В Россию с любовью - Сергей Донской

Так что вперед, Громов, покажи, на что ты способен! На кого еще тебе надеяться, как не на самого себя? То-то!

ГЛАВА 21

ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ОХОТЫ

Изредка сверяясь с картой, обтянутой прозрачным целлофаном, Громов вел вертолет прямиком на Завидово, попутно совершенствуясь в летном мастерстве. Он постоянно менял скорость и высоту полета, а порой делал в небе пробные развороты, ложась вновь на выбранный курс все увереннее и увереннее. Примерно на середине пути он решил, что машина достаточно приручена, и перестал рыскать из стороны в сторону.

Пока все шло хорошо. Раздражал лишь ветер, врывающийся в пулевые пробоины, и отсутствие сигарет. При необходимости можно воздерживаться от курения сколько угодно, но, если под рукой у тебя нет сигаретной пачки, ты ни на секунду не перестаешь помнить об этом.

А что, подумал Громов, не самый худший способ отказаться от вредной привычки. Воспаряешь над землей и летишь как можно дальше. Куда-нибудь к черту на кулички. Главное, чтобы полет был беспосадочным и занял достаточно много времени. И чтобы непременно имелся… запас курева.

Тьфу ты, вот же напасть! Чтобы избавиться от навязчивой мысли о сигаретах, Громов принялся перебирать все возможные препятствия, которые могут встать у него на пути. Преодолевать их мысленно было легко. Один только имеющийся в распоряжении Громова арсенал чего стоил! Девятизарядный «смит-вессон» плюс трофейный «стечкин» — с таким боевым интернационалом можно было прогуляться по преисподней, задать жару тамошним обитателям и возвратиться обратно. Плюс к этому двуствольный авиационный пулемет, приводимый в действие как вручную, посредством обычной гашетки, так и с помощью специальной педали. После стрельбы на поляне его опять зарядили под завязку, и теперь он был готов служить верой и правдой новому хозяину. Оружию безразлично, кого убивать, ему главное стрелять почаще. Для того оно и создано.

Располагая пулеметом, Громов рассчитывал сравнительно легко проделать брешь в любой обороне, если таковая будет. То, чем стреляла эта убойная машина, трудно было назвать пулями. Скорее стальные болванки диаметра 24 миллиметра. Выходные отверстия после них получаются раз в пять шире. Пулемет — славная машина. Работает куда надежней судебной. И никаких ордеров с постановлениями не требуется. И адвокатов нанимать незачем. Потому что из морга под залог не выпускают, даже за четыре миллиона швейцарских франков.

— Вот она, ваша подписка о невыезде, генерал Чреватых, — пробормотал Громов, с удовольствием оглаживая пулеметную гашетку. — Вы бы в чистое исподнее переоделись, что ли, ваше благородие. Самое время.

Сверившись с компасом и картой, он слегка подкорректировал курс и стал предельно внимательным. До нужного ему поселка в Завидове оставалось всего ничего. О его крутости свидетельствовало безукоризненно гладкое покрытие шоссе. По нему катил шикарный свадебный кортеж с шестидверным «Линкольном» во главе.

Будет море цветов, горы подарков, фейерверки и иллюминация. Какой бы писаной красавицей ни была невеста, все ее достоинства затмит ее свадебное платье от Готье или от любого другого, не менее именитого кутюрье. О недостатках и говорить нечего — разве можно обнаружить изъяны в столь шикарном обрамлении? Жаль только, что красивая жизнь еще никого не застраховала от смерти. Не предчувствие ли ее заставляет сильных мира разъезжать в черных машинах, похожих на шикарные катафалки?

После того как торжественная процессия скрылась из виду, вертолет некоторое время летел над совершенно пустынным шоссе. Минут через десять впереди возник полосатый шлагбаум со сторожевой будкой. На стрекот вертолета оттуда выбрались двое постовых в милицейской форме. Проверять документы у Громова они, естественно, не стали. Только проводили вертолет завистливыми взглядами. Даже на расстоянии было заметно, что милиционеры смертельно скучают. Ничего, мысленно подбодрил их Громов, скоро у вас появится тема для самых оживленных дискуссий. Сегодняшний день навсегда войдет в историю этого поселка.

Второй пост размещался перед воротами. Охраняемая территория была обнесена высоченной кирпичной стеной, по которой змеилась колючая проволока. Судя по количеству прожекторов и камер наружного наблюдения, проникнуть в поселок незамеченной не могла и мышь. Разве что летучая. Хотя, насколько было известно Громову, в Подмосковье эти твари не водились. Тут другой нечисти хватало с избытком.

Перелетев через ограду, Громов увидел под собой опрятный сосновый бор, застроенный трех- и даже четырехэтажными коттеджами. Почти все они были сложены из идентичного красного кирпича и покрыты одинаковой искусственной черепицей, зато их башенки и арки поражали своим разнообразием. Угодья владельцев особняков тоже были обнесены заборами с телеобъективами по периметру. Там и сям мелькали белые тарелки спутниковых антенн, приземистые строения гаражей и подсобных помещений, зимние сады и беседки. И уж, конечно, здешняя публика не могла представить себе жизнь без бассейнов и теннисных кортов.

То, что и те и другие пустовали, ровным счетом ничего не значило. Это как дорогие запонки на манжетах состоятельной публики. Важен сам факт их наличия, а не что-либо еще. Ты делаешь небрежный взмах рукой: а там у меня, господа, корт и лужайка для гольфа. Сверкает запонка с монограммой. И кому какое дело, что клюшку для гольфа ты держишь в руках на манер каминной кочерги, а теннисной ракеткой не сумеешь отогнать от себя даже сонную муху. Престиж налицо. Прошу меня любить и жаловать вместе с моим кортом.

Гораздо большее изумление у Громова вызвала самая настоящая мечеть, красующаяся в чьем-то поместье. Окруженная аккуратными елочками и русскими березками, она смотрелась по-настоящему экзотично. Такую бы идиллическую картинку да в букварь. С чего, мол, начинается родина?

Потом внимание Громова привлекла всадница на белоснежной лошади. Изящная, грациозная, тонконогая. Ею невозможно было не залюбоваться — лошадью. Хозяйка выглядела не самым лучшим к ней приложением. Так, внушительный довесок. Приторочив к седлу мешок с картошкой и нахлобучив на него жокейскую фуражку, можно было бы достичь равнозначного эффекта.

Обогнав наездницу, вертолет достиг окраины поселка. Здесь не было ни дорожек, мощенных фигурной плиткой, ни кованых фонарей, стилизованных под начало позапрошлого века. Лишь одна широкая дорога прорезала территорию, упираясь в очередные ворота. За ними, как догадывался Громов, и находился заповедник, где изволил охотиться в компании гостей генерал-майор Чреватых.

Подняв вертолет повыше, Громов покачал головой. Насколько он понимал, заповедная зона раскинулась на добрую сотню квадратных гектаров, а то и того больше. Да, здесь было где разгуляться.

Поскольку его никто не приглашал принять участие в охоте, он не боялся опоздать. Сегодня от него требовалась не та точность, которая вежливость королей. У стрелков свои специфические понятия о точности и корректности.

Усмехнувшись этой своей мысли, Громов повел вертолет по плавной дуге, выискивая внизу охотников, которым было суждено испытать на собственной шкуре, как чувствуют себя загнанные ими звери.

— Да, кабана завалить — не бабу, — авторитетно заявил управляющий банком Лозинский, закусив порцию коньяка тонким до прозрачности ломтиком семги.

В деловых качествах Лозинского никто из присутствующих не сомневался, а вот его россказням о подвигах на охотничьем и любовном фронтах не верили. Во-первых, у банкира отсутствовало одно яичко, потерянное в заминированном «Роллс-Ройсе» еще на заре становления российского капитализма. Во-вторых, Лозинский начинал зажмуриваться примерно за пять секунд до выстрела, а открывал глаза не раньше, чем затихали последние отголоски раскатистого эха. Какие уж тут кабаны, какие бабы! Одно недоразумение. Однако Чреватых никогда не стал бы генералом, если бы не умел придерживать свои мысли при себе. Вот и сейчас он лишь дружески хлопнул Лозинского по покатому плечу и пообещал:

— Зимой я покажу тебе, что такое настоящая охота, дружище. Мне беловежских зубров обещали забросить. Секач против них — щенок.

— Зубры? Вот это я понимаю! — Голос Лозинского был полон энтузиазма, хотя взгляд его поспешно ускользнул в сторону. Будто он заранее отыскивал повод отказаться от приглашения. Или подходящее дерево, на которое может вскарабкаться даже человек солидный, тучный, не привыкший к физическим упражнениям.

Лозинский был убежден, что сегодняшний секач, выскочивший из камышовых зарослей прямо на него, превосходил размерами и зубра, и, может быть, даже слона. Мертвый он как бы уменьшился, усох, но живой — с оскаленными клыками и вздыбленной шерстью — перепугал Лозинского до такой степени, что его единственное яичко втянулось куда-то внутрь организма и упорно не желало возвращаться на свое исконное место в мошонке. У него не было никакого желания увидеть, как выглядит атакующий зубр. Ни в Беловежской Пуще, ни в Подмосковье.