Мифы и легенды народов мира. Том 12. Передняя Азия - Юлий Циркин

225

Судя по утаритским сказаниям, топанье ногами являлось выражением радости.

226

Только после постройки дворца Балу сможет стать равноправным с другими богами, детьми Илу.

227

Описание постройки дворца Балу показывает, что Котару–ва–Хасису был мастером на все руки. Он предстает и строителем, и ювелиром, и литейщиком. Такое объединение в деятельности одного лица разных специализаций говорит о нерасчлененности ремесла. Подобное положение соответствует сравнительно неразвитой экономике. Например, именно таким был характер ремесла в Греции, как оно описывается в поэмах Гомера. В Угарите второй половины II тысячелетия до н. э., т. е. того времени, от которого дошли наиболее значительные археологические находки и письменные документы, а также записи утаритских мифов, ремесло явно носило уже совершенно другой характер. Оно было весьма развитым и дифференцированным. Миф же отражает более раннюю стадию экономического развития угаритского общества.

228

В данном случае число семьдесят означает «много, все». Кроме того, числа, связанные с числом семь, считались священными, и их отнесение к богам подчеркивало божественный сан приглашенных на пир к Балу. Все они были детьми Асирату и, следовательно, Илу. Означает ли это, что других божеств в Угарите не было? Едва ли. Известно не только о самом Балу и его братьях. Поскольку Балу был сыном не Илу, а Дагану, то и его братья относились к той же божественной семье. У Илу была еще жена Рахмайу, и у той был, по крайней мере, один сын (Шахару или Шалиму). Возможно, подчеркивание происхождения приглашенных божеств должно было символизировать сближение Балу с детьми Асирату, консолидацию божественного мира под непосредственным управлением Балу, который добился этого положения после победы над Йамму.

229

Постоянное увеличение чисел в определенном порядке — обычный фольклорный прием. Обход Балу означает вступление его во владение земной территорией, т. е. подтверждение его власти не только над богами (знаком чего была постройка дворца), но и над людьми, живущими в разных типах поселений. Это, несомненно, отражает структуру Угаритского царства. Сам Угарит занимал в этом царстве особое положение, он часто именовался просто Городом без всякого дальнейшего уточнения. Но это не означает, что он был в царстве единственным. На сравнительно небольшой территории в 3–3,5 тыс. кв. км располагалось более 200 различных поселений. Они могли обладать внутренним самоуправлением, но признавали власть угаритского царя.

230

Во время постройки дворца Котару–ва–Хасису, как мы помним, предлагал Балу сделать окно, но Балу решительно отказался. Окно, как и любое отверстие, нарушало целостность стены и тем самым давало возможность проникнуть в дом злым силам. Поэтому, пока Балу не был уверен в прочности своей власти и в своем неограниченном могуществе, он не хотел, чтобы такое слабое место имелось в его новом дворце. Когда же бог убедился во всеобщем признании, его опасения исчезли. Интересно, что они связаны, пожалуй, не с миром богов, а с миром людей: Балу явно опасался, как бы его царская власть не осталась непризнанной на земле, и в таком случае оттуда можно было ожидать всяческих подвохов. И лишь убедившись, что и земные города признают его как владыку, Балу решился на создание окна, которое рассматривалось как щель в облаках, через которую и идут на землю благодетельные, а иногда и затопляющие дожди. Можно вспомнить, что и в Библии всемирный потоп начался после открытия «хлябей небесных». Создание окна стало знаком установления полновластия Балу и на небе и на земле.

231

Царскую власть Балу признали и на небе, и на земле, и на море. Но бог смерти Муту обитал в глубоком ущелье, т. е. фактически под землей, и на его владения власть Балу не распространялась. Балу и Муту решительно противостояли друг другу. Балу воплощал жизнь, Муту — смерть. Превосходство Балу означало расцвет природы, Муту — засуху. Балу способствовал продолжению жизни, Муту — бесплодию и вдовству. Весь мир, таким образом, представлялся ареной вечной борьбы этих двух сил. Однако угаритская религия не была дуалистической, т. е. основанной на признании двух равнозначных и равносильных сверхъестественных начал — света и тьмы, добра и зла. Ведь и Балу и Муту в принципе подчинялись верховной власти Илу, который как бы уравновешивал их, что, впрочем, не делало отношения этих богов бесконфликтными. И борьба между Балу и Муту была неизбежна.

232

Само по себе неприглашение на пир означало вызов и вполне могло стать началом конфликта. Греки рассказывали, что именно неприглашение богини раздора Эриды на свадебный пир героя Пелея и богини Фетиды послужило толчком к началу Троянской войны и всех горестных событий, связанных с ней.

233

Аналогии с мифологическими представлениями других народов показывают, что местонахождение бога смерти — на западе, там, где заходит солнце. Хотя богиня солнца Шапашу является верной союзницей Балу, она каким‑то образом связана и с Муту. Недаром Илу, отказывая в свое время в разрешении построить дворец Балу, утверждал, что миром правят не Владыка Цапану, а Муту и Шапашу. Даже если это просто отговорка Илу, в ней, возможно, содержится отзвук каких‑то более древних представлений. Мир жизни, по мысли Илу, оказывался царством не Балу, а Шапашу. И местом, где эти два мира соприкасаются, в таком случае могло находиться только там, где заходит солнце. В то же время, что характерно для мифологического мышления древности, царство Муту проникало и в сферу обычной жизни. Муту не только царствовал где‑то за краем мира, но и постоянно присутствовал в посюстороннем мире. И каждая могила была частью его царства. А так как могилы в Угарите обычно располагались непосредственно под жилищами живых, то каждый утаритянин, можно сказать, постоянно соприкасался с царством Муту.

234

Смерть всесильна, власть бога смерти распространяется даже на других богов, включая богиню солнца. Это вновь ставит вопрос, бессмертны ли по природе своей угаритские божества. Тем более опасен Муту для вестников Балу.

235

Как уже говорилось, постройка дворца утвердила Балу в его положении фактического царя. И это дало ему возможность бросить вызов самому могущественному богу из следующего после Илу и Асирату поколения. Постоянное упоминание использования при постройке дворца серебра и золота еще больше подчеркивает богатство Балу и тем самым укрепление его могущества.

236

Муту фактически требует, чтобы Балу стал его слугой. Превращение в слугу лишало человека (в данном случае бога, но это в принципе не важно), по крайней мере, части его свободы. Использование одного и того же слова (например, «раб») для обозначения разного состояния порой мешает установлению истинного положения конкретного человека. В Угарите, как и у финикийцев, были так называемые царские люди, которые считались лично свободными, но находились в зависимости от царя и работали на него (в такую работу могло, например, входить и управление тем или иным делом и даже тем или иным поселением, что обеспечивало человеку довольно высокое общественное положение). Поэтому в данном случае трудно сказать, какой статус получил бы Балу в случае выполнения требования Муту. Челядь, которая обслуживала непосредственно хозяина, чаще всего состояла из настоящих рабов, а значит, скорее всего, и Балу должен был превратиться в такового.

237

Муту говорит о борьбе Балу с семиголовым змеем Латану. К сожалению, это сказание до нас не дошло. Есть какие‑то его следы в очень испорченном временем тексте, где говорится о том, как боги вытащили Балу из змеиной норы. Сражение Балу с Латану, по всей вероятности, было одним из наиболее прославленных деяний этого бога, мыслилось важным шагом в становлении существующей вселенной. Характерно, что бог смерти выступал на стороне змея, видимо, потому, что они оба связаны с землей.

238

Смерть, вероятно, рассматривалась как поглощение умершего богом смерти. Но это не означает, что само тело умершего исчезает, оно остается на месте, и его надо достойно похоронить. Как решали утаритяне проблему бессмертия души, пока неясно.

239

Этот эпизод не очень‑то хорошо характеризует Балу. Ведь Владыка Цапану — герой, могучий воин, который, казалось бы, не должен страшиться смерти. Но Балу проявил явное малодушие. Такие черты, приписываемые утаритянами своему главному покровителю, в определенной мере очеловечивают его образ.