Те же и Скунс – 2 - Валерий Воскобойников

За руль меньшовцы своего командира категорически не пустили. Попросту набились все пятеро в необъятный серо-стальной «БМВ», и Эйно, как генетически наиболее хладнокровный, мягко погнал благородного красавца по Загородному. Меньшов невидящим взглядом смотрел сквозь лобовое стекло. Леночка была моложе его, но… тридцать шесть лет… И хотя Ассаргадон клялся, что всё будет благополучно…

В далёкие прежние времена, когда его звали Саней Веригиным и ещё Бешеным Огурцом, на том отрезке своей биографии, о котором Леночка не знала вообще ничего, а молодые меньшовцы имели очень смутное представление, Антон успел слишком много узнать о профессиональном отнятии жизни. А вот при рождении этой самой жизни на свет ему предстояло присутствовать впервые. Жизни, которая должна была стать его собственным продолжением…

На полдороге до маленького курортного посёлка, где помещалась клиника Ассаргадона, железная выдержка Меньшова дала-таки трещину. Антон вдруг сгорбился на сиденье и уткнулся в ладони лицом. У него были седые виски, побелевшие тринадцать лет назад в течение одной ночи, в далёкой отсюда африканской стране, когда в небесах было тесно от звёзд, а с каналов тянуло гниющими водорослями… и, сбитый его выстрелом, нескончаемо падал с четырнадцатого этажа человек по прозвищу Скунс…

Так он и сидел, пока «БМВ», притормозив, не скользнул в гостеприимно распахнувшиеся ворота.

Большие хлопоты с маленьким ноутбуком

Когда-то, когда настоящие фирменные джинсы были большим дефицитом, советская промышленность совершила подвиг и наладила выпуск ткани, тоже именовавшейся «джинсой». Прямо скажем, большей частью весьма специфическая была ткань, но ведь покупали же, да ещё как покупали! Расхватывали!.. С тех пор прошли годы, страсти по недоставаемому дефициту давно улеглись, но слово осталось. И даже вошло в журналистский жаргон как синоним недобросовестности, причём особого рода.

– Джинса, явная джинса!.. Опять разбираться!.. – свирепел главный редактор, откладывая в сторону очередной лихой репортаж.

Речь шла о скрытой рекламе, за которую фирмы платили долларами. «Джинса» была полностью в духе эпохи первоначального накопления капитала. Шустрая журналистская молодёжь, вовремя уловившая этот дух, успела снять сливки и обзавестись не только хорошими иномарками. Теперь джинсу тоже иногда гнали, но деньги шли в редакционный «общак». Если же человека застукивали на личном интересе, он мог легко вылететь из газеты – да ещё и с волчьим билетом.

Практикант Максим об этом не догадывался. Едва представившись Благому, он на неделю исчез, и Благой в карусели дел про него вспоминал редко.

– А где Максим? – наконец спросил он у Лёши. – Не заболел?

– В фирме, наверно. У нас многие сейчас подрабатывают…

Наконец объявившись, «пропащая душа» вручила Благому три страницы компьютерного текста:

– Вот, Борис Дмитриевич, почитайте… Текст был написан бойко и складно и посвящался магазинам на Невском. Свободный такой репортаж. Ходит себе человек, прогуливается, заглядывает то в одно заведение, то в другое. И что его там особенно впечатляет, о том и рассказывает.

Благой насторожился, лишь когда дочитал до середины. Как-то подозрительно тепло автор отзывался об одних магазинах, а для других не находил ни единого похвального слова. Благой не поленился, съездил в два-три обруганных магазина, поговорил, и его опасения подтвердились. К директорам на днях действительно заходил молодой журналист. И обещал похвалить их в газете. Совсем задёшево. И не в каком-нибудь бульварном листке, а в «Ведомостях». Они не клюнули. За что и получили от Максима по полной программе. В магазины, удостоенные практикантом похвал, Благой не стал заходить. Самому Максиму тоже вряд ли стоило впредь посещать их. Деньги-то взял, а вот с газетными похвалами не получилось…

Борис Дмитриевич скандала решил не раздувать и взгрел практиканта наедине. Тот поклялся, что понял. И через несколько дней принёс свои размышления о частных автомастерских. Выдержанные точно в таком же духе. Джинса просто резала глаз.

Благой вспомнил, какое хорошее впечатление Максим на него произвёл при первом знакомстве, расстроился и решил дать парню последний шанс: отправил на срочный репортаж. Такой причём, где особой корысти извлечь было вроде нельзя. Речь шла о довольно обычном питерском происшествии: новенький «Форд Фиеста» пропорол решётку и на глазах у изумлённого гаишника рухнул в Фонтанку. На счастье двух подгулявших девиц, сидевших внутри, гаишник оказался парень не промах – мгновенно вызвал подмогу, а сам прыгнул в воду и выволок из ледяного крошева обеих.

Максим проявил поразительную разворотливость. За несколько часов отловил всех фигурантов – которые, понятно, вовсе не дожидались его на речном берегу. И текст, лёгший к вечеру перед Благим, был в своём роде великолепен. Все без исключения выглядели придурками. И девицы, и милиционер, и спасатели, примчавшиеся по его вызову. Зато как умён был сам автор! Как метко он подмечал и неуклюжесть стеснительной речи («Ну, я и… а что? Прыгнул, мать…»), и внешность, далёкую от голливудского эталона (слишком пухлые щёки одной из девиц, заложенный нос командира спасателей, юношеские прыщи молодого гаишника…), как тонко иронизировал по поводу жизненных занятий своих персонажей («Время, свободное от героических прыжков с набережных, он посвящает своей собаке, а также родителям…»).

– Понимаю, девицы, но лейтенанта за что?.. – безнадёжно спросил Благой.

– Так гаишник же, – удивился Максим. – Они все идиоты.

Благой засмеялся. Так смеются, когда ни на что иное уже не осталось энергии.

– Иди отсюда, – сказал он практиканту, и Максим удалился, не очень поняв реакцию руководителя.

– Это клиника, – сказал Благой Лёше Корнильеву на другой день, успокоившись и приняв окончательное решение. – Как клептомания. Неизлечимо… – А про себя подумал: «Чего доброго, далеко мальчик пойдёт…» – Ты ему при случае передай, что работают у нас с людьми, которым доверяют. Специфика такая. Не хочу я его больше видеть, так что лучше пускай совсем не приходит…

Лёша даже испугался за однокашника:

– А зачёт как же?..

Борис Дмитриевич устало махнул рукой:

– Его проблемы. Где хочет, там пускай и получает. Но только не у меня.

Вечером он ехал домой с подпорченным настроением. Душу грело только то, что дома ждал компьютер с недописанной статьёй и наполовину набранным планом телепередач… Мечты, мечты!.. Как оказалось – несбыточные. Зажигая в прихожей свет, Борис Дмитриевич ощутил чуждый запах. Пахло курильщиком дешёвых сигарет. Подобные запахи Борис Дмитриевич выделял немедленно, поскольку сам никогда не курил. Стоило сыну постоять в туалете среди курящих ребят или жене посидеть на семинаре, где её обкуривало сразу несколько дам, – он засекал это немедля. Он даже думал когда-то, не начала ли Настя курить.

Для начала он сделал себе на кухне бутерброд с колбасой, подогрел чаю и с кружкой в руках отправился за компьютер.

…И увидел, что ноутбука на столе не было. Нехорошее предчувствие мигом отбило аппетит, он оставил надкушенный бутерброд и торопливо заглянул в комнату Насти. Потом в комнату сына и снова на кухню, где только что был. Компьютер исчез.

Жена подошла сразу, едва он набрал номер.

– Ты домой заезжала днем? – спросил Борис Дмитриевич. – Я… понимаешь… Компьютер куда-то делся.

– Компьютер? – удивлённо переспросила Настя, и смутная надежда, что она унесла ноутбук на работу, тут же растаяла. Оставался только один вариант, и Благой, послушав дыхание жены, понял, что она думала о том же, о чём и он. И ей было так же страшно, как и ему.

– Я беру такси и еду, – сказала она затем.

Все тридцать минут, пока она ехала, Благой сидел на диване с ощущением тоскливого ужаса, тупо зациклившись на одной мысли: «Олег… Господи, Олег…»

– Олег этого сделать не мог! – сказала Настя сразу от дверей. – В квартире всё цело? Ты проверял?

– Деньги не тронуты, – медленно ответил Благой. – И серёжки твои… на самом виду…

Теперь они сидели на диване вдвоём, и обоих трясло. Настя неожиданно заплакала:

– У меня там… всего отдела… Он что, не соображает?!

Борис Дмитриевич попытался её успокоить, но она не слушала:

– А вдруг это наркотики?! Он всё время закрывается в комнате, и Бог его знает, чем он там занимается!.. Сейчас про школы такие ужасы рассказывают!.. Уже в пятых классах наркоманов полно… Вдруг он тоже, как это… ширяется… и унёс на продажу…

– Что не ширяется – это точно! – твердо сказал Благой, хотя в глубине души никакой твёрдости не ощущал, только то, как разбуженной змеей шевелится в ней ужас. – Просто похвастаться унёс, поиграть. Явится, принесёт…

Он гладил по голове плачущую жену, но кто бы успокоил его самого?.. Настя могла потерять безобидные ихтиологические статьи да кое-какие электронные адреса, в то время как он… Лучше было совсем не думать про то, что хранилось в директориях под общим заголовком «Blagoi». Компьютер – чёрт с ним, в конце концов, можно поднатужиться и новый купить, а вот информация… информация была взрывоопасна. Попади она в заинтересованные руки, и конец десятку судеб. В том числе – ему самому…