Те же и Скунс – 2 - Валерий Воскобойников

Когда дошло дело до угощения, началась обычная толкучка, которая всегда происходит у банкетных столов. Куда-то девается вся культура и сдержанность, вроде бы присущая цивилизованному человеку. Люди, увенчанные званиями и наградами, хватают бутерброды с икрой, словно отродясь их не видели и до гробовой доски не надеются больше отведать… И нечего кивать на российское бескультурье. Дедушка, бывавший раз или два на приёмах в Кремле, рассказывал, что иностранные послы со своими «послицами» вели себя точно так же…

Даша отошла в сторонку и поискала глазами Гнедина. Володя беседовал с какими-то чиновниками, и рядом с ним, как обычно, стояла его личная секретарша. Та самая сонная курица. Сегодня на ней был брючный костюм из мягкой материи, делавший её, если только возможно, ещё менее женственной. Володя держал в руках бокал с пенящимся шампанским, секретарша же, как обычно, – стакан томатного сока. Наверное, она его очень любила. Даша присмотрелась и заметила, что девушка, столь мало заботившаяся о своей привлекательности, не то просто лишённая вкуса, оказывается, при всём том живо интересовалась лицами противоположного пола. Во всяком случае поворачивалась к каждому, подходившему к Гнедину, и награждала коротким, но очень внимательным взглядом…

– Здравствуйте… Дарья Владимировна, – неожиданно прозвучало над ухом.

Даша обернулась.

– А я думал, что больше никогда вас не встречу, – смущённо проговорил крепкий, широкоплечий мужчина, и голос сразу показался знакомым. – А оно… вон оно как…

Он был одет так же элегантно, как и все присутствующие, но некоторым образом чувствовалось, что галстук и дорогой пиджак ему привычны едва ли не меньше, чем Даше – бабушкино перешитое платье. Он, видимо, понял, что она его не узнаёт, и развёл руками – что ж, мол, не смею навязываться… И Даша увидела, что руки у него тоже далеко не великосветские. У людей из бомонда не встретишь чёрных вензелей машинного масла, въевшегося в кожу так глубоко, что уже никакой пемзой…

– Батюшки!.. – ахнула она. – Так это же вы!..

И отчаянно покраснела. И на миг шевельнулось мучительное сожаление: ну вот зачем так случилось? Зачем они встретились только теперь… когда она уже считала себя в состоянии романа с Володей…

О Серёже Плещееве она в эту минуту не вспоминала.

– Как хоть вас зовут?.. – спросила она.

– Никита. Мы с вами однофамильцы. Новиков… Большой золотистый джип, лоснящийся в лучах уличных фонарей… И маленькая охристая «троечка», безжизненно замершая в переулке… Отчего они тогда так по-глупому разъехались в разные стороны?.. Отчего?..

Потом Никита смотрел на неё издали, и ему хотелось напиться.

– Вы, извините, Дарью Владимировну давно знаете? – подошёл к нему светловолосый паренёк, по виду – студент.

– А ты кто такой? – мрачно поинтересовался Никита.

– Я? Я репортаж пишу… Для «Петербургских ведомостей».

– Тогда пардон…

– Да что вы. Я просто увидел, что Дарья Владимировна вам очень обрадовалась… Думаю, может, захотите что-нибудь рассказать…

Никита вздохнул.

– Нечего рассказывать, – проговорил он решительно. – А вам, газетчикам, и подавно. Такого наврёте…

– А вы лично моё что-нибудь читали? Или смотрели? – обиделся паренёк. – Сами только в офисе на калькулятор глядите!

Никита в жизни своей ни дня в офисе не сидел, и ему стало смешно. Он поинтересовался:

– И много написал-наснимал?

– Много, не много… Где ж вам меня знать, я каждый день по презентациям и приёмам не шастаю. Я всё больше по детдомам и по разным помойкам…

Он повернулся, чтобы уйти, но Никита легонько придержал его за рукав:

– По детдомам? А это случайно не ты… где ещё такая баба противная?

– Я. Алексей Корнильев.

– Новиков. Никита… Глебович. Сдвинулось там хоть что после твоего репортажа?..

Они добыли себе бутылку шампанского и по бутерброду – не с икрой, правда, но всё-таки с рыбкой. После второго бокала Лёша сознался, что чувствует за собой некоторую вину. Из его «детдомовского» репортажа, видимо, слишком уж явствовало богатство заведующей, нажитое-далеко не праведными путями:

– Серьги – во-от такенные, с камнями, чуть уши не отрывались… Мы их крупным планом… Ну и вот… должно быть, кто-то увидел. Пришёл воровать и её дома застал… по лбу чем-то тяжёлым… Я и думаю теперь… Если бы не мы с камерой, была бы жива…

– На радость всему прогрессивному человечеству, – хмыкнул Никита. Лёша посмотрел на него… и неожиданно расхохотался.

– Я-то что, – сказал он. – Я так… ещё начинаю…

Вот Борис Дмитриевич – это да!

– Я человек серый, невежественный, только в калькулятор смотрю. Это кто?

– Борис Дмитриевич Благой. Я у него практикантом… Мы с ним такое распутываем! Представляете? Кто-то из-за денег уже несколько садоводств сжёг. Вокруг всего города!..

Знать бы Лёше, сколько внимательных ушей бывает на таких вот банкетах!.. Но он не знал. Даже не догадывался. И Никита не знал. И не было рядом многоопытного Благого, чтобы вовремя заткнуть Лёше рот. Хотя бы бутербродом…

Опознание

Сотовый телефон заверещал через пятнадцать секунд после того, как Снегирёв завершил ритуальную утреннюю пробежку, выбрался из-под душа и включил крохотный аппарат. «Голосовой почтовый ящик» спешил осчастливить его недавно полученным сообщением.

– Алексей, извините… извини за беспокойство, это Жуков… – сказал Валерий Александрович и взволнованно замолчал. Звонками на трубку он не злоупотреблял, скорее наоборот. Мобильная связь в его понимании была слишком дорогим удовольствием: только на крайний случай и только для спасения жизни. Но вот настал час «Д», и он оказался в безвыходных обстоятельствах, и… «Абонент не отвечает, оставьте сообщение». Закон подлости.

За время секундной паузы Алексей успел до смерти перепугаться, не случилось ли чего со Стаськой, но при следующих словах Жукова у него отлегло от сердца.

– Тут нам позвонили… насчёт «Москвича». Вроде как его… обнаружили. Приглашают приехать… Надо бы с вами… с тобой посоветоваться. Позвони, пожалуйста, когда сможешь…

Сообщение поступило в пять тридцать, утра, как раз когда Снегирёв месил кроссовками рыхлую снежно-соляную кашу на набережной. Жуков звонил явно из дома. Было слышно, как на заднем плане размеренно пробили часы, стоявшие у них в кухне, на телевизоре. Но Бог с ним там, со временем. Плохо было то, что Жуков явно недоговаривал.

Скунс прожил на свете столько, сколько киллеру вообще-то не полагается. И не в последней степени благодаря умению просчитывать варианты. Он их просчитал и теперь. Все, какие подсказал его богатый жизненный опыт. Начиная от пистолета, приставленного к жуковскому затылку, и кончая поступившим от кого-то предложением вернуть машину за выкуп.

И решил, что, всего вероятнее, Жукову позвонили не уголовники, а милиция, нашедшая-таки угнанный автомобиль. Но пребывает «Москвич» в состоянии очень плачевном. Разбит, сброшен в озеро или овраг. По каковой причине его, собственно, и смогли обнаружить. А Жуков темнит, выражается сугубо обтекаемо, потому что его могут услышать Нина и Стаська. От которых он, ясное дело, утаил травмирующие подробности…

Снегирёв хмуро покачал головой и набрал номер. Валерий Александрович сразу снял трубку.

– «Мессагу»[52] получил, – по обыкновению коротко сообщил ему Алексей. – Если я прямо сейчас?.. Хорошо…

И весь разговор. Он не стал ни о чём расспрашивать Жукова, потому что на сей раз вместо боя часов на заднем плане прослушивались голоса. Обеих жуковских «девчонок». И развёрнутые вопросы, на которые Валерий мог бы ответить «да» или «нет», тоже не стоило задавать. Потому что за стеной проснулась чуткая тётя Фира, травмировать которую опять-таки было совсем ни к чему.

Алексей согнал с дивана Ваську, блаженно разлёгшегося посередине, быстро оделся и побежал за машиной. Тётя Фира давно привыкла к самым непредсказуемым отбытиям и прибытиям своего жильца. И к тому, что он вряд ли правдиво расскажет, чем занимался.

Она полагала, будто он не замечал, как она вздрагивала при каждом новом сообщении о заказном убийстве, случившемся в Питере и окрест. Как боялась упустить какую-нибудь подробность. А потом мучительно силилась сообразить, где был в момент убийства её квартирант – дома или в отсутствии…

Снегирёв не был жмотом и вместе с печкой для прогрева двигателя купил дистанционный пульт. После некоторых ухищрений, предпринятых в кольчугинской мастерской, печка круто «положила» на упомянутые в инструкции двести метров действия пульта и стала бесперебойно включаться на любой стоянке, куда бы Алексей ни поставил машину. Да ещё выдавать ответный сигнал. Дескать, понял, начальник! Жду с нетерпением!.. Что в инструкции уже вовсе не упоминалось, но было очень полезно.

…Если Снегирёв не ошибся – а он скорее всего не ошибся, – то бедолага жуковский «Москвич» теперь, наверное, опять поедет к Кирюшке. И на сей раз – не с обычными симптомами старости, а кое с чем посерьёзнее. В лучшем случае смятая крыша и разбитые стёкла. А то и мотор, вдвинутый внутрь до водительского сиденья…