Тебе держать ответ - Юлия Остапенко

«Какая же ты дура, Алекзайн, — подумал он с сумасшедшей улыбкой — и добавил, зная, что она не услышит, потому что он, в отличие от неё, не умел влезать в её мозг и разрывать его изнутри: — Спасибо тебе, дорогая».

Теперь он знал, где искать Адриана.

Гилас, до чего же он глуп — он, а вовсе не она, — что не догадался раньше.

Том вновь посмотрел на знамя Эвентри. И мысленно попрощался с тем, кто воздвиг его на этом холме.

«Я уйду сейчас, милорд. Но я приведу его к вам. Приведу… обратно. О, простите. Прости меня, мальчик, во имя всех богов, за то, что я его от тебя забрал. Но я исправлю это. А потом исправишь ты… что сможешь», — подумал он и поднялся с колен.

4

«Miale kelu nostro ortedzhi karune, al’tazaro otro. Mielane kirpin, suleno ordan biene, letorgo, leturae it nardo. Kropastia mino ed spedra kal’nioza brusta…»

Хлопнуло окно. Адриан вскочил. Рамой прищемило занавесь, и она криво свисала с подоконника. В стекло барабанил дождь. Адриан подошёл к окну и дёрнул раму на себя. Занавесь скользнула вниз, задев его руку. Она уже успела намокнуть.

Он стоял какое-то время, позволяя дождю хлестать его по лицу. Потом закрыл окно.

И вернулся.

«Kropastia mino ed spedra kal’nioza brusta, riverrado al’dano, it orpio, it narue. Dra fiosa lienne rista, ed miale kkelu ariona dar Battiia Rosa…»

— Баттия Роса, — сказал Адриан вслух. Он не знал, как правильно ставить ударения, но звучало как будто знакомо. Даром что он не понимал ни слова — ни из того, что читал, ни из того, что говорил.

Что ничуть не меняло дела.

Он никогда не любил читать, но ему всегда нравились книги. Нравилось трогать их, разглядывать корешки — не картинки, выглядевшие порой так, будто их рисовал одержимый бесом, а именно корешки, грубые, пахнущие кожей, смолой и краской. Нравилось трогать бумагу, водить пальцами по буквам — иногда они казались тёплыми на ощупь. Читать он тоже пытался, конечно, но редко понимал написанное, даже если оно было на его родном языке. Местр Адук — жрец Гвидре, занимавшийся воспитанием детей лорда Эвентри, — уделял грамоте не слишком много внимания. Его больше заботило верное разумение сущности вещей телесных и духовных, и родители Адриана были вполне согласны с таким подходом. В самом деле, не книгочеев же и не монахов они готовили из своих сыновей. Ричард и Анастас ничего не знали и знать не хотели, Адриан хотел знать, но всё равно не знал, а Бертран… Бертрана не успели обучить грамоте, но в монастыре Лутдаха, где он заперт до конца своих дней, верные Одвеллам жрецы наверняка наверстают упущенное.

Адриан стиснул зубы и вновь перечёл весь абзац, с самого начала.

«Miale kelu nostro ortedzhi karune, al’tazaro otro. Mielane kirpin, suleno ordan biene, letorgo, leturae it nardo. Kropastia mino ed spedra kal’nioza brusta. Kropastia mino ed spedra kal’nioza brusta, riverrado al’dano, it orpio, it narue. Dra fiosa lienne rista, ed miale kkelu ariona dar Battiia Rosa».

— Что это за Баттия Роса, а? — пробормотал он, барабаня пальцами по странице, будто это могло вынудить строчки стать посговорчивее и пояснить излагаемую тарабарщину. — Что это? Где это?

Книга молчала. То есть нет, она говорила — но лишь так, как положено книге на незнакомом языке, и ничуть не более откровенно. Адриан не имел ни малейшего представления, что это за язык и существует ли ещё под небом народ, говорящий на нём. И женщина по имени Баттия Роса… или город с таким названием, где жил тот, кто это написал.

Адриан знал лишь одно: эта книга была о чёрной оспе.

— Миледи… кто был этот человек? Тот, кто пришёл к вам утром, когда я…

Шли дни, превращаясь в недели — и лишь тогда он осмелился наконец задать этот вопрос. Леди Алекзайн подняла на него свои безмятежные, ничего не выражающие глаза и ответила:

— Шарлатан откуда-то из города. Именовал себя лекарем. Почему ты спрашиваешь?

— Что ему было нужно от вас? — Адриан наглел на глазах, но Алекзайн всё ещё не гневалась, и это придавало ему уверенности.

— Он хотел купить у меня одну книгу. Я, разумеется, не согласилась.

— Но он был там… в доме… всю ночь, — сказал Адриан и густо покраснел.

Леди ответила ему мимолётной улыбкой.

— Я позволила ему почитать её. Дала одну ночь на это. Всё же знание существует для того, чтобы делиться им. Почему тебя это так интересует, Адриан?

На самом деле книга его вовсе не интересовала. Бегающий взгляд человека, бывшего рядом, когда Вилма прибежала с криками «Помер! Помер!», его усмешка, его холёные руки, которые он так берёг. Адриан думал об этом. Всё это иногда даже снилось ему. В снах этот человек входил в спальню леди Алекзайн и закрывал за собой дверь. И серебристый смех летел из-за неё, а дверь на глазах становилась фиолетовой, будто наливаясь дурной кровью, и из-под неё к ногам Адриана начинала течь тухлая, плохо пахнущая вода…

А на деле он всего-то просил, чтобы она продала ему книгу. Всего-навсего. Когда Адриан об этом узнал, ему перестали сниться дурные сны. Эти перестали, и начали другие.

Когда было солнечно, он ходил не в деревню, как велела Алекзайн, а по склону утёса вниз, к морю. Бежал так долго, как мог. Однажды прошагал весь день и уже затемно понял, что конца-края скалам не видно, и вода далеко внизу стала шуметь лишь чуть громче, чем прежде. И вернулся. Алекзайн ничего ему не сказала.

А когда был дождь, Адриан читал эту книгу.

Картинка в ней была всего одна, и это ему сразу понравилось. На обороте титульного листа, где ровно, без виньеток и украшательств было выведено: «Miale Allerum», изображалась больница или приют под открытым небом, где длинными рядами, корчась кто голышом, кто в драных тряпках, умирали люди. Было видно, что они умирают, — такие дикие, изогнутые позы может принять только человек в агонии. Фигуры в чёрном склонялись над ними, то ли тщетно пытаясь помочь, то ли намереваясь добить несчастных. А на переднем плане, будто в стороне от всего этого бледного ужаса, стоял, сгорбившись, человек, лицом и статью очень похожий на того, кто сам себя называл лекарем, хотя леди Алекзайн звала его шарлатаном. Стоял и глядел в сторону, в нижний левый угол картинки, видя там нечто, скрытое от глаз Адриана. Уголки его рта были опущены, брови были сведены, а глаза горели решимостью.

Как будто он знал, как всё это остановить.

Адриан захлопнул книгу — одновременно с новым раскатом грома. Похоже, дождь и впрямь зарядил надолго — лило с самого утра и ничуть не собиралось светлеть. Адриан оттолкнул от себя закрытую книгу, откинулся на спинку кресла и, сосредоточенно глядя на огонёк свечи, медленно и чётко сказал:

— Miale kelu nostro ortedzhi karune, al’tazaro otro. Mielane kirpin, suleno ordan biene, letorgo, leturae it nardo. Kropastia mino ed spedra kal’nioza brusta. Kropastia mino ed spedra kal’nioza brusta, riverrado al’dano, it orpio, it narue. Dra fiosa lienne rista, ed miale kkelu ariona dar Battiia Rosa.