Те же и Скунс – 2 - Валерий Воскобойников

– Назад садись! – обращаясь к Тарасу, Журба по-прежнему не говорил, а рычал. Он снял «Гранд чероки» с охраны и, резво тронувшись с места, шмелём полетел через утренний город. – Закон гор знаешь? – Он замолчал, неожиданно врубил музыку и, обернувшись, с нескрываемым отвращением посмотрел на Тараса. – Нашкодил, плати!

– Платить? – Тарас удивлённо посмотрел на него и увидел, что атаман не шутил. – Что ж… Заплачу…

Тёплое нутро джипа отогрело его, а теперь плавно укачивало, и милицейский кошмар стремительно уходил в прошлое. Скоро он будет дома. Вымыться, выспаться… а там уж разберёмся и с деньгами. Конечно, надо будет вернуть Андрею Аркадьевичу всё, что тот за него заплатил. Много, наверное. Ну, ничего… Выкрутимся… Что-нибудь придумаем… со Сморчком…

– Выходи!

Джип стоял у знакомого спортзала. Тарас увидел неподалеку от входа престарелую «Бээмвуху» Сморчка, рядом стояли тачки пацанов, и на душе потеплело – собрались все свои, братва, братья…

– Заходи давай, – Журба пинком распахнул дверь, сразу запер её изнутри на засов и быстрым шагом двинулся по коридору: – Шевелись, парашник, люди ждут!

Действительно, в додзё их уже ждали. Подчинённые Журбы разминались, тянули потихонечку жилы и при виде Тараса как-то странно заулыбались. Странно и нехорошо. Что-то не очень они сейчас походили на братьев. Больше на волчар, готовых с радостью взять за горло промахнувшегося собрата…

– Раздевайся! – Атаман скинул дублёнку, оставшись в дорогом спортивном костюме. – Ну? Чё примёрз?

Тарас тем временем сопоставил тон главаря с непонятными взглядами знакомых ребят, и у него родились подозрения. Прямо скажем, очень неприятные подозрения. Раздеваться?.. Это зачем?.. Он стиснул кулаки и попятился, отступая к стене, – двухметровый «дизель»,[53] готовый до последнего стоять за свою честь…

– По пояс! – заорал Журба, свирепея. – Сверху!.. Жопа твоя никому пока не нужна! Эй, пацаны, подсобите земеле!..

Тарас разжал кулаки. Куртку он снял сам, а с рубахой замешкался, и братки мигом содрали её с плеч, позабыв расстегнуть пуговицы. Завели руки за спину, накрепко смотали запястья обрезком капронового шнура – готово, командир, принимай!

– Закон гор! – Журба с силой пнул его в живот и сразу подцепил снизу в челюсть. – Ошибки надо смывать кровью!

У Тараса из глаз полетели искры, но, закусив губу, он устоял и даже увернулся от удара в пах. Потом заметил перед собой на линии атаки Сморчка и внутренне чуть расслабился – этот уродовать не будет, кореш ведь… Как бы не так! Школьный друг вмазал от души, сразу повторил и не унимался, пока Тарас не залился кровью и не оказался всё-таки на полу.

– Встать! – немедля рявкнул Журба и приласкал его по рёбрам ногой. Кто-то изловчился, и начавший выпрямляться Тарас вновь сложился пополам от удара в печень, а Сморчок рассчитанным движением добавил однокашнику в лицо:

– Позор у нас кровью..!

– Сука, падаль… – Тарас с трудом поднимался, хрипя от ярости и дёргая связанными руками. Капроновая верёвка никак не поддавалась, только рвала кожу. Он вспомнил про кунг-фу и дал сдачи, достав кого-то ногой. Его опять сбили и принялись «гасить» уже по-серьёзному, всем коллективом.

Наконец откуда-то сверху он услышал голос Журбы:

– Ладно, хорош… Хорош, говорю, Сморчок! Оглох?!

Каблуком по виску – и надвинулась блаженное забытьё.

Очнулся Тарас от холода. Он лежал на спине в обшарпанном, грязном подъезде: куртка нараспашку, рубахи нет и в помине… Тарас попытался сесть и ахнул от боли. С трудом подавил приступ рвоты и принялся подниматься, хватаясь за стену. Получилось с третьего раза. На ободранной штукатурке остались кровавые пятна. «Это же… блин, – только тут Тарас узнал свой родной подъезд. Потому, наверное, что всю жизнь здесь прожил, а лежать на ступеньках не доводилось. – Отоварили, значит, с доставкой на дом… суки…» Опять накатилась рвота и тут уж согнула Тараса в бараний рог. Он ничего не ел с позавчерашнего дня, и только кашлял и корчился, но всё равно стало легче. Тарас смог даже плюнуть от горькой обиды:

– Жизнь по понятиям… Пацаны, братва, кореша по жизни! Говно собачье…

Удивительно, но злость отогнала дурноту, и помирать расхотелось. Он даже решил, что ещё легко отделался – мозги встряхнулись, конечно, но не всмятку, рёбра… м-м-м… ничего не проткнули осколками, а нос… лучше не трогать, но, слава те. Господи, хоть косточки в разные ненужные места не вошли… Вроде живой, в общем. Местами…

«Пидорас ты, а не школьный друг… – мысленно обратился он к Сморчку. Ещё раз сплюнул кровью и, затаив дыхание, начал восхождение по лестничным ступеням. – Свою маму прирежешь ни за понюх…» Восхождение оказалось нескончаемо долгим, но наконец он добрался до знакомого порога и вытащил из кармана джинсов ключи. Долго тыкал ими в скважину, потом силился совладать с замком, открыл-таки дверь и увидел перед собой памятный с детских лет коридор. Он показался ему нереальным, готовым вот-вот исчезнуть. Правду сказать, Тарас не очень бы удивился, если бы ему навстречу опять вышли тихвинские братки и продолжили избиение… Однако родные пенаты не выдали: коридор был пуст, лишь из кухни слышались голоса. Тарас вошёл и по стеночке, спотыкаясь, потащился в сортир. Ну конечно!.. Согласно закону подлости он был занят, и ванная тоже. Оставалась лишь кухонная раковина, и Тарас этаким воскресшим мертвецом из заокеанского фильма ужасов похромал в том направлении. Надо было бы для начала заглянуть к себе в комнату, взять что-нибудь из одежды, но Тарас в данный момент соображал плохо. Он подволокся к раковине и открыл воду, не обращая внимания на торчавших в кухне и замерших при его появлении соседей. Скинул прямо на пол разорванную куртку, принялся смывать, выхаркивать, выплёвывать кровь…

– Господи!.. – изменилась в лице мадам Досталь. Видимо, помимо воли сравнила красную юшку, тёкшую по лицу у Тараса, с заварным кремом, который размешивала. – Я сейчас в милицию позвоню!..

– Никакой милиции, – Патимат Сагитова говорила по обыкновению тихо, но тёмные глаза неожиданно опасно сверкнули, а кавказский акцент стал сильнее обычного. Стражи порядка стали кровными врагами Патимат с того дня, как жестоко избили на Ладожском вокзале её сына Джавада – за отсутствие документов и внешность.

– Генриэтта Харитоновна, да что вы говорите такое, – одновременно возмутился Гриша Борисов. Он подогревал в крохотном ковшичке кашу для дочки. – Тарас, тебя несколько дней… мы уже беспокоились…

В это время открылась дверь ванной, щёлкнул, гася свет, выключатель, и в кухню заглянула привлечённая голосами тётя Фира.

Она отреагировала мгновенно:

– Тарасик!.. Ой вэй, Тарасик, иди же скорей сюда!..

– Чего?.. – Тарас повернулся и, покачнувшись, едва не потерял равновесие. Эсфирь Самуиловна решительно схватила его за руку и потащила с собой. Сперва Тарас хотел вырваться и даже зарычал сквозь зубы, собираясь выдернуть руку… но идти, когда тебя вот так ведут, да ещё и ласково приговаривают при этом, вдруг оказалось легко и необыкновенно приятно, и Тарас раздумал противиться. Они снова одолели длинный загнутый коридор коммуналки и оказались перед тёти-фириной дверью. Крохотный тамбур за нею был шириной в полтора его шага. Тётя Фира открыла внутреннюю дверь…

– Чертог сиял, – сказал Снегирёв.

Глаза у Тараса представляли собой две опухшие щёлки, яркий свет заставлял его щуриться всё больше, и тем не менее он разглядел, что кроме дяди Лёши за накрытым столом присутствовал ещё один человек. Девушка, похожая на княжну из опального и обедневшего, но очень гордого рода, вскочила со стула и побежала к нему:

– Тарас! Тарасик…

Эсфирь Самуиловна уже шарила в распахнутом шкафчике:

– Марля, перекись, йод… Каролиночка, посади Тарасика на табуретку!..

Каролина, подумал Тарас. Это была вправду Она, и теперь он знал, как Её звать. И класть он, пожалуй, хотел на всё и на всех – на Журбу, на Сморчка и вообще, – потому что его княжна Каролина была здесь, с ним, и это значило, блин, что будет всё хорошо. Голова у него окончательно закружилась. Он сел на табуретку и позволил женщинам делать с собой всё, что им представлялось необходимым. Каролина, кажется, плакала. Он хотел ей сказать, что на самом деле ничего непоправимого не произошло, но язык не ворочался, и он промолчал.

Тёти-Фирин кот Васька, взлетевший поначалу на шкаф, ужасно разволновался, соскочил вниз и хлопотал как умел: метался туда и сюда, кричал и порывался влезть на колени к Тарасу. Снегирёв подхватил его на руки, чтобы не мешал.

– Анекдот есть, – опошлил он происходящее. – Режет хирург человека в операционной, командует: «Скальпель!» Кот под ногами вертится: «Мяу!» Хирург:

«Зажим!» Кот: «Мяу! Мя-ау!!» – «Тампон!» – «Мя-а-а-а-а!!!» – «Ну на, на тебе печёнки, только отвяжись, паразит…»

Каролина увидела, как разбитые губы Тараса дрогнули и растянулись в ухмылке. Кажется, жизнь действительно ещё не кончалась…