Выбор - Анна Белинская

Меня посадили на телефон горячей линии для оказания психологической помощи родственникам, близким погибших и пострадавших в пожаре. Три часа беспрерывных звонков: истерики, крики, мольбы, плачи и проклятия. Да, человек, потерявший близкого или, наоборот, не имеющий информации о жизни и здоровье пропавшего, и на такое в стрессе и панике способен.

Я видела пропущенный звонок от Ольги Игоревны, но у меня не было свободной минуты, чтобы перезвонить. И раз уж она больше не перезванивала, значит критичного ничего не случилось.

Сегодня был мой самый первый опыт общения с людьми в условиях чрезвычайной ситуации.

Да, мы профессионально к этому подготовлены, но в жизни всё совсем не так, как в теории.

Спустя три часа я была морально выжата и истощена. Это сложно. Нет, это катастрофически сложно, и как бы ты не пытался абстрагироваться, эмоции берут верх. Я проникалась каждым звонящим, пропускала через себя каждое слово.

Уверенна, Манукян заметил мое состояние и в десять часов вечера велел отправляться домой, чтобы выспаться и к восьми утра приступить к работе. Я чувствовала, как мои коллеги провожают меня недовольными завистливыми взглядами, не понимая, откуда у меня такие привилегии. Но у меня единственной есть ребёнок, который остался дома с чужим человеком и, в первую очередь, я должна думать о нем, а не о том, что обо мне будут сплетничать.

Пока добиралась до дома, позвонила отцу и попросила забрать с раннего утра Никитку на выходные, зная, что все эти дни буду работать.

Квартира встречает меня тишиной и яркими бликами из комнаты.

Скорее всего, Никитка уже спит, а Ольга Игоревна смотрит телевизор.

Мысленно готовлюсь к ее недовольному ворчанию, потому как так долго я еще не оставляла с ней сына. Но, с другой стороны, я ей плачу за услуги. Пусть не жалуется.

Крадусь на носочках в комнату и вздрагиваю, как от удара молнией, когда нос улавливает знакомые запахи цитруса.

Наверное, я не отошла от шока и мое сознание спутанно, раз мне мерещится то, чего быть, априори, не может. Но когда я вхожу в комнату и вижу темную крупную фигуру на диване, я пугаюсь, решая, что скорее всего тронулась умом.

— Максим? Что ты здесь делаешь? – вырывается из меня.

Я смотрю на него, на спящего Никитку, свернутого калачиком, на хаос и вновь на Максима.

— Подрабатываю няней, – усмехается парень и осторожно, чтобы не разбудить Ника, встает с дивана.

— А где Ольга Игоревна? — недоуменно спрашиваю.

— Я за нее. Ей не здоровится, – подходит слишком близко и встает напротив: руки в карманах джинсов, взгляд прямой, холодный, внимательный скользит по моему лицу.

— Ааа…— понимающе протягиваю.

Сейчас я не готова задавать вопросы и выяснять, почему в моей квартире он, а не соседка с пятого этажа.

Я слишком устала.

—Ты долго, – слышу в спину, когда направляюсь в ванную.

— Да, — закрываю за собой дверь.

Хочу умыться, хочу смыть с себя чужие слезы, муки и страхи. Я дома, здесь я — мама и просто женщина.

Все остальное завтра, на работе…

***

Он сидит в кухне и занимает собой всё пространство.

Почему не ушел?

Прохожу на балкон, вешаю мокрое полотенце сушиться и возвращаюсь обратно на кухню. Всё это я делаю на автомате.

Замечаю, как на столе дымятся две чашки чая, неопрятно нарезанными кусками на блюдце лежит сыр, три маковых рогалика источают сдобный аромат, а рассыпанные по столу цветные конфеты украшают случайный натюрморт.

Красиво.

Перевожу вопросительный взгляд на Максима.

Это для меня?

Филатов внимательно наблюдает за мной, а я смотрю на него. Молча.

Устало сажусь на Никиткино место и притягиваю к себе чашку с чаем. Мое, естественно, занято. В полной тишине мы пьем чай, не спрашивая друг друга ни о чем, не разговаривая.

И это так правильно. Словно я пришла домой, где ждут, где заботятся и любят.

— Спасибо, – в это слово я пытаюсь вложить всё: благодарность за Никиту, за чай, за понимание и необходимую мне тишину.

Максим еле заметным движением головы кивает, так ничего не сказав. Но и без слов понятно.

Бесшумно встаёт, проходит в прихожую и так же бесшумно уходит.

Не знаю, сколько я так сижу, грея о чашку ледяные пальцы. Смотрю отрешённо в одну точку. Моргаю или нет, дышу или нет — не осознаю.

Понимаю только, что нужно идти спать.

Встаю, оборачиваю пленкой нетронутый сыр и открываю холодильник.

Из меня рвется наружу беззвучный крик удивления. И это первая эмоция за время нахождения дома.

Мой холодильник до верху забит продуктами. Чего здесь только нет.

И как они его еще закрыли? Несчастный потрепанный жизнью Индезит за всё своё существование не видел столько продуктов!