свечи потянулось за ним вслед.

Идя по коридору к опочивальне Алекзайн, он в который раз подумал о том, до чего тёмен и пуст этот дом. И в который раз озадачился, почему у леди так мало слуг. И в который раз решил, что это не его дело. И в который раз задал себе вопрос, как долго он ещё собирается здесь оставаться…

И в который раз не смог ответить.

Она не гнала его. Но и не предлагала остаться. Разговоров про мор и его предназначение больше не заводила, чему Адриан был несказанно рад. Он вообще редко её видел. Она почти не выходила из дома и из своей спальни, лишь изредка Адриан видел её в гостином зале внизу, у камина, с книгой или шитьём. Шила она сорочку из синего шёлка, одну и ту же, и книгу читала одну и ту же, всегда на одной и той же странице. Адриан теперь знал, что это «Вечное Слово Гилас», Песнь об изгнании Яноны. Адриан когда-то знал эту песнь наизусть, хотя любимая дочь Молога пугала его, пожалуй, больше остальных тёмных богов.

Осмелев, он как-то спросил Алекзайн, неужели ей так нравится эта Песнь, что она читает её снова и снова. Та лишь улыбнулась в ответ, как делала очень часто, и он не стал повторять вопрос. Он вообще чувствовал нутром, что задавать ей слишком много вопросов опасно — хотя это и был нелепый страх, ведь она вовсе не желала ему зла. Иногда Адриану казалось, что, если бы он остался с ней навсегда, она так и улыбалась бы ему уголками губ, положив пальцы на страницу с Песнью об изгнании Яноны, и что, когда бы он умер рядом с ней от старости, она, ничуть не изменившаяся, сидела бы всё так же и через сто, и через тысячу лет.

Он подумал об этом снова, занеся руку над ручкой двери в её спальню. Рука повисла в воздухе, медленно сжалась в кулак. Сглотнув от неясного, но мучительно тревожного предчувствия, Адриан негромко постучал.

С другой стороны двери не раздалось ни звука.

— Миледи? — он постучал снова. — Миледи, вы здесь?

Она не отвечала. Он собрался с духом и толкнул дверь.

И вспомнил отчего-то Вилму — низко опустившую голову Вилму, Вилму, не смотревшую ему в глаза, — когда дверь открылась.

Спальня была пуста. Кровать застелена. Свет не горел. Дождь хлестал в раскрытое окно.

— Миледи?..

Он услышал то, что сперва принял за шум дождя — и через мгновение понял, что это плеск воды в купальне, находившейся за небольшой дверью в южной стене. Дверь была приоткрыта.

С побелевшими, пересохшими губами и застывшим лицом Адриан переступил порог.

Она сидела в воде и смотрела на него снизу вверх. Распущенные волосы плавали по поверхности воды, поблескивавшей в пламени свечей. За окном вновь громыхнуло, вспышка молнии осветила купальню — и лицо Алекзайн, обращённое к Адриану.

— Подойди.

Он подошёл на негнущихся ногах, ничего не видя, кроме её покатых белых плеч, блестевших на свету, и холмиков грудей, вздымавшихся над водой. Адриан почувствовал, что ногам стало мокро, и только тогда понял, что стоит на самом краю круглого бассейна. Алекзайн шевельнулась, выпрямляя ноги в воде. К мраморным краям бассейна пошла рябь.

— Я хочу поговорить с тобой.

Волосы вились в мутной воде, словно чёрные и красные змеи. Тонкая, как ветка, рука скользнула под водой, пряди зашевелились, обвивая пальцы.

— Когда ты собираешься отправиться, Адриан?

— Отправиться? — еле выговорил он.

— Да. Время идёт. И мор не станет ждать. Когда ты отправишься?

— Куда? — совершенно не соображая, о чём она говорит, хрипло спросил Адриан.

— В Сотелсхейм, — ответила леди Алекзайн и стремительно перевернулась в воде, хлестнув руками и волосами по её дрожащей глади. Тёплая волна обдала ноги Адриана до колен. Алекзайн медленно приняла прежнюю позу и легла на спину. Несколько мгновений Адриан видел маленькие пальчики на её ногах и тёмные соски, прежде чем они ушли под воду.

— В Сотелсхейм, — повторила Алекзайн, и он заставил себя перевести взгляд на её лицо, такое же серьёзное и спокойное, как и тогда, когда она сидела у окна, придерживая рукой раскрытую книгу. — Я понимаю, как тебе страшно. Я понимаю, ты не знаешь, с чего начать. Ты боишься. И это верно. Ты будешь бояться, пока не сделаешь, и пока не увидишь последствий того, что сделал. А потом страх уйдёт.

«Когда я вижу последствия, я боюсь ещё больше!» — крикнул бы он, если бы её кожа не золотилась в свете свечей, если бы отблески молнии не отражались в её зрачках, если бы вода не пахла так, словно в ней совершила омовение сама Гилас.

Не понимая и не помня, что она спросила и что нужно ответить, Адриан сказал:

— Да, миледи.

— Когда ты отправишься в Сотелсхейм, Адриан?

— Завтра… Сейчас. Когда вы прикажете.

Лёгкий смех, смешанный с плеском воды. Она перевернулась на живот и поплыла к нему, раздвигая воду сильными широкими гребками. Вода дрожала, свет преломлялся сквозь рябь и посылал цветные переливы по её обнажённой коже. Белая рука ухватилась за мраморный бортик бассейна. Сильным всплеском залило ближайшие свечи.

— Я рада, что ты решился, — мягко сказала Алекзайн. Её подбородок и правая рука лежали на скользком от воды мраморе у ног Адриана. Ему вдруг отчаянно захотелось сбросить обувь — до такой степени, что он ощутил нестерпимый зуд в ступнях, будто не мыл их целый год или страдал от лишая. Он нервно перебрал ногами, словно взволнованный жеребец. Алекзайн смотрела на него без улыбки.

— Не бойся. Я не оставлю тебя, — сказала его леди и одним медленным, бесконечно долгим движением выпрямилась, открыв ему своё тело, с которого потоком низвергалась золотая вода. Потом протянула руку ладонью вверх, и Адриан смотрел, и смотрел, и смотрел на её пальцы, ладонь, предплечье, сгиб локтя, ключицу, впадинку между ключицами, впадинку между грудями, груди, живот, впадинку на животе, треугольник тёмных зарослей ниже впадинки…