Плохая хорошая девочка - Ирина Арбенина

Ростовский проверил пистолет, заряженный ампулой со снотворным. Надо искать «товар». До прибытия самолета, кстати, остается все меньше времени. Надо найти хоть одного «муму».

И надо срочно нейтрализовать профессора. На языке профессионалов то, что Юра задумал, именуется «полной нейтрализацией».

Юра Ростовский больше не будет «ждать момента».

А в общем, пора убираться отсюда. Летчик вполне поверит в то, что старик, и так дышавший на ладан перед отлетом в долину, дал все-таки здесь — в экстремальных условиях — дуба.

Тем более выяснилось, что профессор сам подставился.

В последние дни он стал отдавать предпочтение одному и тому же маршруту.

— Что это вы зачастили на склон Двуглавой? — поинтересовался у него на всякий случай Юра.

— Удивительное место! — объяснил профессор.

— Что ж там удивительного?

— А там, знаете ли, Юрочка, просто потрясающее сочетание: альпийской флоры и растений, характерных исключительно для более жарких стран.

— И чего?

— Взглянули бы вы, Юрочка, на тамошние гигантские лобелии и крестовники. Причем, заметьте, они привлекают уйму нектарниц! Вы, кстати, знаете, Юрочка, как эти насекомые умеют маскироваться?

— Понятия не имею.

— Они собираются в гроздья и принимают форму цветка.

«Ну прямо как ты, старик, — подумал Ростовский, усмехаясь. — Ты ведь тоже умеешь маскироваться… Под одуванчик!»

— Еще, заметьте, Юра, чем выше в гору, тем ярче окраска цветов. Там та-акие пурпурные лаконосы… Просто чудо!

— Цветы, что ли? Так я обязательно приду посмотреть!

Когда Юра появился на склоне Двуглавой, профессор был занят тем, что задумчиво разглядывал колючие заросли кустарника.

Причем Ростовский обратил внимание, что один из этих кустов был покрыт мелкими красными ягодами.

— Что это вы делаете, профессор? — поинтересовался Ростовский.

— А-а, так…

— Так?

— Чисто ботанический, научный интерес. Я ведь вам, кажется, говорил… Здесь, знаете ли, встречаются довольно необычные растения. Всегда, знаете ли, завидовал ботаникам…

— Ботаникам?

— Да! Знаете, у меня однажды в экспедиции шофер был… Любопытный такой парень.

— Что за парень?

— Ну, шоферы, знаете ли, обычно довольно болтливы. Все в экспедиции работают. А шоферу, в общем-то, делать особенно нечего: привез — отвез… А все остальное время — свободен. Вот они и маются от безделья: знай, покуривают и треплются… Болтают!

— Ну и чего?

— А этот все шутки шутил. Ну что это, мол, у вас, говорит, за экспедиция такая, у геологов? Камни да грязь. Да пыль! Вот у ботаников жизнь! Цветочки, лепесточки… Красота! Одна только у ботаников печаль — коровы! «Вот однажды, — говорит Вася, — в одной экспедиции, где я шоферил, корова приблудная все гербарии съела! Подошла, понимаешь, коварно, незаметно какая-то отбившаяся от колхозного стада корова — и съела все собранные ботаниками растения. Устроила для науки настоящую катастрофу!»

— А что — правда? — усмехнулся Юра. — Так и было?

— Ну правда, наверное… Чего ж ему, шоферу тому, было врать?! — тоже усмехнулся профессор. — Так вот… «Конечно, — говорит Вася, — в этом смысле вам, геологам хорошо… Никакие вам коровы не страшны. Камням-то что будет?!»

— Вася этого шофера звали?

— Или Федя… Уж не помню. Не в том дело. Я к чему вам это все, Юрочка, рассказываю…

— К чему?

— Так вот, Юрочка. Я так же, как тот шофер, всегда считал, что настоящая-то красота — она у ботаников!

— Правда?

— Точно! Цветочки, лепесточки… Красота, одним словом! Но не всегда, увы, мы можем делать то, что хотим. Я вот стал геологом, а не ботаником. И хорошо, если в старости есть возможность наверстать. Верно?

— Ну правильно, наверное… Откуда я знаю? Я ж еще до старости не дожил.

— Ну придется вам тогда поверить мне на слово, — усмехнулся профессор.

— О'кей. Верю, — рассеянно произнес Юра, почти уже не слушая более бормотание Горчицкого.

Он снова думал о своем.

Исследовав тропинку, по которой профессор поднимался в гору, чтобы удовлетворить свой «чисто ботанический интерес», Юра вернулся в лагерь. И нашел среди рыболовной снасти самую тонкую леску.

«Надо непременно попробовать этот «вариантик», — думал он.

И на следующий день, пока профессор готовил обед — была его очередь дежурить по лагерю, — Ростовский натянул леску поперек тропинки. На том самом месте, где она проходила над обрывом.

«Может, конечно, это и не сработает… — думал Юра. — Но и не помешает! Чем больше вариантов, тем лучше. К тому же и мне ничего в себе не надо будет «переламывать»! Все произойдет само собой. А то вдруг и правда в решающий миг рука у меня не поднимется старика — того?»

Это было совсем некстати, но к вечеру Ростовский вдруг почувствовал себя больным.

— Что-то меня бьет озноб, — пожаловался Юра профессору.

— Ну примите лекарство, — посоветовал Горчицкий. — Вдруг это малярия?

Он покопался в аптечке и протянул Ростовскому упаковку с таблетками.

Юра с подозрением оглядел таблетки.

— «Ме-па-кри…» — начал читать он по слогам.

— Это от малярии.

— Да?

— Только осторожнее.

— Почему?

— Понимаете… Приступ-то малярии это лекарство, конечно, блокирует. Но могут быть последствия. Одни больные начинают заговариваться, другие буйствовать, третьи теряют память. Короче, побочные действия.

— Ах, вот оно что.

— Помню, в молодости один парень схватил даже револьвер после дозы этих таблеток и стал нам всерьез угрожать.

— Да что вы?!

— Да… Дело, как сейчас помню, происходило в…

«Н-да… Только память потерять мне не хватает! — думал Ростовский, не слушая разглагольствования любящего потрепаться старика. — На хрена мне эти действия побочные…»

Он положил таблетку на язык. Набрал в рот воды… А когда профессор отвернулся, выплюнул все это, зайдя за палатку.

«Я сделаю «это» сегодня ночью… — вдруг решил он. — Леска — сама по себе. А «это» — само по себе. В темноте ведь тоже лица не видно!»

К тому же если задуманное сорвется — у меня есть хорошая отмазка… объяснение. С этим мепакрином — от которого с ума сходят!»

Юра открыл глаза и прислушался к стариковскому храпу.

«Кажется, профессор спит», — решил Ростовский.

Он осторожно вылез из мешка. Тихо взял винтовку, которую уже с вечера держал на взводе.

И, не включая фонаря, на коленях пополз к тому месту, где спал Горчицкий.

Тьма была полная. Юра ориентировался только по храпу.